Изредка с берега доносилось «ура», то из толпы ребятишек, то взрослых. По большей части это удивленные крестьяне, они подолгу глядят вслед странному судну, будто размышляя о целях его загадочного плавания. Гребцы и пассажиры на яхтах и шлюпках – женщины и мужчины в пылающих на солнце красных платьях – бросают весла и во все глаза глядят на корабль. Из городов, мимо которых мы проходим, высылают нам навстречу пароходы с музыкой, песнями и пушечными салютами; пароходы битком набиты людьми, желающими нас приветствовать и пожелать счастливого пути. С больших туристских пароходов салют дают флагами и пальбой; приветствуют все яхты, все шлюпки.
Несколько тяжело чувствовать себя предметом такого внимания; ведь есть что-то неудобное, стесняющее в таких преждевременных чествованиях, когда еще ничего не совершено. Недаром старинная поговорка говорит:
День хвали вечером,
Жену, когда она превратилась в прах,
Клинок, когда он испытан,
Женщину, когда она вышла замуж,
Лед, если ты его прошел,
Пиво, когда оно выпито.
[83]Всего трогательнее был интерес к нам бедных рыбаков и крестьян и их приветствия. Они часто приводили меня в изумление; я чувствовал, что они следят за нами с большим волнением.
Помню однажды, вблизи Хельгеланда, какая-то старая женщина без конца махала нам платком с голой скалы. Дом ее лежал далеко от берега, под горою.
– Может ли быть, что она машет именно нам? – спросил я стоявшего возле меня лоцмана.
– Да, без сомнения, – ответил он.
– Но как может она знать о нас?
– О, здесь все знают о «Фраме» и обо всем плавании; в каждой избушке знают. И с нетерпением будут ожидать вашего возвращения, будьте уверены, – ответил он.
Поистине ответственную задачу берем мы на себя, раз весь народ с нами. Подумать только: вдруг все окажется заблуждением!
Вечером я садился на палубе и глядел на берег. На мысах и островах рассеяны повсюду одинокие домики. Здесь ведет свою суровую жизнь норвежский народ в борьбе с каменистой почвой, в борьбе с морем.
Этот народ посылает нас в плавание, в великую полную опасностей неизвестность – тот самый народ, который стоит там в рыбачьих лодках и с изумлением следит, как тяжело нагруженный «Фрам» медленно движется на север. Многие снимают зюйдвестки и кричат «ура», другие успевают только посмотреть на нас. Там, на мысе, толпа женщин, которые кричат и кланяются нам, а на море перед нами на нескольких лодках дамы в светлых летних костюмах и мужчины с веслами машут зонтами и платками. Да, это они нас посылают. Трогательно видеть это. Вряд ли кто из них толком знает, на что жертвовал свои деньги. Быть может, они слыхали, что затевается опасный поход, – но зачем, для какой цели?.. Не обман ли все это? И все же их взоры обращены к нашему судну, и в их сознании при виде его мелькает, хотя на мгновение, новый, непостижимый мир, зарождается стремление к чему-то им еще неизвестному…
А здесь на борту люди, покинувшие жен и детей. Сколько боли причинила разлука, какую тоску и лишения таит в себе будущее? И не выгоды прельстили этих людей. Быть может, честь и слава? Но ведь и они могут оказаться невелики. Нет, это еще и по сей день дает ростки все та же жажда подвигов, то же стремление переступить пределы известного, что кипело в этом народе в эпоху саг. Несмотря на всю погоню за хлебом насущным, не такой уж, пожалуй, перевес имеет в жизни народа мысль о выгодах. Так как время нам было дорого, я не зашел, как предполагал первоначально, в Тронхейм, но остановился в Бейарне, где к нам присоединился Свердруп. Здесь же мы приняли на борт профессора Броггера, провожавшего нас до Тромсё.[84]
Наш врач получил здесь три громадных ящика с медикаментами – подарок аптекаря Брунна из Тронхейма.
