До прихода доранцев Лур принадлежал только олкам. Они жили общинами в деревнях, подчиняясь сезонному ритму и наслаждаясь бытием, полным красоты и опасности. В ту пору жизнь олков, конечно, была короткой, но от этого не менее насыщенной. Олки дорожили своим независимым образом жизни. Они никому не подчинялись и не плясали ни под чью дудку. Чужая магия была не властна над ними.

Но история олков в Старые Времена не нашла своего отражения в письменных источниках, и теперь мало кто знал, что до прихода светловолосых доранцев с их жестокой магией олки тоже владели искусством колдовства. Оно было мягким, напевным и связывало олков с их землей и друг с другом без насилия и давления на человека.

Теперь только небольшая часть олков помнила свою магию. Все они входили в так называемый Круг и давали клятву хранить в тайне свои знания, а также слова Великого Пророчества, которое многие из них не понимали.

Сердце Дафны разрывалось от боли при мысли о том, что ее народ утратил наследие предков. И хотя это произошло много веков назад, Дафна не желала мириться с этой утратой. Доранцы дали олкам другие блага — безопасность, уверенность в завтрашнем дне, — но они не могли заменить магию. Дафна поклялась, что когда-нибудь все олки до одного узнают правду о своем прошлом и приобщатся к магии предков. И тогда книжные лавки Лура наполнятся книгами, рассказывающими об истории олков в Старые Времена.

Правда, уцелеют ли книжные лавки да и само королевство Лур после катастрофы, которая должна была разразиться в Последние Дни, этого Дафна не знала.

Вздохнув, девушка отошла от витрины и, обогнув здание, вошла в него через черный ход со двора. У нее сегодня было еще много дел. Шурша длинными юбками, она стала подниматься по лестнице, которая вела в маленькую квартиру, расположенную над лавкой.

Но на середине пути что-то случилось, перед глазами все поплыло, и она опустилась на ступени и прижалась лбом к прохладному дереву. Встать не удавалось, тело как будто налилось свинцом. Чувствуя стеснение в груди, она едва сдержала стон. Голова дернулась в конвульсиях, неровный край деревянной ступени оцарапал ей щеку.

Она закрыла глаза, и перед мысленным взором возникла страшная картина будущего.

Огненный град сыпался на землю с кроваво-красного неба. Молнии раскалывали и испепеляли стволы могучих деревьев. Река Гант вышла из берегов. Ураганный ветер сносил дома с лица Земли. Стена Барлы начала пульсировать, колыхаться, на ней, словно на теле прокаженного, появились черные разъедающие пятна. Повсюду лежали груды окровавленных, искалеченных тел. Дафна задыхалась, ловя ртом воздух, кровь стыла у нее в жилах. Она не желала видеть это страшное зрелище, но кто-то злорадный, ненасытный и холодный заставлял ее смотреть, впитывать в себя каждую подробность, каждую деталь. За всей этой чудовищной катастрофой стоял чей-то разум…

Сделав над собой усилие, Дафна сползла по лестнице и оказалась на полу подсобного помещения книжной лавки. Она долго лежала на вытертом синем ковре, тяжело дыша, стараясь прийти в себя. Ей хотелось забыть страшное видение.

Восстановив наконец дыхание и оправившись, Дафна медленно села и убрала с лица влажные от пота пряди волос.

— Ну, хорошо, — громко произнесла она, чтобы услышать хоть чей-то живой голос, пусть даже собственный, слабый и испуганный, — мне говорили, чтобы я была осторожна…

Внезапно она разразилась истерическим, почти беззвучным смехом, который вскоре перешел в рыдания. Дафна зажала ладонью рот, пытаясь успокоиться.

Она всегда знала, что конец будет ужасен. В течение нескольких лет ей являлись в видениях отдельные сцены катастрофы. Часто среди ночи Дафна просыпалась в холодном поту. Знание того, чем могут закончиться Последние Дни, преследовало ее, словно мрачная тень. Но теперь перед ней осязаемо и зримо предстала полная картина того, что может случиться с ней и другими людьми, если этому не удастся воспрепятствовать.

Мэтт называл ее холодной. Но это было не так. Просто Дафна не давала воли эмоциям и вынужденно сдерживала их. Мэтт не понимал ее, а Дафна не могла ему объяснить, что с ней происходило. Она не имела права раскисать. Чтобы выдержать груз лежавшей на ней ответственности, Дафна должна была остудить сердце и заковать душу в ледяной панцирь.

