Довольный собственный остротой он ехидно рассмеялся и поманил за собой человека с алым пятном. Чарли не обиделся. Он сунул руки в карманы пальто, смешно их оттопырил и вместе с группой зашагал на север.

-

В «красной» зоне вероятность столкновения с противником была высокой, и бойцы это прекрасно понимали. Суровые зимние бури, снег и песок вперемешку, с рёвом носились над мёртвой землёй, случались долгие часы, когда напор стихии сбивал людей с ног, и чтобы не сгинуть в буране, группа отсиживалась в ямах, у поваленных деревьев. На привал или ночлег становились по окраинам заброшенных посёлков. Часто казалось, что в мире больше нет ни единого живого существа, и всё-таки никто не удивился, когда разведчик Стэнли принёс известие: впереди, на удалении в пять километров расположена неприятельская база.

– Только она какая-то странная, – добавил он и напряжённо сощурился вдаль, словно пытался воочию увидеть скрытое за пеленой непогоды.

– Что странного? – насторожился лейтенант.

– Охраны нет, техники нет, какая-то бестолковая база. Несколько палаток, и всё.

– Забыл, как они умеют маскироваться?

– Слушай, Люк, сам сходи, да проверь, если такой умный.

– Я тоже хочу посмотреть, – встрял рядовой Ватсон.

Командир отозвался на возглас Чарли тяжёлым, недовольным взглядом, по его лицу мелькнула едва заметная тень, как будто он мгновенно изменил свой настрой, но сам не принял, испугался перемены. Чарли выдержал взгляд и припомнил, где он видел его прежде. Там, на привале, когда прозвучало слово «или».

– В буране никакой беспилотник не страшен. Пойдём вместе. А там и решим, как поступать.

С точки кругозора, расположенной на удалении в три сотни метров, неприятель был виден как на ладони. Стэнли верно дал определение вражеской базе. Отсюда, с каменистого холма, палаточный городок походил на что угодно, но только не на военный форпост: ни бочек с дизельным топливом, ни антенн, ни следов гусеничной техники.

– Как будто зимовка полярников, – заметил Чарли, – Как знать, может это какой-нибудь научный лагерь?

– В такую погоду любой пикник это зимовка полярников, – Арнольд зябко дёрнул плечами.

– Подождём до темноты, а там решим – идти в обход или взять лагерь штурмом, – приказал лейтенант и подозвал Чарли поближе, – Я так понимаю, ты в темноте отлично видишь.

– Ага, – Чарли понимал, к чему клонит командир, но было бы нелепо отпираться.

– Пойдёшь туда и всё разведаешь.

– Сейчас?

– Сдурел? Когда стемнеет. Всем отдыхать. Люк, ты на часах.

– Да, сэр.

-

Привал коротали в тишине, без костра и в постоянном нервном напряжении. Боялись, вдруг появится враг, и придётся принимать бой. Ещё вчера они верили в счастливый исход экспедиции, полагали: вот-вот мелькнёт на горизонте серый простор – океан. Оттуда будет легче добраться к своим. Чарли удивился, отчего так важно выйти к побережью. Арнольд рассказал о небольшой флотилии патрульных катеров и стратегическом запасе дизельного топлива.

– Бортовые зенитки могут бить прямой наводкой, и радары до сих пор в рабочем состоянии. У них и транспортов-то не осталось, все на дно отправили. Топлива в обрез, но наши выдумали радио игру, как будто катера всё время в патруле.

– А если Фрисберг прав, и ваши командиры лгут не только им, но и вам?

Ответа на вопрос никто не знал, и лейтенант с укором посмотрел на Чарли. Сейчас не лучшее время расшатывать боевой дух группы, его и так совсем не осталось.

Человек с пятном нервно вздохнул, до боли сжал кулаки и поднёс руки к горлу – согреться. Какие глупости он думал раньше? Смерть не страшна, и готов умереть. Да разве готов? Совсем недавно, под взрывной волной растаяла, слетела вся его надуманная бравада.

– Боишься? – спросил лейтенант, когда заметил его нервную дрожь.

– Зябко чего-то, а ещё контузило меня.

– Не говори ерунды, – поморщился Люк, – Видал я контуженных, а ты просто сильно испугался.

«Может быть, – подумал Чарли, – Я не буду говорить ерунду, она никому не нужна. Но кто мешает мне думать?» Он скорчился у твёрдой, холодной неровности грунта, сжался в комок, чтобы не мёрзнуть, не бояться, не дрожать.

