Борис коротко взглянул на девушку, красота которой поразила множество мужчин, и молодых, и в возрасте, но не затронула чувств ни Ильи, ни Олега Азарова, ни его собственных.

И почему он сам с удовольствием сделал предложение эффектной женщине, на два года его старше, безапелляционной, с твердым мужским характером, но… такой восхитительной в постели?!

— Наверное, потому что я — неисправимый подкаблучник! — решил Борис и, подперев рукой подбородок, загрустил.

— Эй, аспирант, — толкнула его в плечо Ирина, — думаешь, у меня нет шансов, даже призрачных?

— А если бы были, распилила бы эту сладкую парочку пополам? — поинтересовался Незалежный. — Они ведь — одно целое! В постель, конечно, чужого мужчину затащить можно…

— Не нужно мне чужого! — воскликнула девушка с досадой. — Идем купаться.

Через несколько минут Ирина и Борис бросились с причала в воду, удивительно теплую для середины сентября.

— Мы, пожалуй, поедем домой, — вздохнула Лидия, — Бориса тоже заберем.

— Даже не вздумайте, — воскликнула Светлана, — такая погода! Останетесь до завтра, как договаривались.

— При чем здесь погода? — возразил декан. — Ты же сама видишь, как тут все разворачивается.

— Да что тут такого неслыханного разворачивается?! — возмутилась Светлана.

— Любовь, милая, — улыбнулся профессор Азаров.

— У нас пять спален, гостевой дом, — Светлана кивнула на флигель, стоящий в отдалении и полускрытый кустами сирени. — Им что, по-твоему, негде уединиться?!

— Дело не в них, — сказала Лидия. — Иринка ревнует.

— Можно подумать, в городе ее ревность сразу улетучится!

Светлана вдруг почувствовала себя в чем-то виноватой. Взрослые часто обсуждали сердечные дела своих детей, говорили и о давней влюбленности дочери Бокаловых, и о том, что Елена, чей семнадцатый День рождения бурно отметили в прошлую субботу, в сущности, еще дитя…

И вдруг — на тебе!

— Ты уж, прости, подруга, — мягко сказала Светлана, — так получилось.

— Везет тебе, Светка, — улыбнулась Лидия, отрывая темно-синие виноградины от внушительной грозди, живописно лежащей на белом с золотым ободком блюде, — видела бы ты, как дерется твой зять!

— Будущий зять, — поправила Светлана.

— «Будущий», скажешь тоже! — воскликнул Бокалов. — Такое впечатление, что они женаты тысячи лет и только сегодня случайно об этом узнали!

— Серж, расскажи об Илье, — предложил Азаров, — что он еще умеет помимо того, что красиво говорит о бесконечности и громит рестораны?

Бокалов задумался. Илья доверял своему декану, и кое-какие его секреты, и прошлые, и нынешние, были Сергею Николаевичу известны. Но… это были не его секреты.

— Он человек чести, Андрей, — твердо сказал Бокалов. — Все остальное пусть он сам тебе расскажет.

Ответ Азарова удовлетворил.

Вернувшись в беседку и не обнаружив Елены, Илья посмотрел на причал, где загорали Ирина и Борис, и вопросительно взглянул на Азаровых.

— А ты как думал?! — воскликнула Светлана. — Мы только что ее отправили "в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов"!

— У вас тоже родственники в Саратове? — улыбнулся Илья. — Я думал, только у Фамусовых.

— Подсаживайся, Илья, — сделал приглашающий жест профессор, — потолкуем.

Но потолковать им не пришлось.

Парадная дверь особняка распахнулась, и на просторном, украшенном резными балясинами, крыльце возникла женщина.

Илья прирос к месту.

За двадцать минут, проведенных в доме, Елена успела сделать многое.

Она наскоро причесалась, затем раскрыла маникюрный набор и тут же зашвырнула его в угол, зажмурив глаза при звуке разлетающихся пилочек. Взяла с туалетного столика помаду, провела ею по губам и смыла помаду под краном в ванной. Схватила дорогущий набор для макияжа, подаренный ей на семнадцатилетие родителями, и швырнула его в угол вслед за маникюрным. Подержала в руках духи "Lacoste inspiration", которые сама купила в прошлом году в Париже, вспомнила статью, в которой утверждалось, что мужчину привлекает запах женщины, а не ее духов, хотела разбить флакон, но не решилась и аккуратно вернула флакон на туалетный столик. Расплакалась, умылась, взглянула в зеркало, сказала себе: "Ты — дура!", и вышла на крыльцо.

