– Вы же брат и сестра… – Николас жадно вбирал в себя взглядом восхитительную картину. – Вас связывает любовь иного рода, родственная.

– Разумеется, – не глядя на него, согласилась Дориан. – Мне кажется, он ее любит. Как, по-вашему?

– Кто?

– Да герцог же! – удивилась его несообразительности Дориан. – Мне кажется, он любит герцогиню. Интересно, они женились по любви?

– Понятия не имею. – Каким образом герцог и герцогиня Тьюин стали темой разговора, Николас тоже не имел никакого понятия. – Думаю, их связывало взаимное уважение, но вряд ли они были влюблены друг в друга. Браки по любви вообще редкость среди знати.

– Но он-то ее точно любит, – настаивала Дориан. – Иначе разве стал бы он терпеть ее увлечение охотой?

– И при чем здесь любовь?

– Он принимает ее такой, какая она есть, – провозгласила Дориан с таким видом, словно это объяснение мог понять даже младенец. – И она тоже принимает его страсть к музыке… хотя, признаться, слуха у него никакого.

– Это и есть любовь?

– Во всяком случае, немалая ее часть. – Глаза Дориан мечтательно затуманились. – Конечно, в любви есть и многое другое… Нежность, забота, страсть. А что такое истинная любовь для вас?

Николас отвернулся, соображая, как бы сменить тему.

– Истинная любовь – это защита и поддержка. Преданность и готовность идти на жертвы.

– Благородно. Очень, – отозвалась Дориан. – Но не то, что трогает душу.

Не совсем уверенный, правильно ли он понял ее мысль, Николас нахмурился.

– Давайте-ка лучше вернемся к предмету наших поисков, согласны? – сказал он. – Итак, мы пришли к тому, с чего начали месяц назад. Один кусочек партитуры у меня, другой – у вас и тети Шарлотты, а где третий – нам по-прежнему не известно.

– Тот, что хранится в коллекции герцога, – определенно фальшивка, – согласилась Дориан.

Николас опустился в кресло у окна и распустил узел шейного платка, как будто тот душил его.

– У кого же подлинник? Вы знаете еще коллекционеров, интересующихся подобными редкостями?

Остановившись посреди комнаты, Дориан подняла невидящий взгляд к потолку.

– Если бы фрагмент партитуры оказался в руках у какого-нибудь перекупщика, мы с тетей Шарлоттой услышали бы об этом первыми. Я постаралась, чтобы слухи о нашем интересе к наследию Франца распространились по всему Лондону.

– Знаю.

– Знаете? – Дориан прищурила на него глаза. – Хотите сказать, что обращались к перекупщикам?

– Естественно. Не к тем, конечно, которые связаны с вами. Я порасспросил перекупщиков рангом пониже. Даже они слышали о страстном желании семейства Сент-Джон приобрести рукописи Франца Шамьера. Но ни один не сообщил мне о третьем кусочке ничего достойного внимания.

– А что, если кто-то еще пустит слух, что готов заплатить любую цену за подлинную рукопись Шамьера? – ужаснулась Дориан.

Николас покачал головой.

– У дельцов нюх на прибыль. Они обратятся к каждому заинтересованному лицу, чтобы потом продать тому, кто заплатит больше. Все как на аукционе. Так что если третья часть партитуры оказалась бы у какого-нибудь перекупщика, он непременно разыскал бы вас или меня. Если только…

– Если только – что? – Дориан всем телом подалась вперед, ожидая продолжения.

– Если только этот перекупщик не испугался последствий, – неохотно закончил Николас.

– Последствий? – изумленно переспросила Дориан. – Каких последствий? Кто может угрожать продавцу редких рукописей? Я знаю, конечно, что некоторые коллекционеры доходят до фанатизма, но чтобы…

Выведенный из себя ее наивностью, Николас подскочил с кресла и в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от Дориан. Должна же она наконец понять, в какую рискованную игру вступила!

– Есть люди, готовые пойти на что угодно, когда дело касается рукописи Шамьера. Поверьте мне, не стоит недооценивать возможности этих людей.

Потемневший взгляд Дориан таил в себе сотни невысказанных вопросов.

– А эти люди… о которых вы говорите… они имеют отношение к вашему траурному кольцу?

