— Ну, чего ты расшумелся? — вмешался Ланге. — Подумаешь, ждал всю жизнь… Все равно, с деньгами или без денег, ты отсюда не выйдешь. Все мы здесь оставим свои кости.

— Да, да, — засуетился кислоглазый, — все, все оставим кости!

— Ах ты каракатица! — заревел Пульвер, хватая партнера за горло. — Да я пока вижу один комплект костей — твой! Ну, Михель, что теперь скажешь? — Он сжимал горло толстяка все сильнее и сильнее.

Но Михель не мог говорить. У Михеля глаза полезли на лоб. Он беспомощно размахивал руками и хрипел.

Кто-то из спутников коменданта пошевелился, но Конноли схватил его за руку. Вмешались партнеры. Они набросились на верзилу Пульвера, повисли у него на руках.

— Что ты делаешь? — шипел мистик.

— Оставь его, — просил крестьянин.

Участники этой сцены, как и наблюдатели, увлекшись стычкой, не заметили быстро приближавшихся огней. Издали донесся треск выстрелов.

Конноли заорал так, что чуть сам не оглох:

— Ахтунг! Смирно!

Три пулеметчика вскочили и вытянулись — руки по швам. Четвертый, полузадушенный, свалился к ногам коменданта.

— Ах вы, грязное отребье! — выругался Конноли. — И таким способом вы думаете заслужить возвращение на родину, к семьям?! Да наши друзья монийцы не захотят и смотреть на таких шелудивых свиней! Вас зачем тут поставили?

— Так точно, — ответил Фридрих Ланге, — поставили.

— Я спрашиваю — зачем поставили? Не затем ли, чтобы отразить бунтовщиков? А это видите? Огонь, негодяи! Огонь!.. Скорей!

Боймгут и Ланге кинулись к пулемету. Пульвер склонился к Михелю, стал его трясти.

— Ну, что с тобой, друг!? Я пошутил. Полно, открой глаза.

Кислоглазый Михель не заставил себя долго просить: он глубоко вздохнул и приподнялся.

Гулко и часто затрещал пулемет охранников. В тесноте штольни эхо размножило треск на сотни ладов.

— Огонь! Огонь! — вопил Конноли.

Восемнадцать его спутников палили в темноту штольни из автоматов и пистолетов. Без умолку стучал пулемет. Факелы давно погасли. Не слышно было ни голосов, ни ответной стрельбы.

— Пока хватит, — сказал Конноли. — Довольно! Имейте в виду — эта атака не последняя. Но если вы не будете зевать и ссориться, никакой враг вам здесь не страшен. Пули скосят столько бунтовщиков, сколько рискнет появиться в штольне… И еще запомните — обратно дороги нет! Там вас встретят таким же огнем. Понятно? Пищу доставят вовремя, коньяк пришлю. Исполняйте свой долг, и родина вас не забудет…

— Где она, родина? — буркнул Ланге.

Конноли сделал вид, что не слышит.

В это время что-то мягко шлепнулось у ног Конноли.

Это была ручная граната.

Экипаж «Светолета», находясь в стратосфере, с помощью приборов исследовал каждый метр пустынной поверхности острова. Друзья не теряли надежды найти вход в Подземный город.

Аппарат радиовидения не выключался. Путешественники видели то, чего до них не видел никто: покосившиеся кресты на могилах — возможно, на могилах товарищей Родионова; следы оставленных эскимосских стоянок; стада лохматых мускусных быков… В одном месте в поле зрения радиоглаза попало многомиллионное стадо лемминга-пеструшки. Зверьки шли так густо, что издали казались ковром, покрывающим сверху донизу всю отвесную стену ледника. Солнцев увеличил проекцию. Стало ясно видно, как маленькие зверьки скользили по леднику, стремясь к берегу. Голова колонны уже ступила на морской лед, а пестрый, серо-желтый ковер все еще висел на стремнине ледника.

В поле зрения объектива попало покинутое эскимосское стойбище, почти не разрушенное. На плешивом холме, наполовину свободном от снега, группировался десяток шалашей, круглых и конических. Кое-где еще сохранились оленьи шкуры, заменявшие наружные стены.

Стойбище было необитаемо: ни человека, ни собаки, ни дыма…

— Следы давно отзвучавшей жизни, — сказал Иринин. — История этих исчезнувших племен — загадка. Немудрено, если сами эскимосы объясняют ее уходом целых племен под землю.

