- Народ тут дошлый, - добавляет Джимми. - Что ему до сохранения окружающей среды, если мясо нужно... Вот и додумались: завезли несколько коз на один из островов и оставили их там. Козы расплодились. Теперь "животноводы" ездят туда "за мясом".
- Но я читал, что так поступали только в далеком прошлом, во времена корсаров, - робко усомнился я.
- В далеком прошлом - само собой. А то, о чем говорю я, было совсем недавно, десяток лет назад, - поставил точку Джимми.
Назад возвращаемся гуськом: впереди Джимми, за ним я, замыкает шествие Хорхе. Внезапно Джимми останавливается как вкопанный. Замираем и мы. Наконец он подает мне знак, я осторожно приближаюсь и начинаю вглядываться в ту сторону, куда указывает его вытянутая рука.
- Зяблик! - шепчет мне в самое ухо Джимми.
И тут в образовавшееся в зелени окно я увидел застывший на ветке ярко-красный комочек. Зяблик Дарвина! Птица сидела нахохлившись, видно, намокла на дожде. Она была совсем близко, метрах в пяти, и я смог хорошо ее рассмотреть. Размером - с кулак. На красный шарик-грудку посажен совсем крохотный шарик - серенькая головка. "Трак! - щелкнул затвор фотоаппарата. - Трак!" Красный комочек не пошевелился.
- Зяблик-плотник. - Джимми произнес это нарочито громко. Птица не реагировала. Но стоило ему сделать шаг, как она вспорхнула и исчезла в ветвях.
- А вам самому доводилось видеть, как зяблики "охотятся" с помощью "инструмента"? - спрашиваю я Джимми, когда мы снова занимаем места в автобусе.
- Конечно, - отвечает он. - И должен сказать, занятное это зрелище, когда этакая вот пичужка подберет палочку или иглу кактуса и примется ковырять ею в щелях и трещинах старых стволов деревьев, где есть червяки и личинки. Ковыряет и ковыряет, пока насекомое не вылезет. Тотчас "инструмент" в сторону - и хвать добычу! Так и перелетает от дерева к дереву. Только не подумайте, что "работающего" зяблика можно увидеть на каждом шагу. Это как повезет. Кстати, зяблики-плотники водятся только на нашем острове.
"Только на нашем острове"... Как это было похоже на Джимми Переса! Короткого общения с ним было достаточно, чтобы уверовать, какой это большой патриот своего острова. Стоило заговорить о возможностях поездки по островам, как он, ответив лаконичным "организуем", принялся нахваливать Санта-Крус - дескать, зачем ездить куда-то, если все самое интересное тут, под рукой: и ямы, и гигантские черепахи, и зяблики, и научная станция имени Дарвина, и, разумеется, Пуэрто-Айора с его восемьюстами жителями.
Через два дня на Дарвиновской станции меня более подробно посвятили в "проблему зябликов". Я узнал, например, что на островах помимо "плотников" водятся и другие подвиды, каждый из которых своим образом жизни, точнее, способом добывания пищи иллюстрирует значение эволюции в процессе естественного отбора. Так, знаменитый "подниматель тяжестей" способен в поисках пищи приподнимать своим сильным клювом камни, которые в 15 раз тяжелее его собственного веса. А крохотный зяблик-вампир, прозванный так за острый, как игла, клюв, усаживается на птицу, которую эквадорцы называют "глупой птицей", прокалывает ей кожу на крыле у основания перьев и сосет вытекающую из ранки кровь. Не случайно всех зябликов, обитающих на Галапагосских островах, называют "зябликами Дарвина" - они наряду с другими обитателями архипелага послужили великому ученому наглядным материалом для размышлений, из которых и родилась его знаменитая теория эволюции.
