Люди обычно не прочь посмотреть на самих себя со стороны, и я тоже не составляю исключения из этого правила. Дорого дал бы я, чтобы увидеть нас обоих в том немытом, неподдельно-естественном виде, в каком мы вылезли из нашего логова, очутившимися среди толпы английских туристов обоего пола. Сомневаюсь, чтобы на нашу долю выпало много объятий или shake hands [дословно: показать рукой, обменяться рукопожатием], но ничуть не сомневаюсь, что на нас стали бы глазеть во все дверные щелки и замочные скважины, к каким только можно было бы получить доступ.
На Родину!
«Виндворд» покинул Лондон 9 июня, Вардё – 25 июня и пробивался сквозь льды около трех недель, чтобы подойти к нам. На судне привезены четыре оленя для Джексона, но ни одной лошади, которых он ожидал. Один олень издох по дороге. На судне было, кроме того, несколько баранов.
Закипела работа по разгрузке «Виндворда». На берег доставляли съестные припасы, уголь, олений мох – ягель и прочие грузы, привезенные для экспедиции. В работе принимал участие весь экипаж судна и члены английской экспедиции. Дело подвигалось быстро. По неровному льду была расчищена хорошая дорога, и нарты с грузами одни за другими мчались к берегу. Не прошло и недели – капитан Браун был готов к отходу. Теперь не хватало только писем и телеграмм Джексона; на них потребовалось еще несколько дней.
Тем временем поднялся шторм, ветер задул с моря. Канаты, которыми «Виндворд» закрепился за кромку льда, лопнули, судно стало дрейфовать и вынуждено было искать якорной стоянки поближе к берегу, где, однако, оказалось настолько мелко, что под килем оставалось всего на два фута воды. Ветер нагонял лед, проход у берега всюду закрылся, льдины беспрестанно приближались; одно время положение стало далеко не веселым. К счастью, льды не дошли до судна, и оно избегло опасности быть выжатым на береговую отмель. Все это задержало судно еще дня на два. Когда «Винд-ворд», наконец, освободился, лихорадочная спешка охватила маленькую колонию. Уезжающие готовились к отъезду, остающиеся торопились доставить на судно последние письма и посылки. Это сопряжено было, однако, с немалыми трудностями, так как на припае громоздились бесчисленные ледяные обломки и пробираться вперед было нелегко. Судно с нетерпением ждало сигнала к отходу, и капитан Браун подавал время от времени гудки. Наконец, все было готово, и мы, отправлявшиеся домой, все собрались на палубе. Это были: мистер Фишер, мистер Чайльд, мистер Бургесс, финн Бломквист из английской экспедиции и, кроме того, Йохансен и я.
Солнце, прорезав тучи, озарило мыс Флора. Мы замахали шляпами и в последний раз послали громкое прощальное «ура» шестерым зимовщикам – маленькой темной точке на белизне огромной ледяной пустыни.
Под паром и парусами, подгоняемые попутным ветром, двинулись мы, наконец, 7 августа по волнующейся водной поверхности на юг.
Счастье благоприятствовало нам. На пути к северу «Винд-ворд» должен был бороться с тяжелыми льдами и с трудом пробился к берегу. Теперь, идя к югу, мы тоже встречали много льда, но он был разреженный, рыхлый и сравнительно легко проходим. Только в немногих местах судно останавливалось, чтобы форсировать льды с помощью машины.
«Виндворд» находился в надежных руках. Капитан Браун долго плавал на китобойных судах и умел вести бой с более сильным противником, нежели тот тонкий лед, с которым ему пришлось встретиться здесь. Все время, пока в море попадались хотя бы отдельные льдины, с утра и до вечера он сидел наверху в бочке. Спал он очень мало; не раз капитан говорил, что он должен во что бы то ни стало доставить нас домой раньше, чем вернется «Фрам»; он хорошо понимал, какой удар будет нанесен нашим близким, если «Фрам» вернется без нас.
Благодаря капитану Брауну путешествие домой совершалось быстро и приятно. Я всегда с чувством живейшей благодарности и глубокого счастья вспоминаю об этих днях: о том, как трогательно, внимательно относились к нам все, начиная с капитана и кончая матросами; вспоминаю о маленьком поваре, который ежедневно просовывал свое приветливое лицо в дверь каюты с вопросом: что для нас приготовить, или будил меня по утрам веселой песней. К тому же мы неуклонно приближались к дому; уже можно было сосчитать дни и часы, которые остались до прибытия в норвежскую гавань и приобщения к миру.