Он и не заметил, как шептал мысли вслух. Из книг он знал, что так бывает с теми, кто напуган, но разве мог посмотреть со стороны?

– Шепчет чего-то, – злобным голосом заметил Люк и сплюнул в снег, – Молится, наверное.

– Помирать не хочет. А лейтенант его на смерть посылает.

– Ну, не знаю, Арни. Может, он сидит и думает, как бы так сделать, чтобы его не убили. Помяни моё слово, он попробует с ними договориться. Этот Ватсон сущий ребёнок. А ты разве станешь бездумно стрелять в ребёнка?

Арнольд Фолкнер нахмурился. Годы хаоса ко многому их приучили. В особых обстоятельствах реакция, умение спустить на тормоза инстинкты и нажать курок важнее старой этики. Это если есть желание выжить. За Себя Арнольд готов был поручиться. Иначе он не прожил бы двадцать три года после Утра Смерти.

– Если вооружён, то да.

– Ватсон пойдёт безоружным, – лейтенант поставил точку в споре.

Люк и Арнольд замолчали. Они старались не смотреть в глаза друг другу, не встречаться взглядом с лейтенантом и осторожно поглядывали в сторону Чарли. Люк придвинулся поближе к старику и горячо зашептал на ухо:

– Но почему он посылает этого щенка? Почему не Стэнли? Почему?

– Тебе не жалко Стэнли? – хмыкнул фермер.

– Я не о том. Не понимаю…

Старик вздохнул и принялся перебирать бороду пальцами.

– И для меня это загадка. С одной стороны, знаешь, он прав. Стэнли будет смотреть, а Чарли станет слушать. Того, кто смотрит, легче обнаружить. А слушать можно и сквозь стены.

– Там есть стены?

– Везде есть стены. У палаток в том числе.

Люк пожал плечами.

– А может быть, ты прав, – неуверенно пробормотал старик, – Лейтенант посылает его не на смерть, а на переговоры. Понимаешь? Этот малый с пятном – идеальный посредник.

– Убьют его и всё.

– Как знать.

– Посредник, говоришь, – Люк усмехнулся, – Медиатор.

Он повторил несколько раз необычное слово, ухмыльнулся и добавил:

– Лежит и бормочет, верно говорю тебе – молится. Не посредник он, а этот, как его, слово забыл. Точно, медиум!

Арнольд снова посмотрел на Чарли и попробовал представить, о чём тот думает сейчас, когда лежит и всё слышит. Или действительно молится, и на мир вокруг не обращает ни малейшего внимания?

Чарли пытался разобрать в своих чувствах, страхах и желаниях. Он слышал сказанное, но не мог повлиять на события. Пока не мог. И слово «медиум» ему понравилось.

-

Он вышел к лагерю в глубоких сумерках и осторожной, приземистой тенью скользнул между платками. Он уже знал, что в лагере есть люди, их голоса звучали из-за ткани странно – высоко и в то же время приглушённо. Увы, ни слова незнакомой речи он не понимал, и всё, что смог – пересчитал примерное количество людей. Не больше дюжины. Чарли обошёл по периметру лагерь, собрался идти обратно, и неожиданно почувствовал чужое внимание. Его обострённая в одиночестве эмпатия соприкоснулась с направленным, сосредоточенным взглядом, и прежде, чем заглянуть в чужие, враждебные глаза он обернулся, попытался их отыскать.

По краю зрения мелькнули быстрые тени, но Чарли не мог рассредоточить внимание повсюду. Он замер посреди пустого пространства, отчётливо видный в алом пальто с неправильными пуговицами. Беззащитный и сосредоточенный на мысли, что сейчас он – отличная цель для стрелка.

Отчаянно хотелось сунуть руку в карман и нащупать старое, обтёртое тепло близкой вещи, игрушки, чудом спасённой там, под обстрелом. Вот бы дотянуться и занять себя самообманом, на секунду возвратиться памятью в туда, тогда, где он один и никому не нужный, маленький.

«Это равнозначно смерти», – одёрнулся Чарли, медленно шагнул лицом на темноту, откуда физически высверливал взгляд. Человек с пятном поднял руки вверх.

Темнота сместилась плотностью и отсветом, и выступила ближе человеческой фигурой с автоматом, поднятым, нацеленным прямо. Чарли рассмотрел фигуру незнакомца – тонкая и невысокая, совсем не такая, как у бойцов в отряде. Откуда-то сверху блеснул нечаянный луч, выхватил из тьмы фигуры два коротких росчерка – глаза.