И Фейн действительно сделала бы это, если бы ей разрешили участвовать в турнире. Но ей запрещали подвергать свою жизнь и здоровье опасности. Будущую Заклинательницу Погоды берегли как зеницу ока. Что было бы, если бы она во время бешеной скачки упала и сломала себе шею?

Гар улыбнулся.

— Я в этом не сомневаюсь, — промолвил он.

В глазах принца отразилось понимание и сочувствие. Фейн вскипела. Ей не нужна была жалость калеки! Еще немного, и она бросилась бы на брата и выцарапала бы глаза, которые замечали много лишнего. Но тут Фейн вспомнила о своем сюрпризе ко дню рождения отца и улыбнулась. Она еще покажет им своим коготки!

— Конройд и не подозревал о том, что Эшер опасный соперник, — заметил следивший за соревнованиями король.

Искоса посмотрев на отца, Гар самодовольно усмехнулся.

— Я говорил тебе, что этот парень многого стоит!

— Да, помню. — Борн похлопал сына по плечу. — А я тебе не верил. Однако ты оказался прав. Эшер удивительно умный, трудолюбивый и честный человек. И к тому же хороший друг.

— Да, превосходный друг, — согласился Гар. — Я, пожалуй, не справился бы со своими обязанностями, если бы у меня не было такого помощника.

Борн неожиданно обратился к Главному Магу:

— Вы разделяете наше мнение, Дурм?

— Да, конечно, — поспешно ответил Главный Маг.

Фейн, которая в этот момент делала вид, что наблюдает за соревнованиями, закатила глаза. Она знала, что Дурм лукавит. На людях он хвалил Эшера, но наедине с Фейн поносил и его, и бесталанного Гара, которого считал калекой. Дурм презрительно относился к олкам, называя их сбродом, не имеющим магических способностей. Несмотря на привязанность Дурма к королю, он не мог изменить свое отношение к принцу и его подопечным.

На трибунах снова раздался восторженный рев. Когда крики немного стихли, судья соревнований громогласно возвестил о результатах.

— Конройд Джарралт поразил три цели из трех! Это был великолепный заезд! Состязание продолжается! Замените мишени!

Фейн радостно засмеялась.

— Вот так-то! Твой драгоценный Эшер еще не победил! Я ставлю на Конройда.

— Какой напряженный поединок, — промолвила Дана, увлекая дочь на свободное место рядом с Дурмом. — Давно уже на турнире не было столь ожесточенной борьбы. Соперники не желают уступать друг другу. Дорогой, — обратилась она к Борну, — как ты думаешь, кому сегодня достанется Кубок Короля?

Дарран наблюдал за турниром, устроенным в честь дня рождения короля, с особой площадки, на которой разместились обитатели дворца, придворные и чиновники, служившие в канцелярии. Им разносили закуски, охлажденное пиво и сладости. Косясь на сидевшего рядом Уиллера, Дарран утешал себя тем, что не один он страдает сегодня от этого невыносимого зрелища.

Секретарь принца издал печальный вздох. Присутствие на празднествах дня рождения монарха доставило бы ему куда большое удовольствие, если бы не одно «но» — успешное участие в турнире этого выскочки Эшера. Даррану было невыносимо видеть триумф невежественного простолюдина.

Уиллер, который злился не меньше своего начальника, беспокойно заерзал на стуле. В наряде из золотисто-синего атласа, напудренный и надушенный помощник Даррана напоминал толстого павлина.

— Ради всего святого, давайте уйдем отсюда, — взмолился он. Победа Эшера в турнире была бы ударом по его и без того уязвленному самолюбию. — Еще пять минут, и, клянусь, у меня голова лопнет.

Дарран снова вздохнул и, развалившись на стуле, вытянул свои длинные ноги.

— Мы уйдем лишь после того, как его величество покинет свой павильон. Прекрати дергаться, иначе я урежу твое жалованье за дерзость и излишнюю нервозность.

Уиллер насупился.

— Откуда у Эшера такая самоуверенность? — промолвил он, бросив негодующий взгляд на мускулистую фигуру помощника принца. — Как он посмел вступить в состязание за Кубок Короля! Подумать только, этот олк без всякого смущения соревнуется с представителем доранской знати! А ведь он ничем не лучше нас с вами! Да что там! Он намного хуже, чем мы!

