Но любовь? Вечное, типа жить-или-умереть, по-ка-смерть-не-разлучит-нас, верность-навсегда. Любовь, о которой писали поэты и трубадуры? Та любовь, которая заставляла трепетать самых сильных мужчин, делала из трусов героев — и наоборот? Морган просто не знал. Он предполагал, что вскоре ему придётся сесть и спокойно проанализировать свои чувства, задать самому себе некоторые чрезвычайно важные вопросы и ответить на них как можно честнее.

Например, сможет ли он отказаться от своей свободы и, вероятно, от своей прибыльной работы в фирме «Уэллс Фарго», если это потребуется, чтобы удержать Хетер? Хочет ли он этого на самом деле? Если нет, то как он будет чувствовать себя в глубине души, когда она выйдет замуж за кого-нибудь другого? Морган подозревал, что уже знает ответ на этот вопрос. Он будет чувствовать себя очень несчастным и, вероятно, способным на убийство! А как насчёт детей? Будет ли Хетер хорошей, любящей матерью? И каким отцом будет он? Внезапно, как будто кто-то ударил его молотком по голове, Морган осознал, что отцовство и материнство могут стать для них реальностью уже на этом этапе их отношений. Учитывая, что они с Хетер совокуплялись каждую ночь, как норки, могло получиться, что они уже зачали ребёнка. Эта мысль ошеломила его. Более поразительным было то, что она заинтриговала его. На минуту он представил миниатюрную копию самого себя или, может быть, крошечную копию Хетер и поймал себя на том, что улыбается при этой мысли, как последний идиот, хотя ему трудно было представить Хетер, с её изящной привлекательной фигуркой, толстой, округлой, носящей ребёнка в своём животе.

— Это будет достойное зрелище! — пробормотал он себе под нос с неизменным юмором.

— Что будет?

Голос Хетер прервал ход его мыслей и возвратил к действительности. Морган посмотрел на лестницу, дважды моргнул и подавил в себе желание протереть глаза. Там стояла она — объект его мыслей, хотя и не в таком виде, в каком он её привык обычно видеть.

В то время как он стоял оцепеневший, с отвисшей челюстью, она двинулась ему навстречу какой-то нетвёрдой походкой. Было ли это следствием действия спиртного, которое она ранее выпила, или всему виной были эти смешные неустойчивые туфли на высоких каблуках, он мог только догадываться.

Хетер споткнулась. Алый страусовый плюмаж, украшавший её голову, сильно закачался, и Морган, стряхнув с себя оцепенение, ринулся вперёд как раз вовремя, чтобы поймать её, когда она полетела вниз по ступенькам прямо ему на руки.

Ничуть не огорчённая тем обстоятельством, что рисковала сломать себе шею, она посмотрела на него обожающими глазами и проворковала:

— О-о-о, Морган! Т-ы т-т-такой силь-сильный! Такой ры… рыц…

— Рыцарственный? — попытался отгадать он, устремившись взглядом в манящее углубление между грудей, открытое благодаря низкому вырезу.

— Да. И красивый тоже.

— А ты пьяна, — сообщил он ей.

— М-м-может б-б-быть, — икнула она. — В-вы-пила только этот «Хрис… Хриссс…». А, чёрт возьми! Ты знаешь, ч-что я х-хочу сказать!

— Да. Жемчужина сказала мне, — улыбнулся он. — Должно быть, тебе, сильно ударило в голову, раз ты спустилась, вальсируя, в таком виде.

Он поставил её на ноги и, держа на расстоянии вытянутой руки, стал рассматривать результаты её усилий. На ней было надето платье из ярко-красного атласа, отделанное чёрным кружевом, декольтированное чуть ли не до пупка и открывающее большой участок белоснежного тела. На руках были чёрные кружевные перчатки до локтя. Плечи оставались обнажёнными. Из-под оборчатого подола юбки была видна нижняя чёрная. С левой стороны обе юбки были высоко подобраны и обнажали длинную ногу в сетчатом чулке вплоть до самой подвязки. В ушах висели серьги из чёрного янтаря. Волосы представляли собой массу завитушек. Щеки и губы были накрашены румянами и помадой, а веки затенены углём, меняя свой цвет от чёрного к тёмно-шоколадному.

— Что случилось, принцесса? — спросил он голосом, охрипшим от желания.

