Небо покрыто густой пеленой, сквозь которую лишь местами просвечивают звезды. Темнее, чем обыкновенно. И среди этой вечной ночи бродим мы, одинокие и забытые. «Весь мир освещен сияющим светом и охвачен невозмутимой деятельностью; и только здесь раскинулась гнетущая ночь, прообраз мрака, который должен потом объять весь мир». Эта темная, глубокая, спокойная тишина похожа на бездонный, таинственный колодезь, в который ты смотришь, ища чего-то, что должно лежать в нем, – но видишь только отражение собственных глаз… Уф, эти твои старые, изношенные мысли, никак не можешь ты освободиться от них. Неужели не дано тебе никакого средства уйти от самого себя. Неужели в будущем нет иного пути, кроме смерти! Но смерть неизбежна, она придет в один великий и мирный день, отворит широкие врата Нирваны и смоет тебя в море вечности».

«Воскресенье, 2 декабря. Уже несколько дней, как заболел Свердруп, слег и не встает. Надо надеяться, что ничего серьезного все-таки нет; сам-то он считает, что все это пустяки, но во всяком случае приятного мало. Бедняга, он питается теперь одной овсянкой! У него катар желудка, который он, вероятно, заполучил на льду от простуды. Боюсь, что он был слишком неосторожен в этом отношении. Но теперь дело пошло на улучшение, и он, вероятно, скоро поправится. Нам всем это служит предостережением против излишней беспечности.

Перед обедом я предпринял большую прогулку вдоль разводья, которое простирается довольно далеко к востоку и достигает местами значительной ширины. По молодому льду разводья идешь легко и приятно, как по хорошо утоптанной дорожке. А потом, когда поднимаешься опять на старые, покрытые сугробами льдины, начинаешь как следует понимать, что значит ходить без лыж. Разница громадная! Если мне вначале ничуть не было жарко, то, когда я немного прошелся по старому льду, меня пот прошиб. Но что будешь делать? Лыжами пользоваться нельзя, – кругом такая темень, что едва видишь, куда ноги ставить, да и то летишь вдруг кувырком, споткнувшись о ледяной бугор или соскальзывая вниз между большими глыбами.

Читаю сейчас разные английские описания полярных экспедиций времен Франклина и поисков Франклина, и, должен признаться, меня охватывает восхищение этими людьми и той огромной работой, которую они проделали. Английская нация по праву может гордиться ими. Помню, я читал эти рассказы еще мальчиком, и страстное стремление уйти в природу, восхищение картинами ее, которые развертывались передо мной, заставляли громко звучать струны юной фантазии. Теперь я вновь читаю эти книги уже взрослым человеком, который сам испытал кое-что. Мое воображение не пленяют больше романтические грезы, и все же я восхищаюсь и преклоняюсь перед этими людьми. Это были люди со стальной волей – эти Парри, Франклин, Джемс Росс, Ричардсон, Мак-Клюр, Мак-Клинток, да и все остальные. Как хорошо продумано и организовано было снаряжение их экспедиций, при тех средствах, которыми они тогда располагали. Поистине, ничто не ново под луной. Большую часть того, чем я гордился, считая новинкой, применялось уже у них. Мак-Клинток пользовался этим 40 лет назад. Не их вина, что они родились в стране, где употребление лыж неизвестно и где зимой почти не бывает снега. И несмотря на то что во время полярных путешествий им впервые пришлось познакомиться со снегом и способами продвижения по нему, несмотря на то что у них не было лыж и они вынуждены были, утопая в снегу, прокладывать себе путь по неровному дрейфующему льду, пользуясь только нартами с узкими полозьями, – какие только расстояния они не проходили, какие трудности не преодолели. Никто не превзошел их, и вряд ли кто-либо даже может сравниться с ними – разве только русские на побережье Сибири. Но у русских то преимущество, что они уроженцы страны, где снег – обычное явление».

«Пятница, 14 декабря. Вчера у нас был большой праздник в честь «Фрама» – корабля, достигшего наивысшей широты, чем все другие суда до него (позавчера мы были под 82°30 северной широты).

