– Уведи этих юнцов и девок в сарай и устрой их там на ночь! – приказал он Зебу. – С утра разберемся, где их разместить. – Максвелл спрыгнул с фургона и обошел его сзади. – А вы, Мемнон и Лукреция Борджиа, ступайте в дом.

В следующее мгновение он уже забыл о новых невольниках: его внимание переключилось на миловидную полную даму и мальчика лет пяти, цепляющегося за ее юбку, – те как раз появились в дверях.

– Наконец-то, Уоррен! – воскликнула дама. Максвелл взбежал по ступенькам, заключил ее в объятия и поцеловал, приговаривая:

– Софи! Хам! Как поживаешь, сынок? Погоди, вот увидишь, что привез папа!

– Подарок? – Мальчик отпустил мамину юбку и позволил отцу взять его на руки.

– Еще какой! Лучше не бывает. Четверо парнишек и три девочки! Это специально для тебя. Когда ты вырастешь, их можно будет продать, пока же они твои.

– Уоррен! – укоризненно одернула мужа миссис Максвелл. – Что еще за блажь – покупать слуг для Хаммонда? Он же кроха. Лучше бы ты просто купил для него по дороге хорошую игрушку. Это именно то, что любят дети.

– У меня есть игрушечная лошадка, мама. А негров я люблю больше всего на свете! – Хаммонд был в полнейшем восторге. – Значит, ты купил их для меня, папа? Можно посмотреть? У них есть имена или мы сами их назовем? А как? Где они?

– Зеб отвел их в сарай. Дождись утра, тогда и посмотришь. – Он спустил Хаммонда с рук и погладил руку жены. – У меня и для тебя есть подарок, Софи. Кухарка – мне сказали, что лучше ее нет в целом свете. Я отвалил за нее тысячу двести долларов! Эй, Лукреция Борджиа, – окликнул он ее на пороге кухни, – пойди-ка сюда. Познакомься с новой хозяйкой и молодым хозяином.

Лукреция Борджиа оставила свой узелок у порога и поспешила на зов. Она бы предпочла, чтобы на ней в этот момент был фартук безупречной белизны, чтобы красный платок на голове был повязан как следует, а не кое-как, чтобы ее лицо не было пыльным и потным с дороги. Для знакомства с хозяйкой она выглядела самым неподходящим образом. Она безмолвно вытянулась рядом с Уорреном Максвеллом.

– Вот и Лукреция Борджиа, Софи. Жду не дождусь, чтобы удостовериться, что она действительно хорошо готовит. Все твердили, что она – просто находка. Гляди, Хам, это – новая служанка твоей матери. Видишь, я и ей купил подарочек. Кухарку зовут Лукреция Борджиа. Надеюсь, ей у нас понравится. Если, конечно, не вздумает управлять Фалконхерстом, как она делала, судя по слухам, у себя в Элм Гроув.

Лукреция Борджиа поклонилась. Ответ миссис Максвелл ее удивил: та ласково прикоснулась к ее руке. Это очень напоминало ласку, но Лукреция Борджиа знала, что белые хозяйки не испытывают нежности к чернокожим служанкам.

– Этому я как раз рада, что Уоррен приобрел новую служанку. У Мерси очередной приступ, ее унесли в хижину. Я все это время готовила сама и боялась, что после возвращения Уоррена вообще превращусь в кухарку. Тебя привезли очень кстати, Лукреция Борджиа. Ужином и не пахнет: я не ждала мужа так скоро. Мы с сыном как раз собирались наскоро перекусить, а тут и вы пожаловали. Ступай на кухню, я пришлю кого-нибудь, чтобы показать тебе, что где лежит. Как насчет яичницы с ветчиной, Уоррен?

Муж улыбнулся:

– То, что надо, хоть на завтрак, хоть на ужин. Яичница с ветчиной – мое любимое кушанье, только старая Мерси в последнее время не могла толком сготовить даже это.

Миссис Максвелл поманила Лукрецию Борджиа за собой, вводя ее в дом через парадный вход.

– Уоррена хлебом не корми, дай подкупить негров.

Лукреция Борджиа не знала толком, к кому обращается хозяйка – к ней или к самой себе, – и на всякий случай еле слышно отозвалась:

– Да, мэм, миссис Максвелл, мэм…

Миссис Максвелл тяжело вздохнула, словно сгибалась под непосильной тяжестью, и продолжала:

– Он превращает плантацию в племенное хозяйство. Ни о чем другом и думать не может! Как только где-нибудь проводят аукцион – он тут как тут, тащит домой очередную ораву негров. Прямо стыд! Я уже стесняюсь нашего Фалконхерста. Племенной завод – это же срам! Хлопка он больше не выращивает – так, самую малость. Утверждает, что почва истощилась, поэтому с хлопком можно в два счета разориться. Иногда мне становится так тошно от негров – только их и видишь, только о них и слышишь, – что я готова расплакаться. У Хаммонда тоже одни чернокожие на уме. В его-то возрасте!..

