– К черту на рога.

– Не сомневаюсь, но куда именно?

– В Арекипу.

– А я ничего и не слыхал, – сказал Клюбен и добавил: – Пора на боковую.

Он зажег свечу, пошел было к двери, но вернулся.

– Случалось вам бывать в Арекипе, капитан Жертре?

– Случалось. Немало лет тому назад.

– В какие порты заходили по пути?

– Во все понемножку, ненадолго. Но «Тамолипас» заходить не будет.

Капитан Жертре-Габуро вытряхнул пепел из трубки на тарелку и продолжал:

– Слыхали о люгере «Троянский конь» и красивой трехмачтовой шхуне «Трантмузен», что ушли в Кардиф? Я был против того, чтобы они выходили в непогоду. В хорошем же виде они вернулись. Люгер, нагруженный терпентином, дал течь, пришлось взяться за насосы, а с водой заодно выкачали весь груз. Особенно пострадала надводная часть шхуны; княвдегед, гальюн, фока-галсбоканец, шток якоря левого борта – все было разбито. Утлегарь начисто срезан у самого эзельтофта.

Ватерштаги и ватербакштаги – поминай как звали. Фок-мачта хоть и получила здоровый толчок, однако ж легко отделалась.

Все железные части бушприта сорваны, но, неслыханное дело, сам он только помят, хотя совершенно ободран. В обшивке левого борта дыра в добрых три квадратных фута. Вот что значит не слушаться людей!

Клюбен поставил свечу на стол и, перекалывая булавки, воткнутые в отворот куртки, проговорил:

– Вы, кажется, сказали, капитан Жертре, что «Тамолипас» никуда заходить не будет?

– Да. Он идет прямо в Чили.

– Стало быть, он не даст о себе знать с дороги? – Позвольте, капитан Клюбен. Во-первых, он может передавать письма всем встречным судам, идущим в Европу.

– Правильно.

– Во-вторых, в его распоряжении морской почтовый ящик.

– А что вы называете морским почтовым ящиком?

– Разве вы не знаете, капитан Клюбен?

– Нет.

– В Магеллановом проливе.

– Ну?

– Сплошной снег, бури без передышки, препротивные ветры, море – хуже некуда.

– И что же?

– Вы, скажем, обогнули мыс Монмут.

– Так. Дальше!

– Дальше, вы обогнули мыс Валентен.

– Ну, дальше!

– Дальше обогнули мыс Изидор.

– А потом?

– Потом мыс Анны.

– Так. Но что же вы называете морским почтовым ящиком?

– А вот мы до него и добрались. Горы справа, горы слева.

Всюду пингвины, буревестники. Место страшное. Клянусь сотней тысяч угодников и тысячей обезьян в придачу, там ад кромешный. А грохот какой! Шквал на шквале! Вот где зорко следи за вин-транцем. Вот где вовремя убавляй паруса! Там-то и заменяй грот кливером, а кливер – штормовым кливером. Ветер налетает без устали. По четыре, по пять, а то и по семь дней лежишь в дрейфе. Частенько от новехоньких парусов остаются одни клочья. Тут попляшешь! Такие штормы, что трехмачтовые корабли скачут по волнам, как блохи. Я своими глазами видел, как с английского брига «Трюблю» унесло ко всем чертям юнгу, работавшего на утлегаре, да и сам утлегарь в придачу. Взлетели на воздух, как бабочки, вот что! Я видел, как на красавице шхуне «Возвращение» сорвало боцмана с форсалинга и убило наповал. У меня на корабле сломало планширь и разбило вдребезги ватервейс. Если и вырвешься оттуда, парусов как не бывало. Пятидесятипушечный фрегат пропускает воду, точно корзина. А уж берег и вовсе проклятущий. Хуже не найти. Все скалы изрезаны, словно из озорства. Так вот, подходишь к Голодному порту и тут из огня попадаешь в полымя. Страшнее волн в жизни не видел. Ад кромешный. И вдруг замечаешь два слова, выведенные красной краской: «Почтовая контора».

– Что вы этим хотите сказать, капитан Жертре?

– Я хочу сказать, капитан Клюбен, что сразу как обогнешь мыс Анны, увидишь на камушке, футов эдак в сто высотой, длинный шест. К шесту подвешен бочонок. Бочонок-то и есть почтовый ящик. И нужно же было англичанам написать наверху: «Почтовая контора»! Во все суют нос. Ведь это океанская почта! Она вовсе не принадлежит достопочтенному джентльмену, королю Англии. Это общий почтовый ящик. Он принадлежит всем странам. «Почтовая контора»! Ну и чепуха!

