Оверкиль!… Хорошая водичка, только уже до шкурки добралась, щекочет… Но у тебя, Кадет, шкура матери-урду, дубленая, а замечательная репарация – как у землян, этим тебя отец одарил. У землян это – в генах. Репарационный потенциал организма – сто пятьдесят лет. Срок репарации кожи – сорок восемь стандартных часов, один неполный день на Гиккее… Не проешь ты меня, водичка!… Надо выживать!… Надо! И хочется. Это мое Я, моя бессмертная сущность хочет, требует. Хочешь исполнить свой Долг – не сдавайся ни при каких обстоятельствах, учили наставники. А я и не сдаюсь – вот, посылаю еще одну ментограмму, рано или поздно, я разбужу Монаха, соню. Ох!… Ведь и принцесса – тоже моим личным ключом инициирована! Что ж ты натворил, великий и могучий?! Лишь бы она не приняла первую ментограмму, Монаху – испугается и ощущения приема и переданной эмоции. На всякий случай отправлю и ей ментограмму… Что же тебе сообщить, девочка, чтобы ты не испугалась?… "У меня все хорошо"? А какое ей дело до этого? "Прости и забудь"? – а она уже давно забыла! Просто напомнить о себе, мягко. Плохо, если напугается… Хорошо бы ты не инициировалась тогда… Но я бы тебя не смог излечить… В общем, на всякий случай, который может, так получается, случиться, посылаю тебе ментограмму, с нежностью и извинением говорю тебе: "Принцесса!…" Ну, а теперь, великий и могучий, начнем с простого: ночью по звездам – вчерашний небосклон помню хорошо – определюсь в каком направлении плыть…

А спустя почти пять часов, оглянувшись, справа от себя он заметил три маленькие точки – это по большой дуге возвращались, разыскивая его, "Морская чайка", "Осьминог" и "Удача". Он развернулся и поплыл им навстречу, поплыл, экономно расходуя силы.

С мостика "Морской чайки" через бинокль обшаривая горизонт, капитан Диннел сначала увидел далеко в море странные радужные пятна, ритмично появляющиеся над верхушками волн – это Кадет ладонью через каждые пять гребков бил по гребню волны, поднимая высокий веер брызг – а потом и черную точку: своего необычного пассажира. Взлетели на мачты сигнальные флаги, и корабли, сближаясь, направились к спасшемуся.

– И верно – с Холодных Земель, – говорили моряки на всех трех суднах, – не замерзнуть и не потонуть в Море!… И вода его не разъедает…

… Голый пассажир вскарабкался на борт "Морской чайки" по веревочной лестнице, бодрый и спокойный. Трос был обмотан вокруг его груди. На палубе его встречала почти вся команда, капитан Диннел и бледный, с осунувшийся лицом, толмач.

Чужак поклонился капитану, поклонился команде и сказал на лингве:

– Монах, очнись! Я живой! Переводи!

– Я обязан вам спасением, – переводил Монах дрожащим голосом. – За это я вознагражу вас! Но кто-то из вас хотел отнять у меня жизнь! – Чужак показал обрезанный конец троса. Капитан взял его и осмотрел. И покраснел. Потом он с яростью посмотрел на свою команду.

– Монах, принеси оба наших кошеля…

Монах отправился в шатер. И почти сразу же закричал из шатра:

– У нас украли! – Вернулся, показывая пустые кошели.

– Мы опозорили себя, вольные пираты! – Взбешенный капитан Диннел вошел в круг матросов. – Если мы не найдем эту крысу и не утопим ее, нас никто никогда больше не возьмет с собой в море. Мы сдохнем на грязном берегу! И ты сдохнешь там, и ты!… И я!… Как в море выказывают доверие? Покажем друг-другу свои вещи! Все на палубу с вещами!

– Старина!… – обнимая и тиская Монаха, бормотал в шатре Кадет. – Как я рад опять увидеть тебя! Мне было там очень одиноко!

– Может быть, ты хоть теперь поумнеешь, великий и могучий, – Монах сердился. – А если бы я не проснулся?! А если б я не принял твою ментограмму?! А если бы капитан решил не возвращаться? Они говорили – в этой воде не живут больше трех часов…

– Это как бы ты не принял ментограмму? Я так крикнул!… А вода, действительно, очень плотная, шкуру дубит – ой-ей-ей… Я просолился, как старая селедка!

– Кто это – "селедка"? – Монах сердито оттолкнул Кадета и потянулся к своей новой Книге.

