Не оправдалось пророчество буржуазии и правых эсеров с меньшевиками и тогда, когда они говорили, что даже правительства врагов не будут вести с нами переговоров. – Не милости идем мы просить, сказали мы. Мы поставим их перед фактом. Мы поставим их перед лицом окровавленной армии, перед необходимостью отвечать нам не шифрами, а простыми ясными словами. Через окопы мы бросили призыв, и германское правительство было вынуждено пойти на переговоры с Советской властью – властью революционного народа. Это уже есть капитуляция германского кайзера. Победить, это значит – сломить замыслы врагов и увести войска в тыл для внутренней работы. Германия расширила свою территорию, разбросала свои войска; у нее прекрасно организованный голод – но голод; под внешним блеском ее побед скрывается тупик, безвыходность. Товарищи, мы не утаили ни одного слова, ни одного заявления ни нашего, ни наших союзников. Наша делегация держится не просителем, – мы себя так нигде не чувствовали, потому что мы совершили революцию. Наше международное положение политически и морально высоко. Заслуга русского народа в том, что он – самый отсталый, малограмотный – смог в этих условиях войны найти в своей душе запасы энергии и силы, чтобы поднять знамя восстания. Здесь, на нашей земле, обагренной кровью тысяч трудового народа, мы воздвигнем новый порядок; отсюда мы предлагаем всем народам: давайте, по-солдатски, по-мужицки, поговорим о мире. Этим мы привлекли к себе сердца всех. Сейчас мы, играющие революционную роль, сильнее пред лицом Германии и других народов, чем тогда, когда были в жалкой роли данников союзного капитала. Вот в чем наша сила, и вот почему союзные империалисты от угроз перешли к переговорам.
В ставке несчастного Духонина, поддержанного горе-политиками, бывшие там союзники нам заявили: шаги к миру приведут к неизбежным последствиям – это была скрытая угроза войной. Буржуазная печать сейчас же распространила горы ложных слухов об английском десанте в Архангельске, о движении японских войск. Но союзники убедятся в крепости Советской власти, опирающейся на народ. В войне против революционной России они натолкнутся на протест своих народов. Там еще кое-как держится хрупкое здание казарменной дисциплины, но, при попытке бросить на нас свои народы, из-под нее выглянет честное народное лицо. Они это поняли и быстро перешли к переговорам. Американский генерал Джэдсон сказал: время угроз по адресу Советской власти прошло, если оно вообще когда-либо существовало.
Вчера еще, товарищи, мы нашли письмо Вильгельма к Николаю, в котором говорится о том, как полезно выступать с речью перед гвардией и обезглавливать террористов, в котором Вильгельм предупреждает Николая, что Англия будет поддерживать в России революционные партии. Я хочу вам сказать, товарищи, что ход мирных переговоров не зависит от степени благожелательности к нам кайзера. Когда генерал Гофман протестовал против распространения нами литературы в немецких окопах, наша делегация ответила: мы говорим о мире, а не о способах агитации. И мы заявили ультимативное требование, что не подпишем мирного договора без свободной агитации в германской армии. Был еще один пункт, вызвавший серьезный конфликт – это условие непереброски войск на западный фронт. Генерал Гофман заявил, что это условие неприемлемо. Вопрос мира в тот момент стоял на острие ножа. И ночью мы заявили нашим делегатам: не идите на уступки. О, я никогда не забуду этой ночи! Германия пошла на уступки. Она согласилась не перебрасывать войск, кроме тех, которые уже находятся в пути. Мы представляем революционный народ, это и дает силу нашей делегации. Наши переговоры происходят под стеклянным колпаком, и весь мир может видеть наши действия. Мы их ведем открыто. И в этом наша сила. Тайная дипломатия была бы для нас самоубийством. В вопросе о перемирии обе стороны щупают друг друга, и будь у наших врагов надежда после месяца отдыха двинуться снова на нас, они бы не капитулировали перед этим вопросом громадной важности. При штабах немецкой армии мы имеем своих представителей, которые будут контролировать выполнение условий договора. Я имею карту передвижения немецких войск за сентябрь и октябрь. При правительстве Керенского, затягивавшего войну, германский штаб имел возможность бросить войска с нашего фронта на итальянский и французский. Сейчас, благодаря нам, союзники находятся в более благоприятном положении. Наша задача – обеспечить перемирие на всех фронтах, но мы не берем на себя ответственности за все правительства, и на запрос союзников мы ответили, что не даем обещания не заключать мира в течение всего времени, пока они будут воевать.
