Все перечисленные Церкви изрядно натерпелись от мусульманского владычества и, как было сказано, приход монголов встретили с большим удовлетворением, если не с восторгом. Они радостно приветствовали взятие Багдада (1258) и расправу над халифом. «Сей город был заложен пятьсот пятнадцать лет назад… Подобный ненасытной пиявице, он поглотил весь мир. И тогда он возвратил то, что взял. Он был наказан за пролитую им кровь, за причиненное зло. Тирания мусульман продолжалась шестьсот сорок семь лет», — написал армянский хронист Кирагос Гандзакский. Когда первые страхи улеглись, христиане вступили в переговоры с захватчиками; удивленные присутствием в рядах монголов единоверцев, они поддержали их своим оружием. Армянский царь Хетум даже совершил путешествие в Каракорум, стольный град Великих ханов в Монголии. Вознаграждение за это армян ждать себя не заставило.

Период владычества монголов в Иране (1258–1295) был для христианства временем довольно необычным. Не испытывая более принуждений со стороны ислама и получая поддержку от ханш, которые были христианками, оно стало бурно процветать. «Благодаря посредничеству Докуз-катун, жены Хулагу, — пишет Рашидаддин, — христиане были осыпаны благодеяниями и всевозможными знаками уважения. На всей территории державы каждый день возводились новые храмы, а у врат ставки ханши была сооружена постоянная часовня с колокольным звоном». Вчерашние угнетенные, христиане слишком часто вели себя, как угнетатели. В Алеппо они предали огню главную мечеть; в Дамаске устраивали попойки в мечети Омейядов…

То, что Тимуриды не продолжили старую монгольскую политику сотрудничества с армянами, вызвало удивление, и заговорили о смене альянсов. Если Тимур создал некую державу в Малой Азии и ежели бы он был Баязидом, быть может, он так бы и поступил, но он занимался закладкой фундамента империи в Иране, и ему приходилось заниматься нестроениями его. Судя по тому, как он обращался с мусульманами, можно лишь радоваться тому, что во сто раз хуже он не обошелся с христианами. К ним Тамерлан более снисходительным, разумеется, не был, но и более строгим тоже. Существует немало рассказов о том интересе, какое он к ним проявлял: так, он побывал у маронитов; в Мардине он оплатил из собственной казны восстановление свода над его обоими святилищами, а именно над гробницами Ионы и святого Сергия; после битвы за Анкару он освободил трех пленных красавиц благородных кровей и отослал их в Кастилию; овладев Брусой, Великий эмир в нарушение собственных принципов отпустил на свободу всех плененных христиан. Иоанн Султанийский писал, что Тимур «охотно видится с христианами, в частности, с франками, которым позволяет расселяться в его империи и исповедовать свои религии» и что он предает смерти всех, кто противится его воле, будь то мусульманин или христианин. Ничего другого не сказал и Клавихо. [204]

Византийцы так жестоко преследовали несториан, что тем пришлось искать спасение в сасанидском Иране, где их епископы съехались в Селевкию на Собор (498) с намерением создать собственную Церковь под водительством католикоса. Невзирая на враждебность маздакизма, потом и ислама, несторианство укоренилось там прочно и создало плацдарм для апостольской деятельности в Индии и Центральной Азии. Оно добилось замечательных успехов в бассейне Тарима, где в симбиозе с буддизмом и манихейством родилась блистательная цивилизация, о чем, к примеру, свидетельствуют манускрипты. Одной из наиболее древних рукописей является «Похвала Святой Троице», датируемая VIII веком, в которой приводится список тридцати пяти произведений, переведенных несторианином Кин-сином, или (по-латински) Адамом, коему мы обязаны сооружением в 781 году знаменитой трехъязычной стелы в Си-нган-фу. Из поречья Тарима несторианство проникло в Монголию, где в 1000 году приступило к обращению тюркоязычных племен, таких, как найманы, онгуты и кераиты; в 646 году оно уже обозначило свое присутствие в Китае. [205]

В Монголии несториане жили скромно, однако в начале XIV столетия новые обстоятельства вдруг все изменили. Архиепископ Иоанн де Монте Корвино писал: «Они обрели такую силу, что не позволяют прочим христианам иметь даже мало-мальскую часовенку, как и исповедовать никакого другого учения, кроме ихнего». Как в Китае, так и в Иране монголы проводили по отношению к ним одну и ту же политику. Несмотря на свою склонность к буддизму, Хубилай выказывал симпатию к ним всегда, а в 1284 году даже учредил нечто вроде управления делами христианской религии.

