Есть радости – бессмертных снов приют.

В них отблески небесной красоты,

В них вечный свет и вечные мечты.

Кто не страдал страданием чужим,

Чужим восторгом не был одержим,-

Тот не достиг вершины из вершин,

В тоске, в скитаньях, в муках – был один.

1900–1902

О, Боже праведный,

Внемли моления

За души гибнущих

Без искупления,

За всех тоскующих,

За всех страдающих,

К Тебе стремящихся,

Тебя не знающих!

Не вам, смиренные,

Чья жизнь – молчание,

Молю покорности

И упования.

Вам, духом кроткие,

Вам, сердцем чистые,

Легки и радостны

Тропы тернистые.

Но вам, мятежные,

Глубоко павшие,

Восторг с безумием

И злом смешавшие,

За муки избранных,

За боль мгновения -

Молю познания

И откровения!

1900–1902

Играл слепец. Душой владели чары.

Вздымалась грудь – и опускалась вновь.

Смычок, как нож, вонзал свои удары,

И песнь лилась, как льет из раны кровь.

И чудился под стон виолончели

Хор демонов, мятущихся во зле.

Мои мечты к бессмертию летели,-

Он звал меня к беззвездной вечной мгле.

Он звал меня к безумию забвенья,

Где гаснет слез святая благодать.

Гудел смычок. Змея смыкала звенья.

О, дай мне жить! О, дай еще страдать!

1900–1902

Ты изменил мне, мой светлый гений,

В полете ярком в живой эфир.

Моих восторгов, моих стремлений

Унес с собою блаженный мир.

Нет больше звуков, нет больше песен,

Померкло солнце над тьмой земной:

По острым скалам – угрюм и тесен -

Змеится путь мой – передо мной.

Хочу я грезить о счастье новом,

Хочу я вспомнить о дне былом,-

Но кто-то, скорбный, в венце терновом,

Мне веет в душу могильным сном.

1900–1902

Моя печаль всегда со мной.

И если б птицей я была,

И если б вольных два крыла

Меня умчали в край иной:

В страну снегов – где тишь и мгла,

К долинам роз – в полдневный зной,-

Она всегда со мной.

Моя печаль со мной всегда.

И в те часы, когда, рабой,

Склоняюсь я перед судьбой,

И в те, когда, чиста, горда,

Мне светит в выси голубой

Моя бессмертная звезда,-

Она со мной всегда.

О мы – несчастные,

Мы – осужденные,

Добру причастные,

Злом побежденные,

В мечтах – великие,

В деяньях – ложные,

В порывах – дикие,

В слезах – ничтожные!

Судьбой избранные,

Чуждаясь счастия,

Мы бродим – странные -

Среди ненастия;

В звезду влюбленные,

Звездой хранимые,

Неутоленные,

Неутолимые.

О мы – несчастные,

Мы – осужденные,

Добру причастные,

Во зле рожденные,

Плода познания

В грехе вкусившие,

Во тьме изгнания

Свой рай забывшие!

1900–1902

В сумраке и скуке

Тает день за днем.

Мы одни – в разлуке,

Мы одни – вдвоем.

Радость иль утрата -

Но уста молчат.

Прячет брат от брата

Свой заветный клад,-

Тайной сокровенной

От нечистых рук

Кроет мир священный

И блаженств, и мук.

1900–1902

Есть райские видения

И гаснущая даль.

Земные наслаждения,

Небесная печаль.

Есть благовест обителей

И правды торжество.

Есть слезы небожителей,

Отвергших Божество.

Есть холод безучастия

И волн кипучий бег.

Но только призрак счастия

Недостижим вовек.

1900–1902

Не ропщи на гнет твоей судьбы,-

В этом мире счастливы рабы.

Кто с душой свободною рожден -

Будет к пытке гордых присужден.

Если есть огонь в душе твоей,

Что похитил с неба Прометей,

Глубоко сокрой его в груди,

Красоты бессмертия не жди.

Вечной жаждой истины томим,

Вечным злом за истину гоним,

Ты падешь в неравенстве борьбы,-

В этом мире счастливы рабы.

НА СМЕРТЬ ГРАНДЬЕ[6]

Он был герой. Он был один из тех -

Отмеченных, для вечности рожденных,

Чья жизнь, в исканье призрачных утех,

Стремясь к добру, впадала в мрак и грех

Ошибок тяжких, смертью искупленных.

Он к цели шел – бесстрашен и упрям.

Когда ж костер – избранников награда -

Вздымил над ним свой скорбный фимиам,

Послышалось из пламенного ада:

«О Боже мой, прости моим врагам!»

И мы страдать умеем до конца.

И мы пройдем чрез пытки и мученья

С невозмутимой ясностью лица,

Когда для нас тернового венца

Откроется бессмертное значенье;

Добро и зло – равно доступны нам;

И в нас есть Бог, есть истина благая,

Святой любви несокрушимый храм…

Но кто из нас воскликнет, погибая:

«О Боже мой, прости моим врагам!»?

1900–1902

Подняв беспомощный свой хлыст,

Он в клетку стал. Закрылась дверца.

Звучит хлыста привычный свист,

Не слышно трепетного сердца.

В игре его поранил лев;

Он страждет, но стонать не смеет.

И ждет, смертельно побледнев,

Что – вот раздастся лютый рев

И зверь от крови опьянеет.

Зажав рукой глубокий шрам,

Украдкой ищет он затвора.

Умри! Твой страх не нужен нам.

Внемли молчанью приговора!

Он бросил хлыст… задвижку жмет…

Рука бессильна… грудь не дышит…

Почуял зверь, взыграл и вот -

Присев, хвостом по бедрам бьет…

О! кто здесь видит? Кто здесь слышит?.

1900–1902

В долине лилии цветут безгрешной красотой.

Блестит червонною пыльцой их пестик золотой.

Чуть гнется стройный стебелек под тяжестью

пчелы.

Благоухают лепестки, прекрасны и светлы.

В долине лилии цветут… Идет на брата брат.

Щитами бьются о щиты – и копья их стучат.

В добычу воронам степным достанутся тела.

В крови окрепнут семена отчаянья и зла.

В долине лилии цветут… Клубится черный дым.

На небе зарево горит, зловещее, над ним.

Огонь селения сожжет – и будет царство сна.

Свой храм в молчанье мертвых нив воздвигнет

тишина.

В долине лилии цветут. Какая благодать!

Не видно зарева вдали – и стонов не слыхать.

Вокруг низринутых колонн завился виноград.

И новым праотцам открыт Эдема вечный сад.

1900–1902

Вы ликуете шумной толпой;

Он – всегда и повсюду один

Вы идете обычной тропой;

Он – к снегам недоступных вершин.

Вы глубоких скорбей далеки;

Он не создан для мелких невзгод.

Вы – течение мутной реки

Он – источник нетронутых вод.

Вы боитесь неравной борьбы;

Цель его – "иль на нем – или с ним!"

Вы – минутного чувства рабы;

Он – властитель над сердцем своим.

1900–1902

Взор твой безмолвен – и всюду мгла;

Солнце закрыла ночь безотрадная,

Сердце, как небо, грусть обвила.

Но жду так кротко, верю так жадно я,