Если бы его спросили, он бы сказал, что слышал какой-то шум, вроде ударов, и подумал, что, может быть, какие-то из находившихся в трюме предметов переместились, и надо их укрепить. В общем, это даже было похоже на правду.

Роджер спрыгнул в трюм, не спуская лесенку, — просто повис на руках, ухватившись за край люка, а потом упал вниз. Вздумай кто-нибудь последовать за Роджером, у него будет небольшая фора, пока опустят трап. Он ухнул в темноту и приземлился весьма жестко, так что все его косточки завибрировали от удара. Если в трюме кто-то прятался, он наверняка слышал поднятый Роджером шум, — а если кто-то еще явится сюда таким же образом, его услышит Роджер.

Он немного постоял на месте, приходя в себя после энергичного спуска, потом осторожно пошел между едва видными в полумраке темными глыбами груза. Все казалось расплывчатым и нечетким. И дело было не только в слабом, неверном свете, подумал Роджер; все предметы, находившиеся в трюме, слегка дрожали, отзываясь на дрожание корпуса корабля, режущего волны. Стоило Роджеру чуть прислушаться, и он услышал ее, низкую ноту корабельного голоса… судно словно тихо пело, наслаждаясь движением.

Он осторожно двигался по узким проходам между рядами ящиков, между пузатыми боками бочонков с водой. Он сдерживал дыхание, прислушиваясь; воздух был полон запахов влажного дерева, чайных листьев… В трюме слышалось множество странных звуков, что-то шуршало, потрескивало, — но никаких признаков присутствия человека Роджер не замечал. И все же он был уверен, что кто-то здесь прячется.

Но зачем, зачем он пришел сюда, спрашивал себя Роджер. Что, если и в самом деле один из этих несчастных из третьего класса спрятался здесь? Если он затаился тут между грузами, то скорее всего потому, что подхватил оспу; Роджер ничем не смог бы ему помочь… так зачем заниматься поисками?

А причина была в том, что он просто не мог не выяснить этого. Он вовсе не собирался заниматься спасением пораженных оспой пассажиров; им ничто не помогло бы в таком случае, и, пожалуй, быстрая смерть в воде была на самом деле не столь ужасна, как медленная агония болезни. Роджеру хотелось верить в это.

Но он так и не смог уснуть; события прошедшей ночи наполнили его таким ужасом и таким чувством тошнотворной беспомощности и бесполезности, что он не находил покоя. И независимо от того, в состоянии ли он помочь в данном случае, он чувствовал, что должен сделать хоть что-то.

Что-то маленькое шевельнулось в глубокой тени прохода. Крыса, подумал Роджер и машинально повернул в ту сторону, чтобы прибить мерзкое животное. Движение спасло его; какой-то тяжелый предмет просвистел рядом с его головой и с плеском упал в воду, скопившуюся на дне трюма.

Роджер пригнулся и устремился в ту сторону, откуда прилетело это нечто; он выставил вперед плечо в ожидании удара Там был тупик, из которого некуда было убежать и в котором невозможно было спрятаться. Роджер снова засек движение, метнулся вперед и схватился за чью-то одежду. Дернув ее на себя, он сжал в руках чье-то тело. В темноте раздался жалобный вскрик, приглушенный и слабый, и Роджер обнаружил, что он прижимает к трюмной переборке исхудавшую Мораг Маккензи.

— Какого черта? — изумленно воскликнул он, когда женщина с силой лягнула его в голень. Не обращая внимания на боль, Роджер схватил концы шейного платка женщины и потащил ее вперед, на относительно освещенное место в проходе. — Что вы тут делаете?

— Ничего! Уйдите! Уйдите отсюда, прошу вас! Я умоляю, сэр… — Она даже не пыталась освободиться, да и смысла в этом не было бы, она ведь весила наполовину меньше, чем Роджер. Мораг просто сложила перед собой руки и быстро-быстро заговорила, и ее горячечный полушепот звучал гневно и отчаянно: — Ради вашей собственной матери, сэр, ради всего, что вы любите… Вы не можете это сделать, пожалуйста, вы не можете его убить, прошу вас, не убивайте его, пожалуйста…

— Я не собираюсь никого убивать. Бога ради, успокойтесь же! — сказал Роджер и слегка встряхнул женщину.