Увидишь и опешишь, будто сам дьявол поднес тебе чашку чаю, А почтовая служба выполняется так: какое судно ни пройдет, посылает к столбу шлюпку с письмами. Корабль с Атлантического океана отправляет письма в Европу, а корабль с Тихого – в Америку. Офицер, севший в шлюпку, кладет ваш пакет и берет пакеты, которые там прикопились. Ваше судно обязано доставить эти письма, а судно, проходящее после вас, доставит, куда надо, ваши. Суда идут в противоположных направлениях, поэтому тот материк, откуда плывете вы, – место моего назначения. Я отвожу ваши письма, вы – мои. Бочонок прикручен к столбу цепью. А уж как там хлещет дождь! Как валит снег! Как бьет град! Окаянное море! Со всех сторон тучами несутся буревестники. Там-то и пройдет «Тамолипас». На бочонке крышка прочная, на шарнирах, но ни замка нет, ни задвижки. Теперь вы видите: и оттуда можно написать друзьям, письма дойдут.

– Забавно, – задумчиво пробормотал Клюбен.

Капитан Жертре-Габуро отпил глоток пива из кружки.

– Предположим, проходимец Зуэла вздумает написать мне. Негодяй бросает свою мазню в бочонок у Магеллана, и.

я через четыре месяца получу каракули этого мерзавца. Да, кстати, капитан Клюбен, неужели вы завтра выйдете в море?

Клюбен, пребывавший в каком-то оцепенении, не услышал вопроса. Капитан Жертре переспросил.

Клюбен очнулся.

– Конечно, капитан Жертре. Как всегда, в этот день, Отправляюсь завтра с утра.

– На вашем месте я бы остался. Послушайте, капитан Клюбен: от собак пахнет мокрой псиной. Морские птицы уже две ночи вьются у маяка, вокруг фонаря. Примета плохая. Мой барометр проказит. Сейчас луна в первой своей четверти, а в эту пору погода стоит самая сырая. Я сегодня видел, как столистник свернул листочки, а клевер в поле выпрямил стебли.

Дождевые черви выползают из-под земли, мухи кусаются, пчелы не отлетают от улья, воробьи будто держат совет. Колокольный звон слышен издалека. Нынче вечером я слышал благовест из Сен-Люнера. К тому же солнце село за тучи. Завтра будет здоровый туман. Плыть не советую. По-моему, туман страшнее урагана. Что у него на уме, не угадаешь.

Милях в пяти от Гернсея, в открытом море, против Пленмонского мыса, между Ламаншскими островами и Сен-Мало, цепью тянутся скалистые рифы, которые зовутся Дуврами.

Это роковое место.

Немало утесов и рифов называются Дуврскими или Доверскими. Близ северного побережья Франции, например, есть скала Дувр, на ней сейчас строится маяк, она опасна, но не имеет отношения к группе Дуврских рифов.

Мыс Бреан – самая близкая к Дуврам точка французской земли. От берегев Франции Дуврские скалы отстоят чуть подальше, чем от первого острова Нормандского архипелага. Расстояние от рифов до Джерсея, пожалуй, равно диагонали Джерсея в самой широкой его части. Если бы остров Джерсей повернулся на Корбьере, как дверь на петлях, то мыс Сент-Катрин, наверное, почти задел бы Дуврские скалы.

Тут они отдалены друг от друга больше чем на четыре лье.

В этих морях, освоенных цивилизацией, дикий, необитаемый островок – настоящая редкость. На Аго встретишь контрабандистов, на Бинике – таможенных надсмотрщиков, на Бреа – кельтов, на Канкале – ловцов устриц, на Сезамбре, острове Цезаря, – охотников за кроликами, на Брек-У – собирателей крабов, на Менкье – рыбаков с неводом, на Экре-У – рыболовов с сачками. На Дуврских скалах – никого.

То владенья морских птиц.

Нет ничего страшнее встречи с Дуврами. Острова Каскэ, где, по слухам, погиб «Белый корабль», Кальвадосская мель, горные вершины острова Уайт, подводные камни Ронес, из-за которых слывет таким опасным весь берег Болье, Преельская отмель, что закрывает Меркельский пролив и вынуждает суда проходить в двадцати саженях мористее бакана, выкрашенного в красный цвет, предательские подступы к Этаблю и Плуа, два друидических камня к югу от Гернсея, Старый Андерло и Малый Андерло, Корбьер, Гануэ, Голый остров – даже поговорка о нем: «Голый остров обогнешь, поседеешь иль умрешь», наводит страх, утес Утопленниц, пролив Бу и Фруки, Водоворот меж Гернсеем и Джерсеем, Ардан меж Менкье и Шозеем, Строптивый конь меж Булей-Бэй и Барневилем – о всех дурная слава, но куда им до Дувров! Пожалуй, предпочтешь вступить в борьбу со всеми этими препятствиями по очереди, чем один раз сразиться с Дуврскими скалами.