– Угу! – промычала Лукреция Борджиа, полагая, что с хозяйкой надо соглашаться.

– Одно хорошо, – в голосе миссис Максвелл зазвучали горделивые нотки, – Уоррен не закладывает ни землю, ни невольников. У всех остальных все давно заложено-перезаложено, потому что на одном хлопке действительно не выехать. Так что, возможно, мистер Максвелл поступает верно. Только я – урожденная Хаммонд и считаю, что выращивать ниггеров – постыдное занятие.

Пока продолжался этот монолог, они пересекли гостиную с нехитрой, зато многочисленной обстановкой. Тяжелая мебель из красного дерева в стиле ампир выглядела так, словно служила семейству с незапамятных времен. То же самое можно было сказать о простом ковре и кое-какой мебели кустарного производства, сработанной здесь же, на плантации. На небольших окнах не было даже занавесок, а камин крохотный, необлицованный. На стене тикали большие часы, оживляя помещение. Гостиная была обставлена бесхитростно, зато смотрелась удобной и уютной. Здесь наслаждались жизнью, а не притворялись, будто живут.

В столовой Лукреции Борджиа бросился в глаза обеденный стол под красно-белой клетчатой скатертью. Посередине стола теснились серебряные солонки, перечницы, кувшинчики для масла и уксуса. В длинном буфете мерцала потускневшая серебряная посуда. Стулья были самые обыкновенные, с плетеными спинками, возможно, тоже домашнего изготовления. Над столом висел здоровенный деревянный вентилятор, от которого тянулась веревка, исчезавшая в отверстии в стене.

К изумлению Лукреции Борджиа, сразу за дверью столовой располагалась кухня. Ей впервые пришлось столкнуться с планировкой, при которой кухня представляла собой помещение, относящееся непосредственно к Большому дому. Обычно кухня находилась за его пределами и соединялась с домом крытым переходом, как в Элм Гроув. Это делалось для того, чтобы в дом не проникал кухонный чад, а также во избежание пожара. Здесь же достаточно было распахнуть дверь – и ты попадаешь из столовой на кухню. Она сразу смекнула, что для нее в этом есть как преимущества, так и недостатки: с одной стороны, это облегчало работу, с другой – ограничивало независимость. Потом она усмотрела в такой планировке еще одно достоинство: стоя у кухонной двери, она сможет подслушивать все разговоры, ведущиеся в столовой. Это, надо сказать, весьма удобно, ибо опыт научил ее, что все слухи, гуляющие по плантации, берут начало в столовой, где трижды на дню собирается вместе семейство хозяина.

В плите, где с обеих сторон были закрыты чугунные дверцы, потрескивал огонь. На плите закипал внушительный чайник, деловито звякая подпрыгивающей крышкой. Кухню освещали две свечи. Приятная на вид темнокожая девушка лет восемнадцати сидела за длинным выскобленным столом, ожидая, по всей видимости, приказаний хозяйки. При появлении миссис Максвелл и Лукреции Борджиа она резво вскочила на ноги.

– Алисия, – обратилась к ней миссис Максвелл, беря за руку Лукрецию Борджиа, – познакомься: это наша новая кухарка Лукреция Борджиа. Ее только что привез мистер Максвелл. Сейчас она приготовит ужин, но вообще-то здесь все пока для нее чужое. Вот ты и объясни ей, где что лежит и какие у нас правила.

– Слушаюсь, мэм, миссис Максвелл, мэм. Только я мало что знаю. Мерси никогда мне ничего не рассказывала. Я ждала вас, мэм, чтобы вам помочь. Если ужином займется новая кухарка, то я помогу ей.

– Алисия – горничная, на кухне она чужая, объяснила миссис Максвелл. – Но кое-что она тебе все-таки покажет. – Она указала на матрас в углу, набитый кукурузной шелухой. Матрас был накрыт приличным пледом. – Вот это твое место для ночлега, Лукреция Борджиа. Свои вещи можешь держать вот здесь, в буфете. Когда ужин будет готов, пришли к нам Алисию. И поторопись! Мистер Максвелл сильно проголодался после путешествия.