— Или же те самые бандиты сумели каким-то образом избавиться от двух разговорчивых арестантов, прежде чем они сорвут операцию, — предположил Дрейк.

— Я тоже так думаю, — согласился Морган. — Но как, если заместитель шерифа находился от них на расстоянии меньше двадцати футов?

— Может быть, они подмешали снотворное в кофе Арнетта? — сказал Дрейк. — Может, поэтому он задремал и ничего не слышал?

— Это один вариант, — согласился Морган. — Или же Арнетт сам замешан во всём этом.

— И Ватсон тоже?

— Может быть. А может быть, и нет. Беда в том, Дрейк, что в своих предположениях мы полагаемся только на догадки и интуицию, и у нас нет никаких, даже самых маленьких, доказательств.

— И мы оказались снова там, где были вначале.

Словно для того, чтобы компенсировать все разочарования с одной стороны, с другой идея «Салона общения» завоёвывала все больше сторонников.

— Я предполагаю, что всё дело в новизне, — сказала Хетер Моргану как-то вечером, когда они наблюдали за несколькими кавалерами, которые пытались превзойти друг друга, приглашая девушек на следующий танец.

— Милая, в этом нет ничего нового. Просто твоя мать нашла законный способ содержать бордель.

— С одной основной разницей, — поспешила указать Хетер. — Девушки больше не занимаются этим за денежное вознаграждение.

— Ну, если ты это утверждаешь, дорогая, — сказал Морган, поражённый тем, что она была настолько слепа и не замечала происходящего наверху после окончания работы.

— Уолт Финч третий раз на этой неделе танцует с Блёсткой, — продолжала Хетер. — Мне кажется, что между ними зарождается любовь.

— Может быть и так, но, если только я не ошибаюсь, для Бренди назревают неприятности. У Боба такой вид, будто он готов разорвать на части ковбоя, с которым она флиртует.

— Тогда он должен перестать валять дурака и признаться, что она ему небезразлична, — заявила Хетер. — Если у него серьёзные намерения, он должен сказать ей об этом. А раз он этого не делает, то и нечего хныкать.

— Посмотри, вот самое странное сочетание из всех, какие я наблюдал здесь до сих пор — тот фермер и Кружевная, — заметил Морган. — Можешь ли ты представить себе Кружевную, ухаживающую за свиньями и доящую коров, в боа из перьев, волочащемся за ней по полу, и туфлях, покрытых коровьим навозом?

— В той же степени, в какой я могу представить Радость, подковывающей лошадей вместе с тем здоровенным кузнецом, который смотрит на неё телячьими глазами. Или Жемчужину рядом с робким телеграфистом, — призналась Хетер.

— Наверное, он обучает её азбуке Морзе, — предположил Морган с лукавой улыбкой. — Неужели её интересуют эти маленькие точки и тире?

Хетер засмеялась.

— Хорошо, тогда чем же так привлекателен служащий отеля, с которым оживлённо беседует Роза? — спросила она.

— Отчего же, милая, это совершенно очевидно. Представь себе, сколько кроватей в номерах отеля, а ключи от всех номеров находятся у него. Вообрази, какое разнообразие сулит подобная ситуация.

Взгляд Хетер переместился на Перчик, и улыбка сошла с её лица.

— Надеюсь, Перчик не влюбится. Мне бы очень не хотелось видеть её страдающей. Развлекать Лайла — это одно, влюбиться в него — совсем другое.

Морган задумался над её замечанием.

— Тебя беспокоит душевное состояние Перчик или твоё собственное? — серьёзно спросил он. Хетер заморгала:

—: Прости, не поняла?

— Неужели ты всё ещё думаешь об Эшере и ревнуешь, когда видишь его сидящим рядом с Перчик?

— О, Морган! Это всего лишь игра твоего воображения!

— Разве?

— Не будь глупым! Конечно, это воображение, причём больное! Лайл мог принадлежать мне, если бы я захотела, но я выбрала тебя. Хотя иногда такими вот разговорами ты заставляешь меня задумываться о правильности моего выбора.

— Просто хотел удостовериться, миссис Стоун, — серьёзно заявил он. — Твои слова очень похожи на то, что называют «собака на сене». Как будто он не нужен тебе, но в то же время ты не хочешь, чтобы он достался кому-нибудь другому.

