— Не хочешь — катись на все четыре стороны! — мрачно ответил управляющий. — Другого за ту же цену найду! А болтать станешь — в Сибирь пойдешь…
— Ну, зачем же так, Гарей Шайбекович? Разве мы и без этого не договоримся? Ведь если вы меня в Сибирь отправите, то вам и самому скоро туда же дорожка ляжет — я ведь тогда молчать не стану, а уж Рамиев, если узнает, какие вы тут дела за его спиной творите, себя в обиду не даст! Мне-то ведь везде одинаково — что Сибирь, что Урал, я где хошь проживу, а вот вам будет непривычно… И жена у вас, говорят, еще молодая, и на сына позор, а уж про вас, Гарей Шайбекович, и говорить нечего…
— Ты что, пугать меня вздумал, варнак? [13] — ощетинился управляющий. — Да кто здесь хозяин, ты или я?
— Вы, Гарей Шайбекович! А я про что говорю? Вот поэтому и надо по справедливости барыш разделить! — Нигматулла прищурился: — Лишние деньги кармана не трут…
— Добавлю по двадцать копеек на грамм, — нехотя проворчал Накышев.
— Пополам, или я отказываюсь! — с обидой в голосе сказал Нигматулла. — А если поймают, дознаются, кого обвинят — вас или меня? Конечно, меня! Вы же про меня слыхом не слыхали, видом не видали, ничего не знали и не ведали! Или вам, может, неприятно, что у вас в кармане лишняя бумажка хрустит?
— Ладно, — угрюмо согласился управляющий. — А теперь иди, и чтоб я тебя днем, при свете, и в глаза не видел! Да еще вот, не забудь, чтоб все-таки не подумали чего — ты обо мне на прииске хорошо не отзывайся, ругни пару раз, это не помешает… А заодно послушай, что обо мне говорят, а то народ нынче у нас порченый пошел, все толки да слухи…
— Вот! — развел руками Нигматулла. — Я ж говорил, что такие умные люди, как мы с вами, Гарей Шайбекович, всегда договорятся! Все, что услышу, скажу. — Он тихонько прикрыл за собой дверь.
«Ладно, — подумал Накышев, снова ложась рядом с Зинкой. — На мою долю хватит. Главное, что денежки не стоят на месте… За золото и Рамиева купить можно, но ему-то я пока так глаза запорошил, что он, видать, слепой сделался, даже не наезжает… А пока не наезжает, золотишко течет себе и течет! Как говорится, заячья шкура год терпит, а я что, хуже зайца?»
Накышев хихикнул и ткнул молодую женщину в бок. Та проговорила что-то невнятно и перевернулась на спину, открыв круглое розовое со сна лицо с двумя родинками на левой щеке.
— Слышь, Зинка? — опять пощекотал ее Накышев и заговорил по-башкирски. — Придет время, и я Рамиева в конюхи найму, в конюхи! Думаешь, зря я с начальством Кэжэнского завода дружбу завел? А уездный судья зря у меня бочку за бочкой выпивает? А какого я коня прокурору подарил? Вот еще Мордера мне отсюда спихнуть и скорей в эту фишеровскую шахту влезть, тогда еще не так золотишко потечет, не ручейком — а речкой! ,
— Да что ты? — недовольно открыла глаза Зинка. — Поспать не даешь! И что за наказание, господи, с самого Оренбурга ни разу не выспалась! Думаешь, я понимаю, по-каковски ты там бормочешь? — Она потянулась, села на кровати и лениво улыбнулась. — Хоть переводчика по ставь, чтоб по ночам возле дежурил, да смотри, чтоб молоденький был, хорошенький, а то ведь я его тоже слушать не стану…
Управляющий, не поняв, похлопал ее по колену.
— Ничего, тебе мой разговор знать незачем, лишь бы все другое у тебя на месте было…
— Ах ты, старый пень! — разгневанно обернулась к нему Зинка. — Сколько я тут с тобой торчу уже? Посчитай! Где твои браслеты, что обещал? За харч я бы и в городе не с таким, как ты, в постели бы валялась!
Управляющий захохотал, захлебываясь и глотая, так что кадык на его шее мелко запрыгал:
— Какой браслет, о чем ты говоришь? Разве я обещал тебе браслет? Спьяну, наверно, а спьяну не считается…
Зинка схватила его за плечи и затрясла.
— Да ты что говоришь? — крикнула она осевшим, дрожащим голосом. —Давай браслет, а то сейчас соберусь да и уйду!
— Куда?! — еще сильнее закатился от смеха Накышев. — Куда уйдешь, дура? Кругом лес, горы, поняла? Нету тебе здесь никакого транспорта, даже на лошадях сейчас не уедешь, дорога размытая. Да и кто тебя повезет?
— К другому начальнику пойду!
