– Сэр Барт, я понимаю ваши затруднения. Почему бы вам не рассказать все моему премьер-министру? Через него подробности могут быть переданы мне, поскольку они важны для меня. Вы понимаете? Мне это нужно не для развлечения.

– Разумеется, ваше величество.

Она сделала охране знак, чтобы пригласили премьер-министра, Робера Гаскойн-Сесила, маркиза Созлбури, чтобы сэр Барт смог рассказать ему о деле. В свою очередь, Созлбури расскажет все своей супруге Джорджине. Та расскажет сиделке, а сиделка – королеве. Несмотря на цепочку из пяти человек, что устранило всякую неловкость при передаче сообщения, ни супруга Созлбури, ни сиделка не были замечены в осторожности – в сущности, чаще всего именно благодаря им дела королевы становились известны всем.

Через день-другой слово «приапизм» стало известно всей Англии. В пабах шутили про негнущихся ирландцев, шотландцев, носящих килты от постоянного возбуждения, и про голландского мальчика, который заткнул дыру в дамбе отнюдь не пальцем. Вся страна шутила, шептала и распускала слухи о женщине, вызывавшей такое состояние.

Лорд Бастон и Мириам попивали чай в гостиной Мириам. Они разговаривали о собрании по поводу планировки города, на котором в тот день присутствовал лорд Бастон.

– Мириам, нужно объяснить людям, что Гластонбери будет расти, хотят они того или нет. Мы должны идти в ногу со временем.

– Но мы должны сохранить старомодную атмосферу города, иначе будет так, как в Лондоне – преступность и тому подобное, – заметила Мириам.

– Вы волнуетесь по поводу гостиниц, составляющих вам конкуренцию?

– Нуда, конечно. И я, и мой персонал кормимся лишь этим.

– Прошу прощения, Мириам, я вижу в вашем доме нечто прекрасное.

– Вы говорите о картине на стене?

– Нет, о женщине на лестнице.

Блейк взял меня за руку, когда я находилась на три ступени выше, чем он. Из-за разницы в росте наши глаза оказались на одном уровне. Я остановилась, а он не пошевелился, чтобы помочь мне спуститься.

– Милорд, о чем вы думаете?

– У каждого мужчины есть тайны.

– Расскажите.

– Тридцать два. По-моему, тридцать два.

– Не мне. Мне девятнадцать.

– Ну хорошо. Я думал, двадцать два.

– Благодарю вас. Это лучше, чем тридцать два.

– А потом – сто пятьдесят шесть.

Ах, вот в чем дело. Он ссылается на номера поз в эротической книге, спрятанной в кабинете.

– Лорд Бастон, вы озорник?

– И я закончу пятой и двенадцатой.

– Пятой и двенадцатой?

– Да, думаю, я это сделаю дважды.

Я рассмеялась так громко, что Мириам, наверное, заинтересовалась, что за комедию мы разыгрываем на лестнице.

– Дважды? Я справлюсь?

– Нет, Николетта. – Он вздохнул. – Не думаю, что в этом случае вы меня отпустите.

– Вы имеете в виду, никогда не выпущу вас из постели?

– Постели? Я ни слова не сказал о постели. Пять и двенадцать займут место в деревянной крепости.

Ах, как мне нравились дразнящие идеи этого сильного человека!

– Идемте со мной, – пригласил он.

Я взяла Блейка за руку, мы пересекли улицу и направились к небольшому парку с симпатичной белой скамейкой.

Он пристально смотрел на меня. Я закрыла глаза, чтобы прочувствовать удовольствие. Мне казалось, будто внутри у меня шампанское со множеством пузырьков. Ничто не могло опустить меня на землю. Не держи меня Блейк, я воспарила бы. Я была легче воздуха, даже смешивалась с воздухом. Он мог вдохнуть и выдохнуть меня.

В его присутствии ничто не причиняло боль, и, тем не менее, я ее ощущала. Мир был полон, в нем были только он и я. Джексон Лэнг всего лишь тролль у дальнего моста. Я оттолкнула его на другую сторону мира.

В моем видении существовала волшебная страна любви, в которой танцевали мы с Блейком под усыпанным звездами небом. Там были луна и солнце – это был рай, полный любви и паривший высоко над землей.

Мы с Блейком танцевали в этом раю, когда я увидела Робера с пустым взглядом, затем Коллина, Оливера, Фредерика, Дентона и еще десять мужчин с теми же бледными лицами, безо всякого выражения.

