* * * Читателю сердце кровавить? Пытать его душу огнём? Отличное дело!.. Но я ведь Такой не осилю подъём. Куда мне до этой горячки, До этих глубинных корней, — Охотничьи будут собачки Намного меня посильней. Они, свою дичь сокрушая, Сведут её страхи под ноль, И в этом их будет большая, Большая культурная роль. Такую большую создатель Не дал мне, малютке, сыграть. Прости, не могу, мой читатель, Живьём с тебя кожу содрать!.. Прости, что не будешь от боли Орать, изгибаясь дугой. Прости, что не сыплю я соли На раны… Прости, дорогой! * * * Эту девочку я написала пером на папирусе, Потом поливала её из лейки вином, — У неё от вина розоватые крылья выросли С туманной подпалиной на одном. И улетела она от меня, как птица, Жить в европейском замке, в стекле и в рамке. Когда у нас дождь со снегом, она мне снится, Пахнущая вином и окном шарманки. Такое Суйщество, оно суётся всюду, И дышит, и глядит из всех щелей и створок, Оно изумлено, в нём – ворох оговорок И каждая свежа, как подобает чуду. Такое Суйщество, – когда оно пылает, Засунув с головой себя в горячку гриппа, Известно мне одной, ромашка где и липа, И сколько одеял душа его желает. Такое Суйщество когда плывёт налево И остаётся там, письмо в бутылку сунув, Известно мне одной, как выглядит рисунок С портретом Суйщества на лодочке напева. Хороша приморская таверна, Невод, бредень зыблются в углах, Здесь бинокли плавают Жюль Верна, Странствующий молится феллах. Я забыла – кто я и откуда, Как зовут растенье тамариск… Жарится на кухне барракуда, Рыба-зверь для тех, кто любит риск. Я не ем таких произведений, Пусть они снимаются в кино, Где круги с глазами привидений Красят дев и сковородок дно. Моё дело – лёгкое, как тело Искры ниоткуда в никуда, Искры почерк, искренность предела, Почтальон блаженства и стыда. Вот горелой спичкою рисую Поцелуя хитрую лису, — Между строк похожа на лису я В том лесу, где ты целуешь всю. * * * Мои прекрасные морщины, Седые волосы вот эти, — Такие любят их мужчины, Такие женщины и дети!.. Мои мешочки под глазами, Судьбы неслабые примочки, Очков чудесное сползанье, Когда пишу я эти строчки, Мой нос, мой Сирано и Данте, В стране лица, в стране столетий, — Такие любят их таланты, Красавцы, юноши и дети!.. Мозгами надо повредиться, Таких любовников бросая, — А то могла бы вновь родиться, Поэтка, ласточка босая.  Рыдая, клокотать слезами и хвататься За горло и за грудь, как при смерти больной, — Быть может только так должны стихи читаться, Но только не стихи, написанные мной. Моя живая боль, моя сквозная рана Таятся глубже дна и выше облаков. Тревога – есть волна космического плана, Так много до меня проплывшая веков, Ничто не утолит её магнит и тягу — Раскачивать, сжимать, захлёстывать и влечь. Мы ей благодаря изобрели бумагу, Вино, и колесо, и всё, что входит в речь. Завывкой чаровать и глазками пытаться Вылазить из орбит, и брызгаться слюной, — Быть может, только так должны стихи читаться, Но только не стихи, написанные мной. О да, трудней всего мне воздухом питаться, Со свистом я дышу, и голос мой продрог, — Со свистом и должны стихи мои читаться, Как свежая листва, как воздуха поток. Тут свищет мой запрет на «чтенье с выраженьем», На этот страшный сон в брильянтах мертвеца. Вот на какой балде читателя мы женим — На завыванье чар под маскою лица!.. Завывкой чаровать и глазками пытаться Вылазить из орбит, как призрак заводной, — Быть может, только так должны стихи читаться, Но только не стихи, написанные мной.  * * * О боли – ну что вам сказать? – о боли, О том, как лётчики нас бомбили, О том, как дети пылали в поле, Вертясь волчком!.. О том, как ставит тебя на счётчик Обученный этому делу лётчик — Посланец какой-нибудь «доброй воли», И вот он сбит, и пылает в поле, Вертясь волчком!.. О счастье – ну что вам сказать? – о счастье, О том, как белые медсанчасти Небесных ангелов, крыльев белых, Берут детей — Беззвучно, мглисто, в больничку рядом, За так, задаром, как снег над садом, Как свет любви в неземных пределах, А лётчик сбит, и – костёр горелых Его костей… О духе – ну что вам сказать? – о духе, О том, что подвергнуть его разрухе Технически просто, всё дело – в ухе, Запустят слух, Что мелочь Истории – эти дети, А лётчик зачистил бы джунгли эти, Он сбросил бы счастье туда в пакете, Свободу в мешке и еду в горшке, В своём исключительно высшем духе Развёл бы расцвет на твоей разрухе, Технически просто, всё дело – в ухе, Запустят слух и угробят дух Посланцы какой-нибудь «доброй воли» — Их свет зажёгся, а твой потух!.. |
