Дэни разложила вещи, привязала животных и пошла в центр небольшого поселка, горя желанием встретиться со своими старыми друзьями. Поседевшие старые трапперы напоминали ей Большого Джейка. Молодые охотники, длинноволосые и длиннобородые, с кожей, изрытой морщинами от долгого пребывания на солнце, выглядели значительно старше своих лет. В отличие от Фонтейна и Маддокса, они не представляли для нее никакой опасности. Все они знали ее лишь как сына Большого Джейка, и ей было легко с ними. Сейчас, после того, как Дэни встретила этих двух незнакомцев, она поняла, что никто из здешних мужчин не пробуждал в ней таких чувств, какие будил Фонтейн. Когда она смотрела на него, в душу ей снова закрадывалось странное томление, что мучило ее на протяжении всего лета.
Проходя мимо стоящих на небольшом лугу палаток и вигвамов, Дэни замечала возле многих из них индианок и детей-метисов, отцами которых были трапперы. Перед жилищами охотников лежали на земле шкуры, находящиеся на различных стадиях дубления. Женщины готовили еду над кострами или сидели возле вигвамов и сшивали шкуры, запасаясь зимней одеждой. Рядом дети возились друг с другом и с собаками, которые беспрепятственно носились по всему лагерю.
Она остановилась и некоторое время смотрела на индианку, чистящую на траве шкуру бизона, прикрепленную к земле колышками мехом вниз. Коричневые пальцы скво[6] крепко сжимали кожаную рукоятку скребка из кости бизона. Дэни по собственному опыту знала, что очистка шкуры – лишь первая стадия длительного процесса выделки кожи. Далее шкуру смазывают смесью из мозгов, печени и жира бизона, сушат, отжимают, выщипывают волосы и разминают, пока она не сделается мягкой, как ткань.
Дэни смотрела на стоящую на коленях женщину, которая, казалось, не замечала, что за ней наблюдают, и с чувством облегчения думала о том, что она никогда не будет ничьей скво. Ей не раз приходилось выполнять такую же работу, но она работала для себя. Мысль о том, что нужно подчиняться мужу, оставаться в лагере вместо того, чтобы испытывать волнующий азарт охоты, вызывала у нее отвращение. Обхватив пальцами свой пояс, она неторопливо пошла дальше.
Во время таких сборов в промежутках между азартными играми, попойками и шумными ссорами трапперы чинили свое оружие и капканы. Большинство из них носили в крепких мешках из бизоньей шкуры от шести до восьми капканов. Лучшие изготовители капканов находились далеко, в Сент-Луисе, и поэтому все старались содержать свои металлические капканы в исправности.
На лугу стояли лагерем почти сорок охотников, и Дэни знала большинство из них. Она подошла к группе примерно из десяти мужчин, собравшихся вокруг костра.
– Эй, Дэни! – воскликнул один из них. – Присядь, выпей с нами. Я слышал, ты потерял Большого Джейка?
– Я не потерял его, – ответила она. – Он просто отдал Богу душу. Я точно знаю, где он.
Дэни заставила себя широко улыбнуться, скрыв свою боль. Она знала, что эти мужчины ни за что не обнаружат свою печаль, если потеряют близкого друга.
Коренастый человек с растрепанными рыжими волосами, которого звали Ирландец Билли, так хлопнул Дэни по спине, что она едва удержалась на ногах.
Кто-то протянул ей кружку мононгахелы[7] налитой из бочонка. Бочонки были изогнутыми – новшество, облегчавшее их перевозку на мулах.
Она собралась отказаться от виски и нерешительно покачала головой, но Ирландец Билли сказал:
– Бери, парень. Это бесплатно.
Дэни не хотела обидеть Билли и поэтому взяла чашку, поднесла ее к губам и сделала глоток. Виски обожгло ей язык, подействовав на все органы чувств. У нее защипало в глазах, когда разведенный водой напиток достиг ее горла, и она закашлялась. Зная, что виски стоит пять долларов за пинту, она, даже кашляя, продолжала крепко сжимать кружку, чтобы не пролить драгоценную жидкость.