Мертвые любовники добрались до меня на облаках. Они разлучили нас с Блейком и опустили меня головой в облака. Туман ослепил меня. Я ничего не видела. Мысленно я призывала Блейка, но его не было. Только я и облака, а вокруг – мертвые любовники. О Боже, помоги мне. Я пыталась посмотреть в отвратительные глаза, но чувствовала, что они терзают мою душу. Помоги мне.

– Помоги мне!

– Николетта, я пытаюсь. Что я могу сделать?

– Не знаю, как тебе объяснить.

– Мисс Карон, никто от меня не ускользнет. Я вызову на дуэль всех ваших поклонников.

– Блейк, я должна тебе кое-что сказать. Должна найти честную опору в паутине моего обмана.

– А что, если мне не нужно это слышать?

Я заговорила, не зная, насколько могу ему довериться:

– Блейк, у меня условие.

– Какое именно?

– Я этого не понимаю.

– Возможно, это совсем ничего не значит. Николетта, ты хорошо выглядишь. Тебе поставили неправильный диагноз?

– Блейк, я объясняю неправильно. Это известно только еще одному человеку, пожалуйста, выслушай…

– Николетта, мне все равно, что ты считаешь в себе неправильным. Я вижу лишь то, что вижу, – твою красоту, остроумие и душу. Это все, что мне нужно.

Он встал и отошел от меня на несколько шагов.

– Николетта, с тобой все в порядке. Возможно, это только в тебе…

– Ты хотел бы заняться со мной любовью?

– Что за нелепый вопрос, Николетта. Любой мужчина, который видел тебя, хочет этого. В том числе и я.

– А что, если бы ты знал, что умрешь во время занятий любовью?

– О чем ты говоришь?

– Пытаюсь объяснить: у меня что-то не так.

– Ты слишком красива, чтобы у тебя было что-то не так. Ведь я не слепой.

– На мне лежит проклятие – нечто, что я не могу контролировать или изменить. Нечто, чего не понимаю.

– Некоторые выдумывают себе болезни. Те, что страдают ипохондрией.

– Я не придумываю. Это правда.

– Хорошо-хорошо. Прошу прощения. Я вижу, ты веришь в это, это…

– Проклятие. У меня кроличье сердце.

– В чем же это выражается?

– У меня сердце кролика.

– Как у садового зайчика? Я довольно-таки высокий, но и для меня это преувеличение.

– Ты смеешься надо мной? Блейк, я не могу тебе ничего сказать. Ты будешь плохо обо мне думать, я этого не вынесу.

– Ах, милая Николетта, ничто из того, что ты скажешь или сделаешь, ничто из того, что ты расскажешь о содеянном, не сможет внушить мне дурные мысли о тебе.

1– Разве что это. Твое представление обо мне было бы разрушено. Ты никогда не думал бы обо мне по-прежнему.

– Скажи мне.

– Блейк, это ужасное проклятие.

Я опустила голову, на глаза навернулись слезы. Блейк обнимал меня с нежностью, не боясь осуждения общества. Я почувствовала, что пытаюсь незримо подпитаться его энергией, поскольку меня охватило отчаяние. Блейк долго меня обнимал.

Я бросила взгляд на дорогу, и мне показалось, что в город въезжает Джексон Лэнг с помощниками. Через одну из лошадей перекинуто тело Оливера. Джексон Лэнг устремился ко мне с явным намерением арестовать.

– Николетта, – пробормотал Блейк.

Джексон и его люди приблизились. Я не шелохнулась.

– Николетта, поговори со мной.

Сейчас меня арестуют, думала я. У них есть доказательства, что я убийца. Они знают обо всей той крови, что на моих руках, они свяжут мне запястья, обвиняя в смерти людей, скажут, что я бросила их, не имея ни сострадания, ни совести: Я мысленно готовилась к аресту, но Джексон и его помощники вдруг исчезли, словно растаяли. Вместо них появился молодой симпатичный путешественник, очарованный мной. Он улыбнулся и приподнял шляпу в знак приветствия.

Блейк отошел от скамьи на несколько шагов.

– Николетта, если ты не хочешь со мной говорить, нам следует отдохнуть друг от друга. Я вижу, тебя заинтересовал другой мужчина. Что ж, желаю приятного дня, Николетта.