Из-за якорной цепи, из тени, что казалась чернее черного, послышался высокий, жалобный плач испуганного младенца.

Женщина судорожно вздохнула и бешено уставилась на Роджера.

— Они услышат его! О Господи, парень, пусти меня к нему! — И так велико было ее отчаяние, что она вдруг вырвалась из рук Роджера и метнулась на звук, с легкостью перебравшись через огромные ржавые звенья якорной цепи, не обращая ни малейшего внимания на грязь.

Роджер последовал за ней, но далеко не так быстро; ей ведь некуда было сбежать… да и незачем. Он нашел мать и дитя в самом темном углу; женщина прижалась к одному из подкосов, скреплявших корпус корабля. Между грубой древесиной корпуса и горой железных звеньев якорной цепи оставалось пространство не более фута, но женщина как-то втиснулась в него, и на фоне адской тьмы казалась просто еще более темной тенью, маленькой, как точка.

— Я ничего вам не сделаю, — мягко произнес Роджер. Тень вроде бы отшатнулась от него и не произнесла ни звука.

Глаза Роджера понемногу привыкли к густому полумраку; даже в этот угол все же просачивался свет, лившийся в трюм через открытый люк. Роджер рассмотрел белое пятно — грудь женщины была обнажена, она кормила младенца. Слышны были тихие чмокающие звуки.

— Какого черта вы тут делаете? — спросил Роджер, хотя уже и сам все прекрасно понял. Его желудок сжало судорогой, и совсем не из-за тяжелого гнилостного запаха трюмной воды. Роджер осторожно присел на корточки рядом с женщиной, с трудом втиснувшись в крохотное пространство.

— Я прячусь! — яростно бросила она. — Уж наверное, вы это видите, так зачем спрашивать?

— Ваш ребенок болен?

— Нет!

Она прижала к себе младенца, обхватив его руками, и как можно дальше отодвинулась от Роджера, прижавшись спиной к шершавым доскам обшивки.

— Но тогда…

— У него всего несколько пятнышек! Это часто бывает у младенцев, так моя мама говорит! Это просто от жары! — В этом горячем отрицании Роджер услышал глубоко спрятанный страх.

— Вы уверены? — спросил он так мягко, как только мог. И осторожно протянул руку к младенцу, казавшемуся просто сгустком тени в руках матери.

Женщина неловко, одной рукой, ударила его, и Роджер отпрянул, зашипев от боли.

— Черт побери! У вас что, нож?

— А ну, держитесь от меня подальше! Да, у меня кинжал мужа! — предупредила женщина. — Я вам не позволю его забрать, я скорее убью вас, клянусь, убью!

Роджер поверил. Прижав руку к губам, он ощутил вкус крови, сладкой и соленой одновременно. Конечно, это был всего лишь небольшой укол, но он поверил женщине. Она действительно была готова его убить… или умереть самой, что было куда более вероятно, если ее нашел бы кто-нибудь из команды корабля.

Впрочем, нет, тут же подумал он.

Женщина стоит денег. Боннет не станет убивать ее… просто вытащит ее на палубу и заставит смотреть, как младенец, вырванный из ее рук, тонет в волнах… Роджер вспомнил темные тени, скользившие в воде вокруг корабля, и содрогнулся от охватившего его холодного ужаса.

— Я не стану забирать его у вас. Но если это оспа…

— Нет, это не оспа! Клянусь святой Бригиттой! — Маленькая худощавая рука выскользнула из темноты и схватила Роджера за рукав. — Говорю же вам, это простая молочница, от нее тоже бывают красные пятнышки, я уже видела такое, поверь, парень… я сотни раз такое видела! Я старшая в семье, нас всего девять, сестер и братьев, я это хорошо знаю, и мама так говорила, я же видела грудных младенцев, у них всегда бывает молочница, когда зубки режутся!

Роджер колебался какое-то время, но потом все в его уме встало на свои места. Если у ребенка все-таки оспа, мать все равно уже заразилась, скорее всего; возвращать ее в пассажирский трюм значило распространить болезнь среди других бедолаг третьего класса. А если она права — ну, Роджер не хуже самой женщины понимал, что любая сыпь покажется подозрительной матросам, и никто не станет разбираться, заразно это или нет; ребенок в любом случае будет обречен.