Такого вопроса Николас не ожидал. Но он и сам уже не раз гадал, как долго сможет держать Дориан в неведении относительно цели своих поисков.

– Косвенное. Кольцо я ношу как напоминание о том, чего я не имею права ни забыть, ни простить.

Дориан облизнула губы.

– И больше вы мне ничего не скажете, верно?

– Вам больше ничего и не нужно знать. – Николас сгорал от желания прикоснуться к ней, ощутить тепло ее атласной кожи. Поддавшись порыву, он опустил ладони на хрупкие, прикрытые полупрозрачным батистом плечи.

– Но скажите хотя бы, должна ли я чего-то бояться? – Дориан не выскользнула из-под его рук, только еще выше вскинула голову.

– Если я рядом – нет.

– А вам известны те люди, которые хотят… Вы собираетесь меня поцеловать, да?

– Да, – отозвался Николас. Прямолинейность Дориан насмешила его, но нисколько не оттолкнула. – Мне кажется, самое время. У вас есть возражения?

Искра сомнения мелькнула в ее глазах – и исчезла.

– Никаких.

Дориан чуть откинулась назад, приподняла к Николасу лицо. Жест на удивление естественный и восхитительный в своей бесхитростности. Подушечкой большого пальца Николас осторожно провел от ее виска вниз, вдоль линии подбородка… давая Дориан возможность передумать… отказаться. Она не хотела отказываться. А думать была просто не в силах. Ресницы ее сомкнулись, весь мир исчез, остались только Николас и ожидание его ласки.

Свободной рукой Николас провел вдоль ее спины вниз, туда, где линии талии переходили в мягкие соблазнительные округлости. Прижал к себе. В предвкушении поцелуя кончик языка Дориан скользнул по губам.

– Радость моя… – Дразнящее тепло его дыхания отдалось дрожью у нее в коленях; откуда-то изнутри поднималась сладкая истома.

Он ее когда-нибудь поцелует или нет?

Мимолетное, едва ощутимое прикосновение его губ потрясло Дориан. И разожгло ее огонь. Теперь уже она сама еще сильнее прижалась всем телом к телу Николаса, обхватила руками его шею, приоткрыла рот в робкой, но недвусмысленной мольбе.

Как он устоял против ее невинного обольщения, осталось загадкой. Но Николас хотел продлить миг этого первого, головокружительного чувства близости, и чудом совладал с собой. Он провел языком сначала по нижней упрямой губке, затем по верхней.

Неискушенность Дориан – вот что его сдерживало. Он мечтал открыть ей дверь в мир доселе не изведанных ощущений, научить наслаждаться близостью мужчины, его запахом, его телом, его страстью. Он умирал от желания посвятить ее в древний как мир ритуал любви.

Прильнув ртом к ее зовущим губам, Николас чуть приподнял Дориан и сделал несколько шагов к постели. Их тела разделяла одежда, но Дориан явственно ощутила его желание. И впервые познала восторг физической власти над мужчиной. Когда Николас опустил ее на постель, она потянулась к нему, и ее ладони заскользили по его плечам, спине, ягодицам… Николас застонал.

Мгновение спустя он немного отстранился и вытянулся рядом с Дориан, опираясь на локоть. Его губы по-прежнему не отрывались от губ Дориан, только теперь поцелуй был не дразнящим, а дерзким, требовательным. Ладонь обвела контуры ее груди, задержалась на животе, обласкала бедра, ноги…

Когда он успел проникнуть под платье? Его пальцы вдруг обожгли обнаженную кожу ее ляжек над чулками.

Дориан коротко ахнула.

– Ты когда-нибудь была с мужчиной, радость моя? – Губы Николаса шевельнулись у самых ее губ.

– Ч-что? – Дориан смутно осознавала, что он ее о чем-то спрашивает, но сознание ей отказывало, подчиняясь лишь зову плоти. Еще. Еще. Пальцы Николаса преодолели преграду кружевного белья.

– Радость моя, у тебя был мужчина? – Его язык прочертил влажную дорожку от ее горла до ушка.

– О-о… нет… – сорвалось с губ Дориан.

– Я так и думал.

Его ладонь скользнула меж ее ног. Дориан задрожала. Его пальцы уговаривали, будоражили, дразнили. Бедра ее сами собой приподнялись, задвигались…