Как видим, здесь шалаш значит «бедное жилище», «лачуга», «легкая постройка», наскоро сделанная, как выражается В. Даль, «из подручных припасов» (веток, соломы и т. д.). Недаром ведь он противопоставляется слову палаты предыдущего предложения (Что мне, что твои палаты?).

Иное (уже вторичное и более узкое) значение имеет слово шалаш в поговорке Милости прошу к нашему шалашу. В ней шалаш выступает уже не как антоним существительного палаты, а как синоним его уменьшительно-ласкательного производного палатка (!) в значении «легкая постройка с прилавком для мелкой торговли». Дело в том, что выражение Милости прошу к нашему шалашу, несомненно, пришло из речи мелких торговцев на ярмарке, зазывавших покупателей каждый к своему шалашу – небольшой палатке или ларьку с товарами (в них нельзя было войти, как, например, в лавку, к ним можно было только подойти).

Такое значение слова шалаш в XVI–XVIII вв. было очень употребительным. Два примера из многих. В писцовых книгах Казани 1565–1568 гг. читаем: Среди площади шалаши, а сидят в них с рыбою с вареною и с пироги с пряжеными и с кисели.

В «Проекте законов о правах среднего рода жителей» 1768 г. находим: Мелочные купцы суть те, которые, не быв в состоянии имети лавки, сидя в прилавках и так называемых окошках и шалашах, мелочные товары, назначенные для торгу им, продают в розницу.

Заметим, что подобное развитие «торгового» значения наблюдается и у некоторых других названий построек. Достаточно назвать слова палатка – 1) «временное помещение из натянутой на остов ткани», 2) «легкая постройка с прилавком для мелкой торговли»; балаган – 1) «легкое строение, предназначенное для временного жилья», 2) «легкая постройка для торговли и зрелищ»; шатер, имеющее в сербскохорватском языке значения «шатер» и «рыночная палатка»; киоск (во французском языке первоначально «садовая беседка»); павильон (исходно лишь «палатка, шатер»).

Этот фразеологический оборот интересен не только по значению, но и по структуре. Образующие его части связаны между собой в единое целое (помимо грамматических и смысловых отношений) с помощью неточной, но очень удачной рифмы. Поэтому в речи он выступает как своеобразное «фразеологическое стихотворение», подобное выражениям типа редко да метко, Федот да не тот, ни ответа ни привета, ни кожи ни рожи, для милого дружка и сережка из ушка и т. п. У фразеологизма как ни кинь – все клин есть вариант куда ни кинь – все клин, возникший независимо, но при тех же самых обстоятельствах.

Значение обоих выражений можно сформулировать так: «выхода из положения нет» (ср. в романе И. С.Тургенева «Новь»: Только от этого мне бы не было легче – и ничего бы не изменилось… Куда ни кинь – все клин!).

По происхождению наши фразеологические синонимы связаны с бывшим ранее крестьянским обычаем при распределении общинной земли кидать жребий. Заметим, что земля при этом (хорошая и плохая отдельно) распределялась малыми долями. В исходном свободном сочетании слов существительное клин значит «самая маленькая мера земли, узенькая полоска поля» (даже меньше осминника, т. е. ¹/₈ десятины, ср. старую пословицу Не постой за клин, не станет и осминника, имевшую обобщенно-метафорическое значение «Уступишь в малом, не будет и большого»).

Это объясняет современную семантику разбираемых оборотов. Ведь действительно выхода из положения нет, если, как и куда ни кинь крестьянин жребий при дележе земли, все равно целого хорошего участка он не получит: достанутся одни клинья.

В заглавии заметки для краткости два оборота объединены. Обычно же они употребляются в речи отдельно и представляют собой антонимы. Ведь заварить кашу значит «затеять хлопотное и сложное дело (иногда даже очень неприятное)», а расхлебывать кашу, напротив, – это «хлопотное и сложное дело распутывать». В рамках одного словесного целого оба эти выражения обязательны лишь в поговорке Сам кашу заварил, сам ее и расхлебывай, т. е. «сам затеял что-либо хлопотное, сам и выпутывайся».

Каково происхождение этих очень употребительных выражений? Почему и откуда появились у них указанные значения (явно образно-метафорического характера)?

Сначала были свободные сочетания слов заварить кашу и расхлебывать кашу. Современное обобщенно-переносное значение у них появилось после того, как слово каша стали употреблять в значении «званый обед, праздник по поводу крестин или свадьбы» (такое значение существительное каша в диалектах сохранило и сейчас), а затем и в значении «беспорядок, суматоха, сумятица, путаница».

Заметим, что последнее значение у кулинарных терминов развивается очень часто (ср. хотя бы существительные винегрет, кавардак и вермишель).

Интересно, что подобное развитие пережило слово, родственное глаголу из выражения заварить кашу, – простонародное существительное заваруха, также имеющее значение «сложное и запутанное дело». Оно тоже вначале имело только «кулинарное» значение и было одним из названий каши (в диалектах «кашные» имена завара, заваруха, заварила еще известны).

Что же касается противопоставления слова заварить именно глаголу расхлебывать, а не какому-либо другому, то это объясняется тем, что слово каша обозначало прежде не современную кашу, т. е. одно из вторых блюд, а первое блюдо – похлебку из крупы (с этимологической точки зрения каша буквально значит «крупа, очищенное зерно»). Кашу тогда можно было действительно расхлебывать.

Заметим, что слова кашевар и однокашник появились как производные от словосочетаний варить кашу и одной каши, в которых существительное каша имеет еще одно, пока не названное значение «артель, семья», в русских диалектах XIX в. очень распространенное. Слова кашевар и однокашник в момент возникновения их в языке соответственно обозначали артельного повара и товарища по артели или воспитывающегося в той же семье.

В поэме «Сашка» М. Ю. Лермонтов подробно описывает слугу героя – арапа Зафира, прототипом которого был слуга в доме Лопухиных (думается, что не надо подробно о них говорить: все знают, что поэт страстно и долго любил В. А. Лопухину). Зафир «жил у Саши как служебный гений, Домашний дух (по-русски домовой)».

В 133-й строфе поэмы герой дает ему поручение: И, наконец, он подал знак рукой. И тот исчез быстрей китайской тени. Приведенное двустишие содержит сравнение, которое наверняка многих ставит в тупик, и потому нуждается в толковании.

Действительно, что хотел сказать поэт, сообщая нам, что Зафир исчез быстрее, чем китайская тень? И вообще не странно ли сочетание этих слов? Ведь тень может быть густой, длинной и т. д., но не русской, французской и др. Ответ на этот вопрос требует не только языковых фактов. Надо вспомнить также, что среди видов искусств существует такой, как театр теней, род игрушечного картонного театра, при котором между «показывающим» экраном и источником света используются плоские куклы из бумаги или кожи, создающие на той или иной декорации различные силуэты. Родился он в Азии, к нам попал из Китая, откуда и пошло его название китайские тени (ср.: Большой он балагур и потешник… даже китайские тени умел представлять – Тургенев). Оборот китайские тени как наименование театра употребляется только во множественном числе. У Лермонтова, как и у некоторых других писателей, мы наблюдаем словосочетание «единственного числа» (китайская тень), приобретающее переносное значение – «быстро двигающийся силуэт куклы, призрак».