Дарран с опаской огляделся вокруг и наступил Уиллеру на ногу, заставляя его замолчать. На площадке находилось много приятелей Эшера.

— Говори тише. Мы здесь одиноки в своей ненависти к этому человеку. Нас не поймут.

Уиллер обиженно засопел.

— Да, вы правы. Но что же нам делать? Я не выношу этого выскочку. Он уже больше года мозолит нам глаза. «Дай ему веревку, и он сам повесится», — так вы сначала говорили. Все это время мы вставляли ему палки в колеса, мы дали ему столько веревок, что ими можно опутать все королевство. А он цел и невредим! Его высочество привязался к нему, невежественный народ обожает его!

На тонких губах Даррана заиграла улыбка.

— Терпение, Уиллер! Даже у самой длинной дороги есть конец.

— Я знаю, Дарран, но когда все это кончится? Мое терпение на пределе!

— Не раскисай, — сказал Дарран и жестом подозвал к себе проходившего мимо слугу. Было жарко, и ему хотелось пить. Кроме того, только добрая кружка крепкого пива могла помочь ему высидеть до конца состязаний. — Поверь, Уиллер, терпение всегда вознаграждается.

Эшер похлопал Сигнета по потной шее и улыбнулся Дафне, сидевшей рядом с Мэттом на траве у веревок, которыми была огорожена арена. Дафна улыбнулась ему и, по-кошачьи щуря глаза, бесцеремонно, в свойственной ей нагловатой манере, помахала рукой. Она уже поздравляла его с победой, несмотря на то, что турнир еще не завершился. Взглянув на нее, Эшер почувствовал, как забилось учащенно сердце, и отругал себя. «Тебе нельзя сейчас думать о ней! — сказал он себе. — Ты должен выиграть Кубок!»

Мэтт поднял сжатые кулаки высоко над головой и прокричал слова приветствия. Беллидон и другие конюхи, сидевшие рядом с ним, поддержали конюшего криками и свистом, не обращая внимания на негодующие взгляды, которые бросали на них доранцы.

Неподалеку от Эшера лакеи вбивали в торф деревянные колышки, готовя поле к завершающему этапу поединка между ним и Конройдом Джарралтом. Соперникам предстояло на полном скаку вонзить копья в крохотные деревянные мишени. Дурацкая забава. Что бы сказал отец, если бы увидел, что его сын занимается подобной ерундой? Но им овладел азарт. Ему хотелось победить в этой схватке, метко поразив все цели.

Эшер нетерпеливо ждал, когда начнется состязание. Сидевшие на трибунах и траве зрители, олки и доранцы, возбужденно гудели, словно потревоженный рой пчел. Королевский оркестр играл бодрые марши. Сидевший на возвышении судья соревнований сдувал пену с кружки пива, которую ему только что принесли. Конройд Джарралт покрикивал на слуг, седлавших для него свежую, более норовистую лошадь. Эшер усмехнулся, стараясь, чтобы Джарралт этого не заметил. Конройд был спесив и вспыльчив и всегда жестоко мстил за мнимые и настоящие обиды.

Джарралт решил взять свежую лошадь… Эшер презрительно фыркнул и снова погладил Сигнета по серебристо-серой шерсти. Он не стал бы обижать своего коня подобной заменой.

Поставив последний колышек, лакеи торопливо удалились с арены. Судья допил пиво и вышел на середину поля. Эшер хорошо знал и ценил этого человека, одевшегося сегодня, как и полагалось судье, в пурпурную тунику. Его звали Рубен Крамп, он был старшиной Гильдии мясников.

— Прошу внимания, дамы и господа! — крикнул судья.

Глубоко вздохнув, Эшер постарался расслабиться перед стартом. Шум на трибунах постепенно стих. В наступившей тишине слышалось лишь позвякивание конской сбруи. Норовистая лошадь под Джарралтом нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Всадник натянул поводья, пытаясь удержать ее на месте, и она скосила на него налитый кровью глаз.

— Ваше величество, дамы и господа! — продолжал судья. — Остался последний тур, в котором наконец станет известно имя победителя! Господину Джарралту и мастеру Эшеру предстоит поразить по шесть мишеней!

Раздались бурные аплодисменты. Эшер повернулся в сторону королевского павильона, поклонился в седле, подняв сжатый кулак над головой, а потом послал Дафне воздушный поцелуй. Она сделала вид, что не заметила этого. Дафна была крепким орешком.