— Здесь других нет, — усмехнулся Накышев. — Я один! Я! Поняла? И пока я здесь хозяин, ты и шагу отсюда не ступишь, я тебе даже дырявого сапога одного не дам, босиком, что ли, побежишь?
— Босиком!.. — Зинка заплакала.
— Ну, разревелась! Поди-ка лучше сюда…
Зинка с силой оттолкнула его руки:
— Не пойду! На шаг к тебе больше не подойду, ирод ты окаянный, козел старый, сморщенный! Горшок вонючий!
— А не пойдешь, так и есть не получишь, — усмехнулся Накышев, вставая. — Подумай, по думай, пода меня не будет, я пока в контору схожу…
Он тщательно запер двери снаружи и, опустив ключ в кармашек расшитого цветным сукном камзола, отправился в контору.
Он сразу послал за Мордером и Сабитовым, сел в кресло и, щелкая круглыми черными костяшками, стал прикидывать на счетах, сколько дохода в год принесет ему Нигматулла, скупая золотой песок у детей, мывших старые отвалы. За этим занятием и застали его инженер и штейгер. Мордер, поздоровавшись, сел у окна, а Сабитов, заметив, что управляющий не в духе, застыл посреди комнаты.
— Гарей Шайбекович, мы пришли, — бес страстно напомнил немец, поправляя пенсне.
— Вижу, что пришли. — Накышев исподлобья поглядел на Мордера и тут же опустил глаза. — Только что-то ничего не слышу…
— Я осмотрел весь прииск и все высчитал, как вы сказали. — Мордер вытащил из нагрудного кармана блокнот, поднес его близко к глазам и тут же положил обратно. — Так вот, если мы будем работать такими темпами, как сейчас, золотого запаса хватит лет на семь, восемь, не больше.. Надо усилить разведочные работы, о чем я не раз говорил прежнему управляющему…
Инженер докладывал неторопливо, спокойно, иногда вынимая из кармана блокнот и приводя цифры, или, встав и подойдя к карте, лежавшей на столе управляющего, водил по ней пальцем.
Накышев слушал сонно, потом недовольно махнул рукой:
— Это я и сам знаю!. Стойки, горизонты — на кой черт мне ваш средний водоотлив? Расскажите лучше о той приозерной шахте, бывшей фишерской! Когда она начнет работать?
— Копера уже поставили, вручную воду откачивают, — Мордер снял пенсне, устало прищурился и снова подошел к карте. — Вот видите уровень воды?
— Я уже сказал, мне ваша болтовня не нужна, Мордер! — вскипел управляющий. — Мне золото нужно, понятно? Зо-ло-то!
— Гарей Шайбекович, я ведь о нем и говорю.. — растерялся немец.
— Так что же вы тянете эту волынку про ко пера? Почему я должен сидеть и слушать всю эту чушь?!
— Гарей Шайбекович!..
— Я с тех пор, как родился, Гарей Шайбекович! — отрезал управляющий, и маленький бледный кончик его носа дрогнул на опухшем лице. — Когда начнет работать эта шахта?!
— Ну, пожалуйста, я скажу! — сердито крикнул Мордер. — Даже если мы… Даже если воду откачают настолько, что можно будет работать, все равно нельзя начинать, пока не сменим крепления! — Он покраснел от волнения, уронил пенсне на колени, но тут же поймал их трясущимися, дрожащими руками и снова водрузил на нос,
— А кто вам сказал, что мы будем их менять? Я и копейки на эти крепления не дам! Да вы просто с ума сошли, Мордер! — чуть не рассмеялся ему в лицо Накышев. — Вы что, думаете, что у меня куча денег? Не-ет, ни одного подхвата, ни одного крепления я там не сменю!
— Как хотите, — сухо сказал Мордер. — Но я, как инженер, без замены старых креплений, да еще с такой породой, не могу дать вам согласия на начало работ!
Накышев стукнул кулаком по столу, и белая фарфоровая чернильница, подпрыгнув, полетела вниз, на желтый пол, брызнула осколками, и бледно-лиловой лужицей растеклись на полу чернила.
— Да кто вас спросит, согласны вы или не согласны? Вы что, не знаете, перед кем стоите?!
— Перед управляющим прииска! — немец с вызовом вздернул голову.
— Нет, вы не знаете! — крикнул вдруг Сабитов. — Вы не знаете, перед кем стоите! — Он от вернулся от изумленного Мордера, приложил руку к груди и низко склонил голову перед Накышевым: — Работать с вами, Гарей Шайбекович, большое счастье и честь, я всем так говорю! А вы, Мордер, не цените этого счастья, не понимаете, с кем, можно сказать, за руку здороваетесь! Знаете, кто был дед Гарея Шайбековича? Большие люди, великий род! Так что выбирайте выражения!..