Как Наследница Джервала она должна была во что бы то ни стало выполнить свою миссию. Задыхаясь от слез, Дафна снова закрыла глаза. И зря. Перед ее мысленным взором снова возникли страшные картины грядущей катастрофы. Комок тошноты подкатил к горлу.

С трудом поднявшись на ноги, Дафна дотащилась по лестнице до своей комнатушки. Там ее вырвало.

Во рту стоял горьковатый привкус желчи, слезы текли из глаз. Когда желудок очистился от всего съеденного за обедом, Дафна намочила полотенце и вытерла им лицо, а потом прополоскала рот.

Обо всем, что она только что узнала, необходимо было рассказать Вейре. Им предстояло бороться не со стихией, а с разумом. Это Дафна теперь отчетливо понимала. Возможно, это был человек, возможно, нечто, принявшее человеческий облик.

И это нечто, затаившись за великой Стеной Барлы, казавшейся теперь Дафне очень хрупкой, ждало своего часа. Вейра, конечно, ничего не сможет предпринять, но Дафне хотелось разделить хоть с кем-нибудь груз ужасного знания, чтобы не чувствовать себя такой одинокой.

Чтобы подкрепить силы и прийти в себя, Дафна выпила два стакана крепкого зеленого вина и зажгла лампу в маленькой гостиной. Став на колени у камина, она стала шарить в сундучке, доставшемся в наследство от матери. Под связками старых писем, ворохом дырявых шалей, которые Дафна давно уже собиралась заштопать, и потертыми подушечками, которые пора было выбросить на помойку, лежал драгоценный Камень Круга, завернутый в одеяло. Дафна извлекла его из сундука, развернула и, положив на низенький деревянный столик, села напротив, подобрав под себя ноги.

С виду простой обломок горного хрусталя, покрытый трещинами, мутный, непрозрачный. Но для Дафны этот камень был связующей нитью с Вейрой, а через нее с Кругом. Этот кусок горного хрусталя и Вейра были близнецами, половинками единого целого. Какое бы расстояние их ни разделяло, они всегда были вместе.

Заниматься олкской магией означало навлекать на себя неприятности. Если бы Дафну увидел сейчас кто-нибудь из доранцев, ей было бы несдобровать.

В комнате горел камин, но Дафну, несмотря на это, била дрожь.

— Не глупи, — сказала она себе. — Кто тебя может сейчас увидеть? Никто из доранцев не подозревает о существовании олкских магов.

Однако опасность заключалась именно в том, что когда-нибудь об этом могут узнать.

Закрыв глаза, Дафна почувствовала, как напряжение, сковывавшее тело, спадает. Оно уходило, словно дождь в песок. Дафна представила Вейру, и ее образ тут же возник перед ней. Круглое, морщинистое, как печеное яблоко, лицо, обрамленное спутанными седыми волосами. Длинный костлявый нос. Подбородок с ямочкой. Глаза цвета мха, мерцавшие и менявшие свой оттенок в зависимости от настроения Вейры, которая то впадала в гнев, то проникалась сочувствием к своему собеседнику.

Пальцы Дафны поглаживали кусок горного хрусталя, улавливая малейшие вибрации. Она пыталась мысленно нащупать дорогу туда, где сейчас скрывалась Вейра. Ее местопребывание хранилось в строжайшей тайне…

На нее снизошло ощущение мира и полного покоя. Дыхание стало ровным, мысли текли плавно. И вот наконец она почувствовала присутствие Вейры…

«Прошло уже три дня, дитя мое. Я начала беспокоиться».

Губы шевельнулись сами собой. Дафна обращалась к камню, который незримо связывал ее с Вейрой:

— Прости, я не хотела тревожить тебя. Я… — Она замялась.

«Что с тобой, дитя мое? — В голосе Вейры, который Дафна улавливала внутренним слухом, звучала неподдельная тревога. — Ты сегодня взбудоражена и напряжена. Зло коснулось тебя своим крылом. Что случилось?»

Дафна рассказала Вейре о своем видении. От напряжения на лбу выступила испарина, а пальцы лихорадочно вцепились в горный хрусталь.