– Не годится мне так поступать, не переговорив сперва с массой Маклином. То есть я хочу сказать, что сперва вам надо бы с ним договориться, сэр.

– Как ты это себе представляешь? Я мчусь туда, поднимаю его среди ночи и расписываю, что за славное местечко для тебя нашел? Ничего, он все равно получит письмо. Вот увидишь, он ничего не возразит против такого твоего поступка. Да он будет просто счастлив! Ведь он выручит за тебя около тысячи долларов!

Большой Джем стоял смирно, обдумывая предложение. Слово белого человека было для него законом; если белый говорил ему поступить так-то и так-то, то ему полагалось одно: безоговорочно подчиниться. На самом деле предложение незнакомца казалось ему сомнительным, но раз белый считает, что дело верное, значит, так тому и быть. К тому же он страшился бича, которого ни за что не избежал бы, если бы вернулся в Элм Гроув. Он не сомневался, что на сей раз масса Маклин прикажет Джубо взгреть его в полную силу.

– Так вы говорите, что на этой новой плантации мне придется не работать, а просто брюхатить негритянок?

– И притом хорошеньких! На той плантации полным-полно светлокожих девчонок. Не знаю только, нравятся ли они тебе…

– Мне всякие нравятся, – с усмешкой ответил Большой Джем.

– Тогда поедем вместе. Называй меня масса Бакстер. Меня тут всякий знает. Я – честный работорговец. Спроси любого, и он расскажет тебе о «честном Томе Бакстере». Ты узнаешь, что я – человек мягкий и справедливый. – Он подошел к дремлющим невольникам и пинками разбудил их. – Вставайте, пора в путь! Нас ждет дальняя дорога.

Бакстер повернулся к Большому Джему, полный дружеского расположения.

– Ты, поди, здорово притомился после такой прогулки? Полезай ко мне в телегу! Остальные пускай бредут пешком.

– А вы уверены, что мы не подводим массу Маклина? – спросил Большой Джем, которого все еще точил червь сомнения. Ведь раньше он никогда ничего не предпринимал, не считая традиционных отлучек, без хозяйской санкции. И вот теперь к нему обращался другой белый и предлагал совершить поступок, который, по его словам, доставит мистеру Маклину бездну удовольствия. Большому Джему трудно было усомниться в его правдивости. Белые всегда правы.

– Положись на мое слово, слово «честного Тома Бакстера»! Будь мистер Маклин здесь, он бы сам поторопился загнать тебя за этакую кучу денег.

– Недавно один работорговец предлагал ему за меня восемьсот долларов, – припомнил Большой Джем. В тот раз он до смерти перепугался, что его сбудут с рук.

– Восемьсот? Экая безделица! Благодаря мне мистер Маклин заработает на тебе добрую тысячу. Ты только представь – тысяча долларом!

– Что ж, наверное, мне и впрямь лучше ехать с вами.

– А то как же! Вот увидишь, тебе так понравится на новом месте, что ты будешь благодарить меня по гроб жизни.

В телегу впрягли пару лошадей, невольничий караван, в котором оказалась дюжина скованных попарно чернокожих разных возрастов, от четырнадцати до сорока лет, выстроился сзади. Большой Джем уселся на облучок рядом с новым хозяином.

С каждой минутой расстояние между Большим Джемом и его родной плантацией все больше увеличивалось. Бакстер надеялся, что за сутки отъедет от Элм Гроув миль на двадцать. Этого будет достаточно, чтобы ни Маклин, ни кто-либо еще не сумел разыскать Большого Джема. На таком расстоянии ищейки не возьмут след. Работорговец поздравлял себя с дармовым приобретением.

Стоило лошадям тронуться, как Большой Джем испытал соблазн спрыгнуть с телеги и устремиться назад, к Элм Гроув. Разве не там его дом? Однако пересилила боязнь наказания и неспособность ослушаться сидящего рядом белого. Слово белого господина было для него законом – к этому его приучил сам Маклин. Тем более что по здравом размышлении роль племенного жеребца казалась куда заманчивее роли беглеца, подвергаемого жестокой экзекуции. У Большого Джема заранее текли слюнки. Откуда ему было знать, что путь его лежит в зловещее место – к пользующейся дурной славой развилке вблизи Нашвилла, где он будет продан на луизианскую сахарную плантацию? Там его заставят трудиться не поднимая головы, и на закате он будет валиться на солому без задних ног, уже не помышляя о блуде.