— Действительно, загадка, — отозвался Лев. — Ведь самое характерное то, что в таких поселках люди находят предметы, ценность которых для эскимосов несомненна. Трудно допустить, чтобы эти предметы были брошены. С другой стороны, нет ни трупов, ни могил.

— Я полагаю, — сказал Иринин, — что нам следует осмотреть этот поселок. Зачем судить о прошлом только по свидетельствам других, когда мы сами можем посмотреть, что тут происходило. Полчаса стоит на это потратить.

Никто не возражал, и Лев посадил «Светолет» несколько в стороне от стойбища.

Не доходя до первого шалаша, они наткнулись на яму, полную бивней.

— Да это бивни мамонта! — воскликнул Иринин. — Когда-то, еще до обледенения, на этих островах, как видно, водились стада этих, ныне вымерших, животных. Катастрофическое похолодание лишило их пищи. Инстинкт гнал мамонтов туда, где им мерещилось спасение. Таким образом возникли огромные кладбища во льду, своего рода склады скелетов… Эскимосы, должно быть, собирают их и сдают купцам, иногда посещающим эти места.

— Я уверен, что если хорошенько поискать, — возразил Лев, — то мы найдем во льду не только скелеты, но и целые туши животных, погибших тысячи лет назад. Мясо их вполне годно для корма собакам.

— В этой яме, — сказал Иринин, — находится клад, научной ценности которого сразу и не определишь.

Они вошли в первый шалаш. Рыбников, как всегда, был осторожен:

— Товарищи, как бы тут не было какой-нибудь заразы. Кто его знает, что происходило здесь…

— Никакого риска, Устин Петрович, — ответил Лев. — Полярная зима — это такая дезинфекция, что никакие микробы не выдержат. Но главное — сотни лет прошло с того времени, как здесь в последний раз были люди.

— Не думаю, — вдруг уверенно заявила Надя. — Вот совершенно свежие следы.

Все увидели на снегу широкие, бесформенные следы, которые по первому впечатлению могли быть приписаны с одинаковым успехом и человеку, и зверю. Следы привели путешественников к шалашу, сохранившемуся лучше других. Он был укрыт двойным меховым покрывалом. Внутри было сравнительно светло. У входа лежал свежеубитый олень, из шеи которого торчала оперенная стрела. Тут же валялись стрелы, к стене был прислонен лук. По-видимому, кто-то начал свежевать добычу, но, вспугнутый появлением «Светолета», спрятался. Далеко уйти он не мог.

Путешественники пошли по следам дальше. Вскоре в том месте, где снег растаял, следы исчезли. Стали звать на всех языках, какие знали, но никто не откликался.

И снова наблюдательная Надя первая заметила, что груда хлама на месте развалившегося шалаша слегка шевельнулась. Через несколько секунд на зов Нади из-под хлама выполз человек небольшого роста, закутанный в обрывки меха. Он не решался подойти. Рыбников сказал ему по-русски:

— Иди, иди сюда, друг, не бойся.

Незнакомец бросился к ним со всех ног.

— Вы русские? Какое счастье! — крикнул он по-английски.

Гарри схватил его на руки, подбросил как младенца, поймал, прижал к груди.

— Гип! Гип! Ура! Профессор Паульсен!

Лев вспомнил: Паульсен — это норвежец из Подземного города, который одно время был вместе с Гарри.

Паульсена отвели в теплую кабину «Светолета», освободили от лохмотьев, сделали спиртовое обтирание, одели во все чистое. Надя принялась его кормить.

Лев с нетерпением ждал, когда можно будет приступить к расспросам: если профессор каким-то образом покинул Подземный город, значит, выход оттуда на поверхность острова существует!

Лев поднял «Светолет» за облака и на самой незначительной скорости заставил его кружиться над островом. Паульсен сел за стол.

Надя убрала посуду и устроилась сбоку, готовясь записывать рассказ норвежца.

Паульсен поведал о подготовке восстания, о своей встрече с русским, которого называли Раш, о том, как он снабдил Раша планом Подземного города, как по просьбе русского был погашен свет… Рассказал о начале восстания, о первых его успехах и о том, как Конноли взорвал подводный выход…