Когда ученики сообщили о том, что справляются с полётом в воображаемом тоннеле, Регина продолжила объяснение:
– Я буду называть фигуры, а вы будете запоминать и сообщать мне и друг другу, что вы увидели в тот момент, когда мой голос прервал полёт. Даю вам две минуты для начала разгона.
Она сжала в руке секундомер.
– Круг!
После фигур последовали числа. Только их обозначали не арабскими знаками, а точками, выстроенными в определённом порядке. После дюжины первых занятий Регина разрешила Элизе помогать себе и остальным ученикам музыкой. Оказалось, что под живую мелодию проще летать по тоннелям.
Через неделю после урока Санди подошла к Регине и попросила о разговоре наедине.
– Есть что-то, чего ты боишься?
Девушка смутилась.
– Ты можешь ничего не говорить. Я и так знаю, что этот вопрос волнует кое-кого из вас. Уже волнует, – учитель вздохнула, – Мне было бы тоже приятно увидеть сейчас рядом своего мужа, но такова программа, так что придётся потерпеть. Если в других классах вам позволят привести на занятие ваших близких, женихов, невест или просто любовников, я не скажу, что это плохо. Вот ведь Лёська, же с нами, скажите вы. Но Лёська кот, всего лишь кот, хотя от этого не меньший друг нашей Элизы Делайт.
Она помолчала.
– То, чему я вас учу – это основы дружбы. Если у неё вообще могут быть основы. Но дружба значит мало без взаимопонимания. Вам предстоит самим научиться этому и научить этому своих любимых. Если вы сумеете сделать это, ваши взаимоотношения будут гораздо глубже, чем просто дружба, но в основе они будут именно ею. Поверьте, самое ценное в том знании, которое я вам передаю это то, что вы его поймёте, и оно станет неотъемлемой частью вас самих. И если вы захотите, то сможете поделиться знанием с близким. Это экзамен по моему предмету, который вам предстоит сдать. Сдавать придётся не мне. Самим себе.
Санди заворожено смотрела в глаза учителю, не в силах оторваться. Не меньшее внимание проявляли и остальные ученики.
– Если кто-то из вас уже начал пробовать это с теми, кто вам особенно дорог, я только порадуюсь, – она заметила, как Санди сглотнула, а Макс покраснел и отвернулся, – Но у меня на уроках вы будете в таком и именно таком составе.
– Но если у нас с Хелен возникнут вопросы, мы сможем подойти к вам? – набрался смелости и задал вопрос Макс.
– После того, как я закончу курс. Может быть, вы получите ответы позже. Я никогда не откажу вам в помощи. Никому из вас. Но всему своё время, мои дорогие.
Однажды после занятий Санди и Элиза пошли в гости к подругам, а Макс уехал с родителями Хелен на городскую ярмарку. Тима задержался на площади возле храма, он нерешительно переминался с ноги на ногу и уже догрызал второе кислое яблоко, сорванное с дичка на околице.
– Ты там долго стоять будешь? – спросила Регина и вышла из-за колонн.
– А вы меня видели?
– Это было не обязательно. Весь день ты сидел, так, словно тебя, прости за сравнение, на ежа посадили.
Тима рассмеялся.
– Да, наверное, вы правы. Уж чувствовал я себя точно, так как вы говорите. Я об этом и пришёл поговорить.
– Пришёл, так проходи, – Регина поманила его внутрь храма.
Пространство между колонн, которые, как знал Тима, являлись одновременно и стенами, было разделено всё теми же циновками. Простая конструкция, практичная. И не беда, что не дотягивает до архитектуры. Но когда Регина касалась пальцами плетёных занавесок, раздавалось мелодичное шуршание. Тима подумал, а учитель как будто прочитала его мысли.
– Похоже на то, как она поёт, правда? Мне очень нравится её музыка. Если бы найти мастера нот, записали бы. А, впрочем, – она отмахнулась, – захочет, сама изучит нотную грамоту, когда подрастёт. Ей ведь только пятнадцать, да? Как и тебе. Вы младшие в группе, я правильно понимаю?
Тима кивнул.