Она мотнула головой, и её серьги весело зазвенели.

— Дорогой, я думала, что ты хочешь видеть меня такой. Я яс… ясно помню, как ты говорил, что я буду выглядеть в таком наряде потрясающе.

Морган медленно выдохнул воздух, напоминая себе, что она совершенно пьяна и потому не может полностью отвечать за свои действия.

— Так оно и есть, любимая. Совершенно потрясающе. Очень хорошо, что ты дождалась, пока мы закрылись, прежде чем спуститься и продемонстрировать свой новый наряд. Если бы наши клиенты увидели тебя такой, они все вернулись бы к тебе, и мне пришлось бы разбить несколько голов.

— Ты действительно сделал бы это? — спросила она бархатным голосом, возбудившим его ещё больше. — Ты такой гал… галантный, Морган.

Он кивнул и улыбнулся:

— Да, что есть, то есть. Галантен донельзя. Что скажешь, если я отведу тебя наверх и уложу в постель, прежде чем ты шлёпнешься на свой зад?

Она обиженно надула накрашенные губы:

— Нет. Я хочу сначала ещё один из этих напитков.

— Милая, если ты выпьешь, то потом пожалеешь, — предупредил он.

— Мне наплевать. Я хочу.

Он нехотя уступил:

— Хорошо, но не говори, что я тебя не предупреждал, когда проснёшься и у тебя будет болеть все, включая волосы. — Он провёл её к стойке. Хетер повисла на его руке и попыталась усесться на одну из табуреток.

— Подожди, — сказала она ему, положив его руки на свою талию. — Я хочу сесть на стойку, как иногда делают девушки.

— Хорошо, только постарайся не свалиться и не расквасить нос, ладно? — согласился он, поднимая её вверх.

Она весело захихикала:

— У-у-у, мне нравится тут, наверху. Всё равно что сидеть на троне, видеть всё и всех ниже себя.

У него на лице снова появилась кривая усмешка.

— Вообще-то здесь, снизу, тоже открывается фантастический вид, — сказал он, заглядывая под юбку.

Она погрозила пальцем:

— Веди себя хорошо, Морган! Его рука скользнула вверх по бедру, пальцы потянули за подвязки.

— Как хорошо, дорогая, — сказал он. — Тепло, гладко и соблазнительно. Я могу продолжать?

— Говорить или действовать? — спросила она чувственным, как струящийся шёлк, голосом.

Вместо ответа он коснулся ртом её бедра, задержавшись немного, прежде чем продвинуться дальше вверх. От прикосновения его усов у неё по коже побежали мурашки. Она простонала в восхищении, и он поднял голову, послав ей вызывающий взгляд.

— Насколько смелой ты чувствуешь себя сегодня, дорогая, в этих нарядных перьях и с таким одурманенным взором?

Она с озорством посмотрела на него, облизывая губы:

— Смела до чёртиков.

— А если я скажу, что хочу заняться с тобой любовью здесь и прямо сейчас?

— На стойке бара? — спросила она, слегка приподнимая бровь.

— На стойке, на полу, может быть, даже на бильярдном столе.

Она рассмеялась негромко и похотливо, в глазах искрилось веселье.

— На бильярдном столе? По-моему, это несколько рискованно, милый? Будет обидно, если в угловом мешочке застрянут не те шары. Не та форма, знаешь ли.

Он расхохотался:

— Ах, Бостон, ты очаровываешь меня! То ты тиран, то шлюха — колдовское сочетание.

Обняв её за талию со страстным обещанием в глазах, он медленно опустился вместе с ней на жёсткую, полированную поверхность стойки бара…

На следующее утро Хетер, проснувшись, почувствовала, что голова у неё вот-вот отвалится. Она была бы этому рада, хотя бы потому, что избавилась бы от головной боли. Её тошнило, язык был как наждачная бумага, и она с трудом выползла из кровати.

Даже глаза болели и были такими чувствительными к свету, что ей пришлось сощуриться, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Увидев своё отражение, она скривилась. Боже милостивый! Она была похожа на ведьму! Нет, пожалуй, лучше было бы сравнить её с бешеным енотом, потому что краска для глаз размазалась тёмными пятнами на щеках, а волосы торчали во все стороны. В общем, она выглядела чуть лучше покойника и чувствовала себя соответственно.