Мы хотим всеобщего перемирия, что означает нашу готовность к миру. Сядем за общий стол экзаменовать друг друга и увидим, кто кого обманывает, кто чего хочет. И если не явятся другие, то явимся мы и будем там адвокатами всех народов, всех армий как союзных, так и враждебных. Я напомню вам, товарищи, что в среде как союзных, так и центральных держав внутренняя спайка слаба. Австрия обвиняет Германию в вовлечении в войну; Германия говорит Австрии: ты – ядро на наших ногах. Германия с трепетом озирается на Австрию и Турцию. По ту сторону окопов у нас есть козыри, облегчающие нам наше положение. Я не знаю замыслов японской буржуазии, но я знаю, что усиление Японии будет ударом для Соединенных Штатов. Я знаю, что враги разъединены между собою; это и дает нам возможность вести самостоятельную политику. Мы первые пробили брешь в войне, терзавшей 42 месяца народы всего мира, мы нанесли удар самой войне. Немецкие солдаты, находящиеся на других фронтах, будут знать, что их братья, стоящие против русского фронта, не подвергаются в настоящий момент гибели и расстрелу. Это вызовет в них усиленное желание мира. Во вторник в Брест-Литовск приедут граф Чернин и Кюльман, чтобы подписать договор о перемирии. Этот договор создаст условия для мирных переговоров, во время которых мы спросим наших противников, согласны ли они принципиально на заключение мира на основе формулы русской революции. Если да, то мы спросим их, как они понимают это, как понимают они самоопределение галицийских и познанских поляков и украинцев; мы заставим их говорить прямо, чтобы они не могли укрываться за пустыми обещаниями. После обмена мнениями мы объявим перерыв, чтобы делегация могла вернуться сюда и довести все до сведения народов. В эти 28 дней мы пробудим Европу к лихорадочной жизни. Сведения нашего телеграфа будут ловиться слухом народов, оглушенных, опутанных войной. Мы не боимся хитрости наших врагов. Для переговоров мы послали людей, знакомых больше с тюрьмами и Сибирью, чем с дипломатической канцелярией. Мы сильнее их, потому что нам некого обманывать, и мы говорим правду, которая привлекает к нам сердца всех народов. С глазу на глаз мы предлагаем им заключить мир. Кто докажет, что на пути, по которому мы шли до 25 октября, мы могли спасти страну? Правительство Керенского и союзники, оценивая голову русского солдата в доллар, создавали разруху и подрывали в народе веру в революцию и в самого себя, без чего он не может жить и развиваться. Восстание 25 октября дало нам нравственное возрождение. Мы бедны, но сильны демократическим революционным сознанием: пока мы стоим твердо на почве честного мира, наш народ не погиб, живет и будет жить.
Слово получает снова тов. Троцкий для ответа на вопросы, предложенные ему отдельными членами собрания.
– В буржуазной печати часто упоминается о возможности отхвата Японской части наших восточных владений. Но политика капитала одинакова всюду. Он всегда готов отхватить то, что плохо лежит. Япония готова это сделать в любой момент, и это вовсе не стоит в связи с выполнением или невыполнением нами союзных договоров. Отвечая на вопрос о личности Шнеура, тов. Троцкий говорит: о нем хорошо отзывались знавшие его солдаты. Он был политическим эмигрантом, и поэтому его услуги были приняты. Что хочет выжать из этих фактов буржуазная и правая социалистическая печать? Ведь Шнеур был дипломатическим курьером правительства Керенского, Савинкова и пр.