Дело было в том, что несториане и Чингисово семейство поддерживали друг с другом связи давние и прочные. Тюркский правитель Онгут оказал завоевателю в начале его карьеры замечательную услугу, он не только отказался вступить в созданную против него коалицию, но и примкнул к нему. Чингисхан отблагодарил его тем, что отдал ему в жены одну из своих дочерей. Она управляла его племенем, воспитала, как своих, трех дочерей, которых ему родила его наложница, и всех выдала замуж за принцев из числа Чингисовых родственников. Одна из них родила сына, Кёргюза (Георгия), который женился на внучке Хубилая.

Подобные матримониальные связи обеспечили онгутам и, следовательно, несторианам завидное место в структурах монгольской империи, где они сыграли роль тем более заметную, что их общины старались поддерживать друг с другом связь и, делая визиты, пересекали из края в край все пространство подвластной территории. У монгольских принцев — шаманистов и буддистов — практически вошло в обычай жениться на христианках, что укрепило несторианскую Церковь еще более.

Но покровительство, которое такие личности, как Докуз-катун, жена Хулагу, оказывали несторианам, и та польза, которую они из этого извлекли, пребывая в мусульманской стране, стали причиной их слабости, проявившейся во время исламской реакции в XIV веке. То, что могло бы стать преимуществом и короткое время им было, в конечном итоге оказалось фактором невзгод и опалы. Нами уже упоминались преследования, от которых в Иране пострадал патриарх Map Ябаллаха Третий, который тем не менее сумел благополучно умереть собственной смертью в 1317 году; однако он был не единственной жертвой; к тому же христиан лишили их цитадели, Ирбиля.

В Джагатаевом улусе, где напряженность такой сильной не была, а позиции ислама были менее прочными, христиане пострадали, пожалуй, только раз, во время алмалыкского избиения 1339–1340 годов. Груссе и его единомышленники утверждают, будто бы старый несторианский очаг на Или «не должен был вынести Тимуридовых преследований». Нет ничего хуже, чем это мнение. Если несторианство и исчезло, то, конечно, позднее и тихо вследствие усилившейся изоляции Центральной Азии, минской ксенофобии и значительных успехов, достигнутых исламом в XV и XVI веках. Тимур тут явно был ни при чем. [206]

История католического миссионерства на Востоке XIV века, которая нам известна лучше, нежели история восточных Церквей, проливает свет на отношения Тамерлана к различным религиозным общинам и обязывает нас скорректировать бытующее мнение о его так называемой нетерпимости, чуть ли не мусульманском фанатизме.

В начале XIII столетия венгерские миссионеры из тогда еще нового ордена доминиканцев приступили к евангелизации Кумании, то есть Кипчакии, находившейся севернее Черного моря, и, видя их успехи, папа Григорий IX в 1229 году взял под свое покровительство созданную там Церковь. Казалось, Кумания вот-вот станет венгерским протекторатом и христианской страной. Более того: расширяя поле деятельности, в 1231–1237 годах миссионеры достигли берегов Волги, и они же первыми узнали о появлении там монголов, путь которых был повсеместно отмечен разрушениями.

Громкие победы Чингисхана разбудили в сердцах европейцев невыразимый страх. Римский папа и западные монархи понимали, что следовало бы собрать максимум сведений о пришельцах и направить к ним посольства. Обоснованные, но чрезмерно преувеличенные, слухи о частичной принадлежности монголов к христианству их ободрили. По дорогам Центральной Азии потекли францисканцы и доминиканцы, за которыми вскоре последовали негоцианты и искатели приключений. Монгольский Мир делал путешествия если не легкими, то, во всяком случае, возможными, и успехи, достигавшиеся в делах душеспасительных, политических и экономических, были значительными. Когда же миссионеры утратили иллюзии о быстрой и массовой христианизации Востока, что повлекло бы за собой обращение монгольских вождей, и осознали, сколь огромен мир и как велика в нем численность нехристиан, они заключили, что их первоочередным долгом является оказание помощи депортированным европейцам и людям наиболее страждущим, а также объединение Церквей, когда-то отложившихся от Рима. Что касается последнего, то здесь они имели серьезные неприятности, но также и добились положительных результатов, хотя в некоторых случаях временных, в частности, имея дело с несторианами и армянами, самыми многочисленными и наиболее расположенными к возможному союзу с папством христианами. Организация подлинной католической миссии в Западной Азии была завершена в последние годы XIII века. В 1289 году Рикольдо де Монте Кроче поселился в Багдаде среди латинян и был хорошо принят несторианами, с которыми из-за чрезмерного усердия в конце концов рассорился. В 1295 году во время погрома христиан он бежал, переодевшись погонщиком верблюдов. [207]