– Давно же ты не выпивал, Дэн! – воскликнул Энрике Домингез. Он смотрел на нее еще несколько мгновений, потом не выдержал, хлопнул себя по бокам и затрясся от смеха. Не удержавшись на ногах, он повалился на землю и мужчины загоготали уже над ним.
Между Дэни и Большим Джейком была договоренность в отношении спиртного: когда трапперы кутили, она притворялась, что пьет, в то время как он проглатывал свою долю; потом они быстро обменивались кружками – это движение оставалось незамеченным в суматохе, царящей на таких мероприятиях. Она так и не пристрастилась к спиртному и не научилась пить: Большой Джейк был категорически против этого. «Вино только повредит тебе мозги, – говорил он ей. – С нас хватит одного тронутого».
Сейчас она держала кружку с драгоценным напитком и после первого самого трудного глотка обнаружила, что ей очень нравится охватившая ее теплая истома.
Она сидела, слушала, как мужчины обмениваются новостями и слухами, смаковала виски и чувствовала, что впервые за много дней расслабилась. Откинувшись на бревне, она узнавала из разговоров друзей, кого из трапперов отправили на тот свет и кто сам отдал Богу душу со времени их последней встречи. Цена бобра выросла до шести долларов за шкурку – это была хорошая новость для всех. Когда пришла очередь Дэни внести свою лепту в общую беседу, она быстро рассказала охотникам о кончине Большого Джейка, и мужчины некоторое время молчали, глядя на огонь и размышляя каждый по-своему о бренности этой жизни. Потом ей пришлось сообщить им о смерти Моуза и о том, как двое незнакомцев, с которыми она приехала в лагерь, пришли ей на выручку, когда она попала в руки бандитов, убивших Моуза. Дэни не упомянула о том, что произошло накануне ночью. Описав горбуна, который скрылся на одном из мулов Моуза, она замолчала и стала слушать других рассказчиков.
Кто-то достал относительно свежую, шестимесячной давности газету, выпущенную в Сент-Луисе. Ее стали передавать из рук в руки, но Дэни отказала себе в удовольствии почитать, когда газета дошла до нее. С наступлением темноты рассказчики начали все больше приукрашивать свои истории.
Хенри Маркер, молодой охотник, сидел, закутавшись в одеяло. Хотя у него был молодой голос и крепкое тело, волосы его, свисавшие ниже плеч, были совершенно белыми. Длинная борода доставала до второй пуговицы на его рубашке, и глаза его дико вращались, когда он рассказывал о своих приключениях. Летом он отправился на юг в одиночестве и добрался до огромной пустыни, где ничего не росло. У него кончились продукты, и чтобы не умереть с голоду, он вынужден был съесть свои мокасины. В другой раз он засунул руки в муравейник, и когда они покрылись ползающими и кусающимися насекомыми, слизал их языком.
– Проклятие! – прошептал Хенри, сопровождавший свой рассказ энергичной жестикуляцией. – В конце концов, чтобы выжить, я стал пускать кровь мулам и пить ее.
– Черт! – отозвался кто-то из толпы сочувственным тоном, и Дэни решила, что нет ничего удивительного в том, что волосы Хенри поседели.
В костер подбросили веток. Солнце спряталось за горами, над долиной сгустились лиловые сумерки.
– У нас есть время, чтобы поиграть в «угадку», пока совсем не стемнело. Как ты на это смотришь, Дэни? – обратился к ней Энрике.
Дэни считалась непревзойденным мастером этой игры. Она и Энрике были давнишними соперниками. Энрике был чемпионом до того, как Дэни научилась играть в «угадку».
Спиртное уже оказывало на нее свое коварное действие, и, несмотря на расслабленность, Дэни ощущала странную эйфорию; ей казалось, что она сможет справиться с любыми трудностями. Она посмотрела на Энрике смелым взглядом.
– Что ж, если ты ничего не вынес из прошлых уроков, Рике, я преподнесу тебе еще один. Только ты будешь угадывать первым.
Дэни подняла сумку из лисьей шкуры, висевшую у нее на поясе; край сумки украшала голова лисы. В этой сумке лежали самые ценные для Дэни предметы: блестящий черный камень, всегда казавшийся влажным, косточка вишни, которую она использовала для игры в угадку, и кремень для высекания огня.