Но уже никому не пришло бы в голову сказать, что на крыльце стоит "в сущности, еще дитя".

Женщина светилась изнутри. Ее глаза излучали такое чувство, что, казалось, оно вполне может соперничать в яркости с солнцем, в этот час лишь чуть-чуть отклонившимся от зенита. В ее горделивой осанке ощущалась вековечная правота Евы, скормившей запретный плод с древа познания бестолковому Адаму.

Женщина сошла с крыльца, подошла к своему мужчине, положила ему руки на плечи и поцеловала. Отстранившись и внимательно посмотрев в его глаза, она негромко задала вопрос, который тысячелетиями задают мужчинам настоящие женщины:

— Есть хочешь?

Единственно, чего хотелось сейчас Илье, — умереть за нее!

Он с надеждой повел глазами вокруг, надеясь обнаружить какую-нибудь опасность, какой-нибудь завалящий катаклизм, вроде падения астероида или проникшего сквозь озоновую дыру военного флота инопланетян. И, к своему глубокому сожалению, ничего подобного не высмотрев, сказал:

— Я люблю тебя, милая, и прошу тебя стать моей женой! Обещаю, что сделаю тебя счастливой, сильной, свободной…

Илья опустился на колени. Он осторожно сжал в своих ладонях руки Елены и взволнованно взглянул в лицо юной женщины, так легко и просто полонившей его сердце и душу.

— Обещаю, что буду тебе верным мужем и достойным отцом нашим детям…

Он сделал паузу, лихорадочно соображая, что еще можно пообещать женщине, которой его жизнь и так уже принадлежала без остатка. Обращенные к нему повлажневшие глаза Елены походили сейчас на освещенные солнцем синие омуты.

— Обещаю всю жизнь относиться к тебе, как к Богине: лелеять тебя, нежить, баловать, оберегать. Я стану тебе и мужем, и любовником, и другом, и…

Девушка судорожно вздохнула и опустилась на колени перед своим мужчиной.

— Я люблю тебя, милый! — сказала Елена. — Я согласна стать твоей женой! И… я обещаю, что буду пользоваться своей свободой разумно.

— Ты — умница, любовь моя, — улыбнулся Илья, обнимая девушку, — поэтому я заранее объявляю разумными все твои будущие сумасбродства.

— Родной мой, — заплакала Елена, приникнув к его груди и в несколько секунд промочив насквозь его рубашку, — где ты пропадал целую вечность?!

— Не преувеличивай, милая, — мягко сказал Илья, — мы не виделись всего лишь со времен Троянской войны.

— Ты был Гектором…

— А ты — Андромахой, ты спасла себя и нашего сына.

— Ты научил меня, как это сделать, а сам погиб…. Ты больше не погибнешь, милый! Появится Ахиллес, я ему сразу пятку прокушу!

Человек со шрамом, сидя за компьютером в доме на окраине Баку, получил по электронной почте снимки, сделанные с моторной лодки часа полтора назад. Некоторое время он не мог прийти в себя от изумления. Левой рукой (правая была загипсована) он нажал кнопку мобильного телефона и сказал по-азербайджански:

— Уважаемый Эльдар, необходимо срочно встретиться.

— Приезжай, — последовал короткий ответ.

Роскошный, усиленно охраняемый особняк в центре Баку, порог которого через двадцать минут после телефонного разговора переступил человек со шрамом, принадлежал Гамидову Эльдару Магомеду оглы, сорокашестилетнему азербайджанскому бизнесмену.

Эльдар Гамидов, которого в международных криминальных кругах и в оперативных сводках различных спецслужб именовали Султаном, был красив, импозантен, вдов и бездетен.

Он был напрочь лишен даже признаков совести и, вероятно, по этой причине был сказочно богат. Впрочем, была еще одна причина, позволившая ему сколотить огромное состояние: он беззаветно любил деньги.