Не зная, какая судьба ему уготована, он предвкушал исполнение обещаний «честного Тома Бакстера», белого добряка с елейным голосом. Уверенности прибавляло и то, что его в отличие от остальных невольников в караване не заковали в цепи. Он подпрыгивал на жестких козлах и усмехался собственным мыслям. Мистер Маклин крепко удивится, когда ему привалят такие деньжищи. Раньше Джему не приходило в голову, что он стоит целого состояния.

На следующее же утро после отлучки Большого Джема из Элм Гроув мистер Маклин хватился его на утренней перекличке. Это его рассердило, как случалось всегда, когда Джем пускался в бега, но не слишком обеспокоило. Большой Джем поступал так вот уже лет пять, и Маклин не сомневался, что он никуда не денется. С другой стороны, он не мог смириться с тем, что какой-то черномазый бросает вызов его всевластию, поступая, как ему, черномазому, заблагорассудится. Если бы Большой Джем догадался явиться к Маклину за разрешением исчезнуть на пару дней, то, вполне вероятно, не был бы разочарован. Но он удрал самовольно, нарушив этим дисциплину и подав дурной пример остальным рабам, которые узнали об очередной выходке Большого Джема раньше хозяина.

– Большой Джем снова сбежал.

– Видать, завел себе на стороне новую девку!

– Ох и хороша же, должно быть, эта девка, раз он из-за нее не жалеет ног!

– Ничего, масса Маклин взгреет его как следует, когда он заявится назад.

– Уж Джубо пообдирает ему мясцо со спины!

– А Большому Джему все равно, ему лишь бы к девке сбежать.

– Этот ниггер вконец помешался на бабах!

Лукреция Борджиа, поджаривавшая на здоровенной чугунной сковороде ветчину для едоков Большого дома и одновременно наблюдавшая за закипающим кофейником, услышала эту новость от Эмми, побывавшей в невольничьем поселке.

– Большой Джем сбежал!

Девчонка так торопилась поделиться этим известием, что совершенно задыхалась от бега. На маленькой плантации редко происходили достойные внимания события, поэтому любая мелочь, претендовавшая на роль новости, не сходила там с уст на протяжении нескольких дней.

– Так прямо и сбежал? – отозвалась Лукреция Борджиа, нисколько не удивившись. – Что ж, ему не впервой. Он и раньше убегал, возвращался и пробовал бича. Так и теперь: вернется и будет бит. Джубо крепок на руку. Сам мистер Маклин теперь уже не тот, что прежде, зато в иные времена вот кто мог спустить с ниггера шкуру! Ничего, Джубо тоже не подкачает. – Она перевернула ломти ветчины, сняла с плиты кофейник и спросила, обращаясь не столько к Эмми, сколько к самой себе: – Как тебе Джубо?

Девчонка вздохнула. Она уже давно сохла по Джубо и считала, что влюбилась.

– По-моему, он – настоящий красавец. Высокий, сильный! И ласковый! Нет, Джубо – это то, что надо.

– Тебе что, нечем заняться? – Лукреция Борджиа не выносила, когда кто-либо прохлаждался без дела. – Тащи тарелки! Пускай Далила накрывает на стол. Доставай приборы, перец, соль, масло. Не стой сложа руки! Ишь, разинула рот! Если хочешь болтать, то при этом делай что-нибудь.

– Слушаюсь, Лукреция Борджиа.

Лукреция Борджиа резко обернулась и отвесила бедной Эмми звонкую пощечину.

– Слушай внимательно. Когда мы с тобой остаемся на кухне вдвоем, ты будешь обращаться ко мне «мисс Лукреция Борджиа, мэм». Понятно? Я главнее тебя. Я тут распоряжаюсь, а ты изволь обращаться ко мне почтительно.

– Слушаюсь, мэм, Лукреция Борджиа, мэм.

– Так-то лучше. При массе Маклине или при хозяйке ты так меня не называй, только когда мы остаемся с глазу на глаз. Не забудешь? Так что ты там болтала про Джубо?

Эмми металась по кухне, выполняя распоряжения Лукреции Борджиа. Тяжелая рука кухарки вселяла в нее ужас, тем более что та постоянно норовила заехать ей по физиономии именно в тот момент, когда она меньше всего этого ожидала. С Лукрецией Борджиа нельзя было ссориться.