Обеденное меню: отварная макрель с растопленным маслом, посыпанная мелко накрошенной петрушкой, свиные котлеты с французским горошком, норвежская лесная земляника с рисом и молоком; кронмальц-экстракт. Затем кофе. К ужину свежий хлеб, пряники с изюмом и тому подобное. Попозже вечером – большой концерт. Конфеты и груши в сиропе. Кульминационного пункта вечер достиг, однако, когда была внесена и обошла всех чаша с дымящимся горячим и душистым вишневым пуншем. Все уже были в превосходном настроении, но пунш, разумеется, придал вечеру особый праздничный блеск. Для большинства великой загадкой было то, откуда взялись составные части для этого замечательного напитка, в особенности алкоголь.[209]

Затем пошли речи. Сначала длинная и торжественная в честь «Фрама», показавшего теперь, на что он способен. Много было мудрецов, которые покачивали головой, когда мы отправлялись в путь, и напутствовали нас зловещими пророчествами. Но покачиваний головой, наверное, стало бы меньше, а предсказания были бы более милостивыми, если бы они увидели, как мы мирно и спокойно дрейфуем в северных широтах, куда до сих пор не проникало еще ни одно судно. «Фрам» в данный момент – не только самый северный корабль на земном шаре, но он уже прошел обширную неисследованную область на много градусов севернее тех широт, которых вообще достигал человек в море по эту сторону полюса. И надо надеяться, что он на этом не остановится; в тумане будущего таится еще немало побед, которые засияют одна за другой, когда придет время. Но не будем забегать вперед, – сейчас мы празднуем только то, чего уже достигли. Теперь, полагаю, сбылось предсказание Бьёрнсона в его посвящении нам и «Фраму», когда последний спускали со стапелей. Вместе с ним мы можем провозгласить «Фраму»:

Невольно испытываешь чувство какого-то смущения, когда сравниваешь труды, лишения и часто неимоверные страдания наших предшественников, участников прежних экспедиций, с тем покойным образом жизни, который мы ведем, дрейфуя по неизведанной области нашей земли, гораздо более обширной, нежели выпадало на долю большинства предыдущих полярных экспедиций в течение одного плавания. Право, у нас есть все основания быть довольными «Фрамом» и нашим плаванием до сих пор. Думаю, что нам удастся отдарить Норвегию кое-чем за ее веру в нас, за моральную и материальную помощь экспедиции. Но не будем забывать и наших предшественников. Будем восхищаться их борьбой и их мужеством; будем всегда помнить, что путь нашему плаванию был проложен только их трудами и их достижениями. Лишь благодаря коллективному опыту человечество добилось некоторых успехов в борьбе с врагом, самым опасным и победоносным доселе врагом исследователей арктических областей, – с плавучим льдом, и притом с помощью самого простого способа: идти с ним, а не против него, добровольно отдаваясь ему во временный плен, заранее к тому подготовившись.

Мы попытались на своем корабле использовать весь опыт наших предшественников. Понадобились годы для того, чтобы все это освоить. Но зато, обладая этим опытом, мы, надеюсь, можем не бояться любых превратностей судьбы в этих неизведанных водах. Мне думается, что нам сопутствует удача. И думается, все мы здесь того мнения, что нет таких трудностей, нет таких препятствий, каких бы мы не могли преодолеть с помощью средств, имеющихся в нашем распоряжении, чтобы затем бодрыми, здоровыми и с богатыми научными результатами возвратиться домой в Норвегию. Итак, осушим бокалы в честь «Фрама»!

Таково было примерно содержание моей речи. Затем последовали музыкальные номера и, ко всеобщему восторгу, выступление кузнеца Ларса в качестве солиста-танцора. Ларс заверил нас, что если только он когда-нибудь возвратится на родину и попадет на праздник, вроде того, какой был устроен в нашу честь при отъезде из Христиании или из Бергена, то уж его ноги поработают на славу! Затем мы провозгласили еще тост – за тех, кто остался дома и ждет нас год за годом, не зная, в каких краях нас искать, за тех, кто напряженно прислушивается и не получает ответа, но все же продолжает верить в нас и в наше предприятие, за тех, кто, отпустив нас в этот путь, принес самую большую жертву.