Исходя из опыта плавания к Земле Франца-Иосифа, капитан Браун считал, что на обратном пути ему легче будет пробиться сквозь льды, если он сначала направится на юго-восток к Новой Земле, что представлялось ему ближайшей дорогой к открытому морю. И он оказался прав. Пройдя около 220 морских миль во льдах, мы вышли на чистую воду, в вершине бухты, вдававшейся в лед далеко на север, и попали в надлежащую точку; если бы мы пошли немного восточнее или западнее, то могли бы кружить во льдах столько же недель, сколько теперь потребовалось дней, чтобы пройти весь этот путь. Наконец-то, наконец, мы снова увидели перед собой синее море! Взяли курс прямо на Вардё. Чувство легкости и покоя охватывало нас, когда взор скользил по расстилавшейся перед нами синеве. С каждым днем мы приближались к родине.
Однажды утром, любуясь морем, мы вдруг заметили на горизонте какой-то предмет. Что бы это такое могло быть? Я взбежал на капитанский мостик и поднес к глазам бинокль. Первый парусник! Подумать только: мы снова в водах, по которым плавают и другие люди!.. Вскоре увидели еще несколько парусников, а несколько позже в тот же день – четыре настоящих колосса.
Вечером 12 августа я заметил впереди низко на горизонте что-то темное. Что это такое? По правому борту тянулась к югу низкая и ровная полоса. Я все больше и больше всматривался… Это была земля!.. Это была Норвегия! Я словно окаменел, вглядываясь сквозь мрак ночи в эту темную полосу, и страх закрадывался в душу: какие вести ждут нас там?..
Когда на следующее утро я вышел на палубу, мы находились уже под самым берегом: голая и пустынная страна вряд ли была более привлекательной, чем земля, покинутая нами недавно среди туманов Ледовитого моря. Но все же это была Норвегия. Ночью капитан ошибся и пошел несколько севернее, чем следовало; пришлось идти против ветра и волны, прежде чем мы достигли Вардё. Миновали несколько судов и приветствовали их поднятием флага. Встретили таможенное судно; оно подошло бок о бок на парусах, но у нас ему нечего было делать, и никто с него не поднялся к нам на палубу для осмотра.
Потом прибыли лоцманы – отец с сыном. Они приветствовали Брауна, но никак не ожидали встретить на борту английского судна соотечественников. Когда я заговорил по-норвежски, они слегка удивились, но особого внимания на это не обратили. Браун спросил их: знают ли они меня. Старик поглядел долгим взглядом, и по лицу его промелькнуло что-то вроде сомнения. Но едва имя Нансен сорвалось с уст добросердечного капитана и он схватил старого лоцмана за плечи и встряхнул, радуясь, что может сообщить ему такую новость, как огрубевшее от непогоды лицо рыбака озарилось радостью, смешанной с изумлением. Схватив мою руку, он поздравил меня с возвращением к жизни. На родине люди давно уже похоронили меня. И посыпались расспросы об экспедиции, о Норвегии.
О «Фраме» до сих пор ничего еще не было слышно. Значит, наши близкие избавлены от волнения.
Тихо и никем не замеченный, подняв все флаги, вошел «Виндворд» в гавань Вардё. Еще раньше, чем был отдан якорь, мы с Йохансеном уже плыли в лодке к телеграфной станции.
На пристани никто не узнал нас; единственным существом, обратившим внимание на возвращающихся путешественников, была умная корова, которая остановилась посреди узкой улицы и с удивлением поглядела нам вслед. Вид этой коровы так живо свидетельствовал о наступившем здесь лете, что я готов был подойти и от всего сердца обнять ее. Теперь я почувствовал, что я действительно в Норвегии.
Затем мы пришли на телеграф. Я положил на конторку солидную пачку телеграмм и сказал, что несколько телеграмм мне бы хотелось отправить как можно скорее. Телеграмм было несколько десятков, и некоторые из них были очень длинные, по две-три тысячи слов каждая. Начальник телеграфной конторы пытливо поглядел сначала на меня, потом на пачку, спокойно взял ее, но лишь только взгляд его упал на подпись под верхней телеграммой, как выражение его лица сразу изменилось; он быстро повернулся и отошел к сидевшей за столом телеграфистке.
