Лука Джордано. Явление креста Константину
Представьте всю сложность и противоречивость складывавшейся в отношении христианства ситуации. Это было молодое учение. Старые поколения Римской империи были воспитаны в язычестве. Разумеется, люди всерьез давно не верили в старых богов. Но оставалось то, что называют привычкой или традицией. Языческие боги все еще выступали в почтенном облачении «веры отцов». Думаю, Диоклетиан стал с 303 г. н. э. преследовать христиан во многом потому, что видел в гонениях важное средство укрепления бюрократического аппарата империи (с помощью культа Юпитера). Таким же точно образом император Константин Великий (272–337 гг. н. э.), последний властитель империи, решил признать христианство из политических, а не из религиозных соображений (как орудие в схватке с Максенцием). А разве не так же российский Диоклетиан, Сталин, преследовавший христиан, воззвал к их помощи, когда смертельная опасность нависла над страной (и лично над ним)?! Ведь его обязательно вздернули бы на виселице германцы, если бы победили в той страшной войне!
Небесное знамение, явившееся Константину, начертанные на фоне креста слова: «In hoc signo vinces» («Сим знаком победишь»)
Правящий класс не сразу распознал те огромные политические преимущества, что были заложены в новой идеологии. Вначале среди последователей нового учения было больше людей бедных. Языческий философ Цельс не без оснований называл христианство верой грубых и необразованных людей (портных, ткачей, шерстобитов, служанок и т. д. и т. п.). Но некоторое время спустя среди почитателей этой веры появились и богачи: торговавшая багряницей Лидия, городской казначей Эраст, критский проконсул Сергий Павел, а затем и император Константин. Все указывало на то, что сильные мира сего уразумели его суть и поняли свою выгоду. Для прояснения позиции Константина обратимся к книге Буркхарда «Век Константина Великого»… Автор дает верную характеристику императору и мотивам его поведения. Достойно сожаления, хотя это и понятно, пишет он, что ни один церковный писатель, насколько известно (включая даже и путаника Евсевия), «не произнес ни одного нелестного слова в адрес Константина, агрессивного эгоиста, огромной заслугой которого стало то, что он распознал в христианстве силу мирового значения, соответственно этому пониманию и действуя. Легко представить себе счастье христиан, получивших наконец прочную защиту от гонителей, но спустя полторы тысячи лет вряд ли стоит поддаваться их тогдашнему настроению». В действительности же, монотеизм императора уходил корнями в мировоззрение Хлора, а не Христа. Хлор же воспринимал высшую сущность как бога солнца. Такая позиция, как мы полагаем, и сегодня понятна научной мысли. Ведь Солнце – творец жизни на Земле. Племянник Константина, Юлиан, говорил о связи Константина с особым культом Гелиоса.
О языческом оттенке взглядов императора говорят и монеты Константина, на которых изображен солнечный бог и написано soli invicto comiti (друг солнца). А вот монет с однозначно христианскими эмблемами пока не обнаружено. Если он в 312 г. узаконил христианство и даже присвоил армии эмблему, которую христиане считали своей (соединенные буквы Х и Р, начинающие имя Христа), то это говорит лишь об эксперименте, обязывавшем разве что к терпимости верований. Он скорее всего «считал Христа одним из богов, а приверженцы христианской веры для него ничуть (и ничем) не отличались от язычников». Так что рассказ Константина Евсевию о чуде, которое он увидел в небе (якобы император увидел в небесах крест с надписью «Сим победиши», а затем сам Христос явился ему во сне во время похода против Максенция), вряд ли может восприниматься серьезно. Христианин из него был, как мы бы сказали – аховый. При нем первые люди всех рангов, отмечает Марцеллин, «пылали ненасытной жаждой обогащения без всякого стеснения перед правдой и справедливостью». Константин впервые, как заметил историк, «дал открыть пасть своим приближенным»… А разве наш царь-батюшка, вроде «принявший православие», не так давно не дал открыть пасть приближенным?! Те открыли ненасытную пасть, да еще как! И вы думаете, что кто-то, кто в своем уме и трезвой памяти, поверит, что эти господа являются подлинными христианами?