Закат в горах
В Пуэрто-Айора мы приезжаем, когда солнце клонится к закату. Хорхе останавливает автобус возле небольшой гостиницы "Солимар", принадлежащей Джимми Пересу, помогает ему выгрузить ящики и мешки с провизией, кричит мне на прощание: "Адьос, мистер!.. Адьос, камарада!..", чем вызывает улыбки остальных пассажиров, и катит дальше. Джимми показывает мне мою комнату и отправляется распорядиться по хозяйству. А я выхожу на небольшую террасу, увитую бугенвиллеями, и, устроившись в плетеном соломенном кресле, наслаждаюсь видом уютной бухты, на водной глади которой застыли белоснежная яхта и пара рыбацких шаланд.
Внезапно тишину нарушает резкое хлопанье крыльев, и в двух-трех метрах от меня на террасу опускается крупная серая цапля. Не обращая на меня ни малейшего внимания, она приближается к столику, за которым я сижу, обследует его поверхность и, видя, что поживиться нечем, направляется к приоткрытой двери, ведущей в зал. Вот она останавливается, всовывает голову в щель и застывает, глядя на стоящий в зале... холодильник.
Появляется Джимми. Открыв дверь, он грозит цапле пальцем. Та отступает назад, но не улетает.
- Пять часов. Можно не проверять, - говорит Джимми. - Она прилетает три раза в день - к завтраку, обеду и ужину: в восемь утра, в час и в пять вечера. В отличие от туристов никогда не опаздывает. По ее визитам хоть часы сверяй.
Он достает из холодильника "рыбешку" (любой московский рыболов наверняка был бы горд, поймав "рыбешку" столь внушительных размеров) и подбрасывает ее в воздух. Цапля ловко ловит ее раскрытым клювом, проглатывает и снова косит глазом на холодильник.
- Хватит, хватит, пошла прочь, - машет на нее рукой Джимми.
Цапля топчется на месте, потом, шумно взмахнув метровыми крыльями, улетает. А Джимми подсаживается ко мне.
- Доверчивость здешних птиц и животных поразительна, - рассказывает он, - В обоих поселках архипелага - в Пуэрто-Айора и Пуэрто-Бакерисо маленькие птицы влетают в окна отелей, кружат, не боясь туристов, над столами и подбирают крошки, которые остаются на скатертях. А там, где люди живут на фермах, они и вовсе ручные. Вот как эта игуана... - кивает он на балюстраду, отгораживающую террасу от кромки берега.
Я оборачиваюсь и цепенею - с балюстрады на меня в упор смотрит... черный дракон. Злые глазки, раскрытая пасть, на шее складки кожи, ряд шипов, начинаясь на голове, тянется по всей спине. Ну чем не исчадие ада?! Дракон медленно сползает на пол и замирает посреди террасы. И тут я замечаю другую игуану - распластавшуюся на стене вниз головой и не сводящую с нас глаз.
- Домашние... - усмехается Джимми.
- Тоже приползли на кормежку? И тоже - по часам?
- Нет, эти ползают когда хотят и где хотят. Вреда от них никакого, скорее польза - от пауков да мух избавляют. Ящерица - она и есть ящерица. Да вы к ним быстро привыкнете.
- Едва ли. - Я не отрываю взгляда от прилипшего к стене выходца из доисторических времен. - Чересчур они "симпатичные"...
Ровно в шесть солнце падает за горизонт - по нему тоже можно сверять часы: и день и ночь здесь, на экваторе, длятся одинаково - по 12 часов. Все окрест погружается в бархатистую мглу.
После ужина я опять выхожу на террасу полюбоваться ночным пейзажем. Повисший над головой полукруг луны тусклым светом освещает бухту Академии. На противоположном берегу желтыми светлячками горят огни в домиках Дарвиновской станции. Издали, с небольшого островка, неустанно подмигивает белый глаз маяка, сторожащего вход в бухту. Лениво шурша, набегает на черный берег мелкая волна - начинается прилив. А по небу низко-низко, почти задевая крыши домов, плывут тяжелые сизые тучи - ночью опять будет дождь...