Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Давайте поговорим в зале, — предложил Франклин.

— Хорошо.

Они прошли в зал, и Василиса встала напротив, сложив на груди руки:

— А теперь объясни мне причину твоей грубости.

— Грубости? Я бы назвал это сдержанностью. Я почти забыл о предательстве, что сидит в тебе, но твой друг, мадам де Моншеврой, напомнила мне об этом. Ты была там, когда убили Ньютона. И ты приложила к этому руку?

— Ради всего святого, Бенджамин, не веди себя как наивный ребенок. Мы с Адрианой делали то, что было в наших силах. Что бы ты сделал, если бы какой-то безумец заставил падать на землю воздушный корабль, на борту которого находятся все твои друзья и твой малолетний сын?

— Ничего бы этого не случилось, если бы ты и тебе подобные без всякой на то причины не атаковали вначале Прагу, а затем и Венецию.

— Ну, в таком случае это ошибка царя. Ты не со мной, ты с ним своди счеты. К твоему сведению, у меня не было тех сил и знаний, которыми обладала Адриана. Но если бы я могла это сделать, то сделала бы без всяких колебаний. Бенджамин, Ньютон пал жертвой войны. Война — это всегда жертвы. Чем ты занят последние месяцы? Разве не ты прилагаешь все усилия, чтобы правдами и неправдами привлечь на свою сторону народы, с которыми ты только что воевал, призываешь их забыть недавно пролитую кровь и обиды? Ты что, стал лицемером?

Похоже, было, что Василиса теряла присущее ей самообладание, Франклин по опыту знал силу ее страстного темперамента.

Он хотел ответить ей спокойно, убедить в своем праве на справедливый гнев, но понял, что она уже на взводе и готова обрушить на него весь свой пламенный гнев. Ему от этого сделалось больно, он помолчал немного и сказал:

— Давай еще раз взглянем на формулу. И объясни мне, зачем эти теоретизирования в такой ответственный момент?

Гневное выражение сошло с лица Василисы, и она повела его назад в комнату.

— Эти теоретизирования необходимы. Если расчеты окажутся верными, тогда рождается новый способ растворения машин Сведенборга, отличный от твоего. Ты предлагаешь разорвать связь между эфирными силами и материей, но что, если они одинаковые, подобно различным нотам одной и той же музыкальной гаммы? Что, если отличие между ними определяется лишь тем, насколько туго натянута струна на скрипке?

— Я допускаю подобный аргумент.

— В таком случае, если мы изменим высоту звука…

— Чего? Вселенной?

— Да.

— Это безумие.

— Вовсе нет. Дай мне возможность представить все аргументы.

Франклин внимательно посмотрел в лицо Василисы, не в силах понять, что заставляет ее заниматься такой вопиющей глупостью.

— Я могу дать тебе два часа — это все, чем я располагаю.

— Этого достаточно.

* * *

Через час он был полностью поглощен идеей и даже принялся высказывать собственные соображения.

— Даже если мы в общих чертах примем эту гипотезу, — осторожно произнес Франклин, — нам потребуются эксперименты, доказывающие ее состоятельность. И прибор, который сможет изменить саму гармонию сфер… я продолжаю считать создание такого прибора невозможным… ну а что, если это все-таки возможно? Каким образом мы можем просчитать последствия его применения? Если мы сможем растворить машины тьмы, что еще растворится вместе с ними или возникнет в результате? Планеты могут удалиться друг от друга на неопределенное расстояние или возгореться ядовитым пламенем!

Василиса нахмурила лоб:

— Мы согласны, это крайняя мера, но если это единственный шанс остановить машины тьмы, почему бы им не воспользоваться?

— Разве, уничтожив Вселенную, мы сохраним свои жизни? Ты широко мыслишь, Василиса.

Красные Мокасины поднял руки и вмешался в их полемику:

— Если все пути ведут к смерти, почему же не выбрать тот, который вместе с нами уничтожит и наших врагов?

— Это спорный вопрос, мы ведь сейчас говорим не о настройке гармонии, например, между эфирографами разной тональности, — сказал Франклин.

Красные Мокасины и Василиса переглянулись, словно обменялись какими-то мыслями, и озвучил эти мысли Красные Мокасины.

