Вот месса окончена. Все выходят из церкви и садятся на лошадей. Льстецы произносят хвалебные речи в честь своих "корасов", те выслушивают дифирамбы, после чего пытаются галопом ускакать от свиты. Свита преследует своих покровителей, бросает в них карамель, пытаясь их "ранить", "корасы" же не должны защищаться руками - правила предписывают им лишь уклоняться от "снарядов". Нечего и говорить, что участники праздника - отличные наездники, превосходно управляющие лошадьми.

По окончании состязания жюри осматривает его участников и определяет, кто из них получил меньше "ранений". Так выявляется победитель. После этого индейцы, уже не различая "чинов" и "званий", всем миром отправляются в кабак. Праздник продолжается несколько дней.

Такова внешняя канва "Фестиваля Сан-Луис Обиспо". Узнать, что символизирует собой "сладкий праздник" и каково его происхождение, мне, к сожалению, так и не удалось.

В последние годы прогрессивная общественность Эквадора все громче бьет тревогу по поводу настоящей экспансии питейных заведений, которые растут в долине Отавало как грибы после дождя. Однако никто не сдерживает появления все новых и новых кабаков, никто не контролирует, чем там торгуют. В результате возле таверн, а то и прямо на обочинах дорог все чаще можно увидеть забывшихся пьяным сном индейцев. Молох алкоголизма безжалостно пожирает здоровье отавало.

Знакомясь с жизнью и бытом отавало, нельзя не согласиться с существующим мнением, что по сравнению с другими индейскими народами на континенте они достигли "процветания и весьма высокого уровня жизни". Разумеется, их "процветание" весьма относительно. Те, кто утверждает это, исходят, в частности, из того факта, что многие общины отавало вкладывают свои накопления в покупку земли, ибо считают, что земельная собственность гарантирует им "экономическую независимость".

Действительно, в целом ряде случаев сложилось такое положение, когда общины, имеющие большие земельные площади, достигли соответственно и большей "индустриализации" в сфере ткачества, если только это слово вообще применимо к их кустарному способу надомного производства. Так или иначе, владение землей, скотом, собственными (пусть примитивными) средствами производства ставит отавало в социально-экономическом плане в привилегированное положение по сравнению с индейскими народами, населяющими эквадорскую Сьерру или Восточную Сельву.

Но и эта их привилегированность тоже весьма и весьма относительна. Ибо при всем том, что они отличные земледельцы и ткачи и их кустарная продукция находит широкий сбыт и в стране, и за рубежом, что их дети ходят сегодня в школу наравне с белыми детьми, а сами они избавлены от откровенной расовой дискриминации, они по-прежнему стоят на одной из самых нижних ступенек современного эквадорского общества, а "настоящие" эквадорцы все еще относятся к ним как к "невежественным индиос".

...В помещении Конфедерации трудящихся Эквадора как-то появилась группа крестьян. Низкорослые и разновозрастные. Обветренные лица под вылинявшими, выгоревшими от дождей и горного солнца фетровыми шляпами цвета вареного гороха. Грубые домотканые пончо неопределенно коричневых тонов. Все - из Гальте, что в провинции Чимборасо.

"Голове" группы Мартину Покульпале 36 лет, но выглядел он гораздо старше своего возраста. Неспешно объяснял Покульпала секретарю Конфедерации по крестьянским вопросам проблемы крестьян Гальте:

- У нас нет земли. Совсем нет. Мы приехали в Кито в Федерацию индейцев за помощью. Надеемся, что Конфедерация трудящихся тоже нам поможет. Дело в том, что среди крестьян Гальте уже сейчас наблюдается разлад, хотя аграрная реформа в наших краях еще и не начиналась. Землю нам обещают давно, но никак не дадут. А крестьяне уже спорят между собой: что с землей делать? Одни хотят создать кооператив, другие ратуют за общину наподобие тех, какие существовали в старину, третьи колеблются, ни туда ни сюда...

Ходоков было много, человек пятнадцать. И почти все думали, что уж в столице-то можно решить вопрос насчет "их землицы" там, в Гальте.