Видимо, надо бы согласиться с оценкой Якова Буркхарда, который скажет: «Поведение Константина продолжает удивлять своей непоследовательностью; монограмму Христа он делает символом своего войска, на триумфальной арке в свою честь он стирает имя Юпитера, но в то же время на его монетах остаются старые боги, в частности, солнечный бог в качестве непобедимого товарища императора, и во всех более или менее серьезных ситуациях Константин ведет себя как истый язычник. Расхождение это скорее возросло, нежели уменьшилось в последние годы. Он стремился иметь хорошие отношения с обоими религиями и был достаточно силен, чтобы занимать двойственную позицию. Его эдикты о терпимости, из которых сохранился второй, изданный в Милане (313 г.), ничего нового, кроме свободы совести и вероисповедания, не дает; позднее объявляется о неограниченной свободе богослужений. Понятие государственной религии было таким образом уничтожено, пока христианство не подобрало сброшенную язычеством оболочку». Веры меняют обличье.
Рим также жил в состоянии межвременья и междуцарствия… Хотя его христианская община к тому времени по числу приверженцев была весьма многочисленна, но еще больше было сторонников языческой религии. Патриции, из которых и состоял сенат города, были верны религии предков. В зале заседаний сената стояла статуя Победы и алтарь, внешние символы старой религии. Вынесенные Констанцием, они были возвращены Юлианом Отступником и снова вынесены Грацианом. При Валентиниане II сенат обратился к цезарю с просьбой вернуть святыни на место. Тогдашний префект Рима, писатель Симмах, поддержал это прошение письмом, названным «потрясающей лебединой песней умирающей религии». Оно стоит того, чтобы привести хотя бы его отрывки. Он обратился к цезарю со словами: «Позвольте, умоляю вас, нам, старым людям, передать нашим потомкам то, что мы приняли в детском возрасте»; «Мы печемся о вечной славе и непреходящем вашем авторитете, чтобы будущие поколения не обнаружили в ваших деяниях ничего, что пришлось бы исправлять…»; «Если долгие годы укрепляют религию, то следует сохранить верность этим векам, надлежит идти по стопам наших предков, которые для собственного счастья шли вослед своим. Представьте, что сама Рома явилась здесь и обратилась к вам со… словами: «Достойные владыки, отцы отечества, отнеситесь с уважением к моим годам, до которых мне дал дожить обряд богопочитания, и дайте мне выполнять службу, доверенную дедами – у меня нет оснований ее стыдиться… эта вера расширила мои права на весь мир, эти святыни отогнали Ганнибала от стен, галлов – от Капитолия»». Но ход истории был уже необратим, как и смена религиозных знамен.
Дж. Пиранези. Первый христианский храм Сан Джованни ин Латерано
И все-таки отдадим должное Константину Великому… После того как накануне похода против Максенция ему явилось видение в виде креста в небе с надписью «Сим победиши», когда он увидел во сне распятого на кресте Христа (было это в действительности или нет, не так уж и важно), а за этим знамением последовала его победа, он почувствовал специфику складывавшейся тогда в мире идейно-религиозной ситуации. От старой веры Рим уходил, а к новой, конечно, еще не пришел. Что должен делать политик в подобном положении?
Он должен делать вид, что поклоняется как тем, так и другим богам одновременно. И он активно начинает возводить храмы, включая первый из них – Сан Джованни ин Латерано (собор, носящий имя Иоанна Предтечи). Константин воздвиг его в 319 г. как частное лицо на принадлежавшей ему земле и на личные средства. Место его возведения также говорит о многом – храм этот создавался на самой окраине города, возле аврелиановой стены, являвшейся границей Рима. Ясно, что Константин не хотел нарушать традиции и вызывать недовольство сената, располагая храм в самом центре, рядом с храмами древних языческих богов. Впрочем, он оставался язычником до последних дней, приняв крещение только на смертном одре. В храме и сейчас находится папская капелла, к которой ведут 28 ступеней так называемой святой лестницы (scala santa); по ней Христос якобы поднялся к Пилату.