— У нас уже есть такой прибор, — сказал он. — Вопрос только в том, как его использовать.

— Что это за прибор?

— Тот же самый, что создает машины тьмы, — сказала Василиса. — Солнечный Мальчик.

Франклин перевел взгляд с одной на другого. Похоже, оба были искренни. Но Василисе нельзя доверять. А что касается Красных Мокасин, так к нему даже Таг относится настороженно. Но они могут достичь цели, если самый безумный поступок остается единственной надеждой. Франклин вздохнул и неохотно сказал:

— Расскажите подробнее.

Василиса посмотрела куда-то за его спину и сказала:

— Бенджамин, к тебе посетитель.

Он обернулся и увидел стоявшую в дверях Ленку.

* * *

— Я рад, что ты, наконец, пришла, — сказал он, когда они вышли в заросший сорняками ботанический сад. — Хотя обстановка сейчас очень напряженная.

— И у тебя не найдется времени, чтобы поговорить со мной?

Ленка успела сменить костюм аппалачи на платье из синего атласа и была в нем необыкновенно красива, на мгновение она вернула Франклина в то время, когда они только познакомились. Он вспомнил ее тело, такое мягкое и гибкое в его руках, ее лицо, приближавшееся к его лицу для поцелуя, ее спящую утром, когда сползшие простыни обнажали столь соблазнительные формы, что и Пигмалиону трудно было бы вообразить и еще труднее изваять.

— Ленка, конечно, найдется, но только совсем немного: столько важных вопросов, и все они требуют безотлагательного решения.

— Более важных, чем я? В этом и есть правда, не так ли? Я не дура, Бенджамин Франклин. Я понимаю, что поставлено на карту, несмотря на то, что ты все скрывал от меня.

— Я ничего не скрывал… да и не мог. Ты все это время избегала меня и не разговаривала со мной, хотя я искал тебя.

— Я думала.

— О чем?

— О том, как мы познакомились, как влюбились друг в друга, или только думали, что влюбились.

— Ленка, конечно, мы любили друг друга! — раздраженно воскликнул Франклин.

— А когда ты меня разлюбил?

— Никогда, я и сейчас тебя люблю.

Ленка поджала губы:

— Тогда остается выяснить, что такое любовь. Раньше мне казалось, я знаю, а теперь вижу, что нет.

Франклин устало закрыл глаза:

— Ленка, сейчас я прошу тебя об одном: поверь мне, я люблю тебя. Придет время, и я компенсирую свое плохое к тебе отношение. Но сейчас, в такой момент…

— Когда же придет это время? В твоем распоряжении было десять лет. И что хорошего было за эти десять лет? Когда я сказала, что ты все скрываешь от меня, я имела в виду, и ты знаешь это, не только последние дни. Ты утверждаешь, что ценишь меня за мой ум, и, тем не менее, никогда не ведешь со мной разговоры на научные темы, не говоришь со мной о чем-то действительно важном. Я исполняю роль твоей жены в постели, в обществе, я живу с тобой в стране, далекой от моей родины, где говорят на странном для меня языке. У нас нет детей, может быть, они дали бы моему сердцу покой, в крайнем случае, было бы кому со мной поговорить. Но нет, Бог даже этого счастья мне не дал… — Ленка расплакалась, прикрыв лицо рукой.

— Ты не справедлива ко мне, — сипло произнес Франклин. — Ты никогда не говорила мне о том, что ты чувствуешь.

— Я только и делала, что говорила об этом, и словами, и взглядами, и намеками, и будь ты хорошим мужем, ты бы заметил. Ты что думаешь, я должна была тебя умолять, как ребенку, разъяснять элементарное?

— Но ведь сейчас же ты это делаешь.

— Да, — согласилась Ленка, вытирая глаза. — И все потому, что считаю, сейчас слишком поздно что-либо менять в наших отношениях.

— Нет, Ленка, я люблю тебя. Пожалуйста, давай встретимся сегодня вечером, когда мастера…

— Нет, Бенджамин, у меня тоже есть обязанности, которые нужно исполнять. В такое время каждый должен что-то делать, и я нашла свое дело.

— Быть любовницей Вольтера — это и есть твое дело?

56
{"b":"112358","o":1}