– Это соленая рыба, старина, это я… Вот вдоволь напьюсь пресной водички, ей же сполоснусь и, если ты не против, обсудим это событие втроем, с капитаном, а?…

– Ты?!… – закричал капитан Диннел где-то рядом на палубе, – Нет!…

Раздался топот множества ног и почти сразу же послышался всплеск воды. Кадет и Монах выскочили из шатра – вся команда была у левого борта и перегнувшись через него смотрела вниз, на воду.

– Мы нашли крысу! – в голосе капитана была ярость. – И деньги! Эта крыса сама себя утопит!

Кадет, не раздумывая, прыгнул через борт. Еще в прыжке он увидел темную тень тела, погружающегося в глубину. Нырнуть еще глубже…

– Гасить паруса! – командовал капитан Диннел. – Рулевой! Право руля! Шлюпку на воду!…

– Нет, – шептал в ухо схваченного в воде человека Кадет. – Ты не утопишься. Я тебя отдам в хорошие руки! – Человек попытался вырваться… Он дико смотрел на ужасного Чужака, заговорившего по гиккейски. – Сколько тебе за меня заплатили? И кто? – Он легко перехватил руку с маленьким острым диском. Подлый, воровской инструмент.

Вот уже немало дней принцесса проводила без скуки – сначала не охотно, а позже – увлекшись, вместе со Сластеной она кроила платья. Выяснилось, что крой ей удается лучше шитья.

– У тебя линия есть! – по-хорошему завидовала ей Сластена, и принцессе было приятно. Неспящий помогал принцессе увидеть нужную часть платья в нужном куске ткани, обрезков было совсем мало. – Иди закройщицей к госпоже Таррате – озолотишься! Хотя она жадная… Ладно!… Посеребришься!… – И они вместе смеялись, как подружки.

Зато Сластена хорошо шила – ловко, быстро, не утомляясь и не раздражаясь. Но только, если ей не мешали болтать с иглой в руках. Принцесса никогда не мешала ей болтать и то, что она узнала от Сластены о мужчинах и как ими надо вертеть, в прежней жизни она никогда бы и ни от кого не узнала!… Неспящий во всем соглашался со Сластеной: все мужчины смешны и глупы, доверчивы, торопливы, недальновидны и легкомысленны. Готовы бушприт себе разбить из-за какого-нибудь пустяка или кормою сесть на мель так, что никаким ветром не снимешь. Кроме одного ветра – который поднимут твои юбки. Или усилия, которые могут сотворить твои нежные пальчики: вот здесь немного пошевелить пальчиками, вот здесь погладить, вот здесь – нажать нечаянно… И – готово, потерялся, как несмышленыш-рулевой среди Моря. Поэтому женщины всегда берут верх над ними в домашних делах. Даже комнатные невесты. "Комнатные невесты"? Это те дуры, что сидят в доме взаперти, смотрят в окно и ждут, когда их выберут. А выбирать должна женщина! Материю себе на платье – и то выбираешь, по лавкам бегаешь!… А уж мужчину?… Он как твое самое главное платье. В котором и удобно и погордиться можно. А о женщинах Сластена говорила так: все женщины – умные, глупые, молодые и старые – хотят власти. И больше о женщинах нечего сказать! Все, что делают женщины, вся их любовь и забота, все их старания – все для того, чтобы овладеть и удержать. Мужчину, вещь, ребенка, деньги, почет, уважение, власть… Я такая же, и ты тоже! А то, что Сластена знала о жизни людей!… Смейся или плачь!… На рассветах – а чтобы выспаться, принцессе теперь хватало меньше ночи – она вспоминала истории, рассказанные Сластеной, и то жалела несчастных людей, то тихонько смеялась над их глупостью. И все было хорошо, так, как бывает, когда точно знаешь главную цель – бежать из этого поместья – и терпеливо ждешь возможности. А возможность подскажет Неспящий. Принцесса так привыкла к его существованию и поддержке и советам, что уже ничему не удивлялась. Нет, недавно удивилась. Это случилось днем, в самую жару, когда они со Сластеной дремали в тени дома, и даже Неспящий, наверное, томился от духоты. Вдруг Неспящий прогнал ее дремоту, и принцесса ясно услышала голос мастера Каддета! Он позвал ее своим будоражащим голосом: "Принцесса!" и ей стало тревожно за него. До самого вчера. С того дня она часто, каждый день, вспоминает мастера Кадета.