- Мы пока мирными средствами добиваемся выделения нам земли, - говорил один из них. - Но сколько можно ждать? Провинция наша славится боевыми традициями, они создавались в ходе борьбы крестьян-индейцев за землю. Борьба эта велась десятилетиями. Неужто опять придется браться за вилы?..

- В нашей округе шестьсот восемьдесят гектаров земли, - рассказывали ходоки. - Вся она в распоряжении Института аграрной реформы. Крестьяне хотят, чтобы землю отдали пятистам семьям и чтобы дети "уасипунгеро" организовали на ней кооператив. Институт тоже хочет создать кооператив, но на свой лад и только из шестидесяти семей. А что делать остальным?..

Из дальнейшей беседы выяснилось, что борьбу за эту землю ведут уже два поколения крестьян Гальте. Началась она еще в 1928 году, когда труженики земли восстали против произвола латифундиста Рамона Борхи Монкайо, наймиты которого избивали крестьян, насиловали их жен, отнимали домашний скарб, одежду, даже кур. Крестьянское восстание было подавлено, многие его участники арестованы и посажены в помещичью каталажку. Но борьба не прекратилась. В 1937- 1938 годах после очередного выступления крестьян "крестьянский полковник" Амбросио Ласо был даже сослан на Галапагосы. На какое-то время борьба опять стихла. И опять ненадолго...

Ходоки возвратились в Федерацию эквадорских индейцев, где их ожидал ее генеральный секретарь Эстуардо Гуайлье. Он сообщил, что руководители Института аграрной реформы согласились принять крестьянскую делегацию и назначили аудиенцию на следующий день. Большинство ходоков не скрывало своего удовлетворения: они все еще верили, что Институт, "если на него давить постоянно", решит в конце концов вопрос о земле в их пользу. И лишь трое, самые пожилые, были настроены скептически.

- Что, по-вашему, может дать завтрашняя аудиенция? - спросил я у Дамасио Маньи Куэласа.

- Через месяц мне исполнится шестьдесят пять лет, - ответил он, - пятьдесят из них я борюсь за то, чтобы земля, на которой работаю, стала моей. Пятьдесят лет! И никакого результата. Не верится, чтобы вот так вдруг, в один день, можно было все решить в нашу пользу... - И он грустно покачал головой.

Ходоки ушли. А мы с Эстуардо Гуайлье еще долго вели разговор об индейских общинах и крестьянских кооперативах, "уасипунгеро" и латифундистах, о реальном положении эквадорских тружеников земли, их проблемах и чаяниях. А потом генеральный секретарь Федерации предложил съездить в "настоящую деревню".

...Через несколько дней Панамериканское шоссе уносило нас на север, в сторону границы с Колумбией.

По дороге, что ведет в Ольмедо, узкой и кривой, как все дороги в Андах, можно проехать только на "джипе" или на худой конец на лошади. Местные жители называют ее "дорогой домовых" - так часто пугает она путника неожиданно открывающимися чуть ли не за каждым поворотом крутыми откосами и вертикальными скалами с прилепившимися к ним папоротниками. Минуем Ольмедо - крестьянское село, где, по какой улице ни поедешь, окажешься в поле. Отсюда рукой подать до озера Сан-Маркос. В прошлом, когда эти земли принадлежали государству, по берегам озера водились олени, тапиры, медведи. Бесконтрольная охота привела к почти полному их истреблению, а земли после создания на них крестьянских кооперативов были сплошь распаханы под поля пшеницы, ячменя, картофеля. Нетронутыми остались лишь редкие эвкалиптовые рощи.

- Зона Ольмедо всегда была зоной активной борьбы крестьян за землю, и потому аграрная реформа пришла сюда раньше, чем во многие другие районы, - рассказывает Эстуардо Гуайлье. - Кооперативы были созданы в основном на землях государственных латифундий, но были затронуты и частные асьенды, такие, как "Магдалена", "Сулета" и другие. В "Сулете", например, некоторые семьи безземельных крестьян поселились на центральной усадьбе, в бывшем помещичьем доме. В свободных помещениях организовали мастерские для кустарей - они поставляют на местный рынок красивые пончо, вышитые блузы, другие изделия. Так крестьяне сочетают работу в поле и на фермах с кустарными промыслами, дающими дополнительный заработок.