Потом мы отправились дальше на север вдоль чудного Норланда. В двух местах мы остановились, чтобы взять сушеной рыбы – пищу для собак. Мы прошли мимо Торхаттена, Семи Сестер, Всадника, мимо Ловунена и Трэнена в открытое море, мимо Лофотенских островов[85] и всей прочей красоты. Смелые могучие богатыри один за другим проходили перед нами, один другого величественнее и прекраснее. Это настоящий мир саг, страна грез.
Словно боясь что-либо упустить, мы подвигались очень медленно.
12 июля пришли в Тромсё, где предстояло взять уголь и различное снаряжение: меха, камусы[86] (сапоги из оленьей шерсти), финские каньги (непромокаемые сапоги), альпийскую траву (Sennegras),[87] сушеное оленье мясо и т. п., запасенные неутомимым другом экспедиции Макком.
Отто Нейман Свердруп, капитан «Фрама»
Тромсё оказал нам холодный прием. Налетел сильный северо-западный шторм с метелью и градом. Скалы, низменности и крыши домов целый день лежали под снегом. Это был самый неприятный июльский день, когда-либо пережитый мною. Старожилы Тромсё уверяли, что не помнят такого июля. Но, быть может, они говорили это из боязни, чтобы мы не подумали, что у них всегда стоит такая погода; ведь от города, где в Иванов день ходят на лыжах, можно всего ожидать.
На следующий день был завербован новый член нашей экспедиции – Берн Бентсен. Бравый парень. Первоначально он предполагал дойти с нами до Югорского Шара, но потом остался с нами до конца плавания и оказался настоящей находкой. Он был мастером на все руки, всегда жизнерадостным и неутомимым затейником.
После двухдневной остановки в Тромсё пошли дальше. Восточнее Нордкапа, или Магерё, в ночь на 16-е нас застигла такая сильная волна, что пришлось укрыться в Келлфьорд, чтобы получше разместить груз на «Фраме», заполнить бункера углем и т. п. Мы не пожалели потратить на это целых два дня, чтобы подготовиться как следует к переходу до Новой Земли. Мне пришла, было, сначала в голову мысль взять еще запас угля в Вардё,[88] но так как мы и без того были перегружены, а в Югорском Шаре должна была нас встретить с углем яхта «Урания», я счел возможным удовлетвориться имевшимся запасом. Не следовало забывать, что мы еще могли встретить плохую погоду в Баренцевом море.
В 10 часов утра мы подняли якорь и к вечеру пришли в Вардё, где нас ожидал восторженный прием. Оркестр на дамбе, фьорд, полный лодок, флаги, салюты. Как нам сказали, народ ждал с предыдущего вечера. Некоторые приехали даже из Вадсё. Нашим прибытием не преминули воспользоваться, чтобы открыть подписку на покупку турецкого барабана для городского оркестра «Северный полюс». Здесь, прежде чем сказать Норвегии последнее «прости», нам устроили шумный праздник.
Последнее, что оставалось сделать, это очистить киль «Фрама» от ракушек и водорослей, чтобы он мог развивать наивозможно большую скорость. Работу эту проделали водолазы, охотно предоставленные в наше распоряжение начальником городских портовых работ.
Наши тела также требовали последней услуги цивилизации – бани, прежде чем начать жизнь дикарей. Городские бани – небольшой бревенчатый дом. Самое помещение внутри бани низкое, с полками, на которых лежат и парятся в горячем пару, его непрерывно пополняют, поливая водой раскаленные камни, нагроможденные в нестерпимо жаркой печи, достойной самого ада. И при этом вас бьют березовыми вениками молодые финские девушки.[89] Потом они вас массируют. Вся эта процедура столь же чиста, как и приятна. Я думаю, что сам старик Магомет не сумел бы устроить ничего лучшего в своем раю.