– Ну, чем раньше, тем лучше я считаю. Ещё три года тому назад не было курса холистики, пока медиум Лестер не написал свой знаменитый труд о синтезе запада и востока. Я понятно говорю? Вот тебе чай, чтобы было вкуснее понимать, – Регина усадила паренька за скромный стол, на котором лежали книги и письменные принадлежности, сама же села напротив, – Без синтетического обоснования совет медиумов не одобрил бы программу. Но, как видишь, получилось. А потом прибыли беженцы из других стран, те, которые спасались от водорослей. Тогда уже никто не сомневался – нам нужен этот предмет. Между западом и востоком до Утра Смерти было столько различий, что теперь трудно представить. Однако, – она перевела дыхание и поднялась из-за стола, – Теперь это отражено даже в нашей государственной символике. И в центре фигура, которая объединила стороны света – раньше её бы назвали инь-янь третьего тысячелетия, мы же просто говорим «союз». Но ты ведь пришёл сюда не за этими разъяснениями?
Тима кивнул, заворожённый голосом учительницы. Регина наполнила прохладным чаем чашку и протянула гостю.
– Знаешь, Тима, иногда я пишу стихи, когда есть настроение. Вот одно, например:
Дотянись до небосклона
Там в бездонной пустоте
Звёзды сотканной колонной
Млечный путь ведут во тьме
В хороводе искр хрустальных
С тихой песней на губах
К ярким звёздам дальних далей
Я пойду с тобой в мечтах.
– Мне самой очень нравится, хотя я знаю, что это не шедевр. Это было очень давно. Была весна, после Утра Смерти прошло пол века. Мне тогда было меньше, чем тебе и Элизе. Девичьи стихи…. Да, много времени прошло. Но знаешь что, – она вернулась к столу и вытащила из ящика дощечку. На ней почерком Санди было написано.
О солнце в душистой траве
О колючем пении кузнечика
Убежишь, прибежишь и расскажешь мне
Пушистый мой человечишка.
Мокрым носом сквозь пальцы потянешься
Коготками о платье цепляясь,
Ты мурлычешь и мне улыбаешься
Заигравшись, не больно кусаясь.
Побеги, поищи, слышишь шорох у ног?
Я по тонким травинкам в меху
Буду знать, где ты был, мой пушистый дружок
Будто рядышком пробегу.
– Но вот так мне никогда не написать, это так легко, так просто, – она сглотнула подступивший к горлу комок, – Сперва я подумала, что Санди, но ведь ты знаешь, что это не Санди? И Элизе будет трудно выучить ноты, если ты ей не поможешь.
Тима ахнул.
– Вы знаете?! Она это так тщательно скрывает! Даже мы иногда забываем, – парень покраснел, и веснушки на лице стали заметнее.
Регина рассмеялась и потрепала его жёсткие волосы рукой. Рука благоухала растительным бальзамом.
– У меня тоже были сомнения. Я даже как-то подумала, что Элиза просто не умеет писать. Такое бывает, но я не стала обращать внимания. Этому легко научиться. Хочет тихо диктовать Санди, чтобы та записывала, пусть диктует. Для моего курса это не важно. А когда увидела забытую на парте дощечку, задумалась. Потом прочитала это стихотворение и поняла, кто автор. Ну и следом поняла многое другое. Ты ведь заметил, что в нём нет ни одного зрительного образа?
– Да, учитель, Регина, я так рад, что вы поняли меня. И главное, поняли её. Но я хочу ей помочь. Показать ей кое-что. Научить видеть то, что вижу сам. Ведь это возможно? Вы как-то говорили.
Регина улыбнулась, и пристально посмотрела на Тима. От долгого и вдумчивого взгляда он смутился сильнее, хотя и так не знал, куда деть свои руки. То ставил чашку на стол, то брал обратно в руки.
– Это очень близко и сложно, если ты понимаешь, о чём речь. Но, мне кажется, понимаешь. Иногда нет смысла озвучивать всё на свете. Достаточно понимать. Мне кажется, я тебя поняла. Но успех будет зависеть лишь от того, как ты понимаешь себя.