— Мне абсолютно всё равно, кому в конце концов он достанется, — раздражённо настаивала она. — Давай оставим эту тему. Я сожалею, что вообще коснулась её. Если бы я знала, что ты проявишь к этому такую чувствительность, сидела бы молча.

— Это было бы редкое событие, — сказал он. В ответ на её вопросительный взгляд он объяснил с улыбкой: — Твоё молчание, любимая.

— Ну что ж, если это действует тебе не нервы, я никогда не буду больше с тобой разговаривать, — обиженно заявила она.

— Обещания, обещания, одни только обещания, — произнёс он с преувеличенным восхищением. Она гневно посмотрела на него:

— Ты чего-то добиваешься, Морган Стоун?

Он непристойно подмигнул ей:

— Да, но получу ли я это?

— Лопатами будешь грести! — пообещала она с гневным огнём в глазах. Он громко рассмеялся:

— В таком случае, милая, думаю, нам лучше перебраться в более уединённое место. Не следует смущать остальных. В особенности тебя, моя непристойная супруга.

— Мне? — спросила она, моргая ресницами с напускной невинностью. — Дорогой, это ведь не я стою здесь с распутным видом и языком, свисающим до колен.

Он сдвинул брови, притворяясь сердитым.

— Тогда дадим представление, которого ждут от нас зрители.

Без малейшего предупреждения Морган обхватил Хетер за талию и рывком притянул вплотную к себе. Театральным жестом он перегнул её через свою руку, губами прильнув к выгнувшийся обнажённой шее, а пальцами свободной руки погрузилась в зачёсанные наверх волосы, освобождая медные локоны от сдерживающих их шпилек. Пряди волос упали вниз мерцающим каскадом, достигающим пола.

Подражая французскому акценту, он заворковал:

— Я хочу тебя, cherie[5], Ты нушна мне, как сапоку нушен каплук. Твои гласа блестят, как тва влашных тюленя в море. Пойтем со мной теперь, и будь моей petite[6] питомицей, и я буту глатить тебя, пока твоя шкурка не слезит. Это я обешаю.

Когда он наконец заключил её в объятия, она ослабела от смеха и была едва в состоянии обвить его за шею. Посетители, охочие до зрелищ такого рода; покатывались со смеху.

— Морган Стоун, ты настоящая деревенщина! Отпусти меня сейчас же и веди себя, как подобает! — хихикала она.

— Non, ma cherie. Ми уше на суше, а тюлени не ошень лофкие там. Я не хошу, штопы ты переваливалась с ноки на ноку, моя дракосенная, и, фосмошно, посарапаль сфой слаткий derriere[7].

Все ещё болтая чепуху и коверкая слова, развлекая всех присутствующих, он быстро отнёс её в их комнаты, оставляя позади дорожку из шпилек.

— Агнус, ты строптивый старый шотландец! — Бетси стояла у его кровати, уперев руки в бока. — Тебе уже давно пора принять ванну, и мне наплевать на всю эту твою ложную скромность или глупость, называй, как хочешь!

— Женщина, возьми своё мыло и заткни им себе глотку! — грубо посоветовал он. — Я не новорождённый ребёнок и не так слаб, чтобы не справиться самому, и даже если бы я не справился, Чинг Юнг помог бы мне. Почему бы тебе не позвать его сюда и не успокоиться?

— Чинг Юнг занят, а ты смешон. В конце концов, Ангус, под твоей ночной рубашкой нет ничего такого, чего бы я уже не видела.

Он посмотрел на неё сощуренными от гнева глазами:

— Ну-ну, интересно было бы узнать, сколько голых мужских задниц ты видела?

Она ответила ему таким же гневным взглядом и ледяным тоном произнесла:

— А это не твоё дело, Ангус. Оно перестало быть твоим с того момента, когда ты покинул меня восемнадцать лет назад.

Эти слова, брошенные ему в лицо, заставили его сесть в постели. Его голубые глаза метали молнии.

— Ты со мной говоришь, Бетси, а не с кем-то ещё, кто там не был и ничего не знает, поэтому брось притворяться и расскажи, как это действительно случилось.