Однажды вечером за покерным столом поймали с поличным карточного шулера. Один из игроков, раздражённый, встал и выхватил спрятанный под пиджаком револьвер, пригрозив застрелить того на месте. Остальные посетители, сознавая нависшую над ними опасность, немедленно рассеялись, не желая присутствовать при перестрелке в таком ограниченном пространстве, где шальная пуля или рикошет могут стать роковыми для случайного зрителя. Морган спокойно снял с пояса кнут, подождал подходящего момента и нанёс удар. Кнут, обвившись вокруг ствола револьвера, вырвал его, даже не коснувшись руки. Владелец револьвера и все присутствующие были ошеломлены столь блестящим манёвром.
В другой раз Морган разоблачил жулика, сбив с его головы шляпу, из которой выпали спрятанные там карты. Правда, после этого ему пришлось сдерживать и успокаивать посетителей в разгоревшейся в результате драке. Ещё в одном случае пьяница приставал к одной из девушек, заставляя её подняться с ним наверх. Заметив, что Радость этому не рада, Морган использовал свой кнут как лассо, и не только заарканил этого жеребца, но и сбил с ног. Протрезвев, тот оказался достаточно разумным, чтобы поискать развлечений где-нибудь в другом месте. В ряде других случаев Морган разгонял дерущихся, призывал нарушителей к порядку и быстро заставлял удалиться чересчур агрессивных пьяниц. Гас был очень доволен мастерством, с которым его новый бармен поддерживал порядок.
Однако в попытках обнаружить настоящих бандитов, напавших на поезд, Моргану не удалось добиться существенных успехов. Дрейк объезжал близлежащие города, пытаясь собрать информацию в округе, но его успехи тоже оставляли желать лучшего. До сих пор им не удалось обнаружить никого, кто внезапно начал бы тратить большие деньги, или вдруг получил огромное наследство необъяснимого происхождения, или хвастался тем, как ловко обманул закон. Судя по всему, и грабители, и деньги испарились.
С момента нападения прошло ещё некоторое время, и хотя с Хетер не случилось больше ничего подобного, она пережила несколько неприятных эпизодов, явившихся, видимо, следствием её неуклюжести и невезения, которые Морган теперь расценивал как явления, совершенно нормальные для неё. Он никогда не считал себя суеверным, однако пребывание в её обществе заставляло его всё время ожидать каких-нибудь происшествий.
Сперва она поскользнулась, наступив на шарик мороженого на полу спальни. Она чуть не врезалась в оконное стекло, но вовремя успела схватиться за раму, что спасло её от падения из окна со второго этажа. Хетер клялась, что раньше мороженого на полу не было. Кроме того, скользкой массы не было возле её туалетного столика, и её нашли только под небольшим ковриком возле бокового окна, выходившего на аллею. Было странно и то, что коврик, по её словам, тоже оказался не на месте. Обычно он лежал возле кровати.
Двумя днями позже она чуть не проглотила зазубренный кусочек стекла, незаметно плававший в кружке с имбирным лимонадом. Ещё несколько осколков было обнаружено на дне. Никто не имел ни малейшего представления, как они попали туда, и Морган категорически утверждал, что, когда он наливал для неё напиток, осколков в кружке не было. К счастью, она всего лишь слегка уколола язык. Серьёзных повреждений не было, но стоило ей проглотить хоть один из этих осколков, последствия были бы непредсказуемы.
Затем, ко всем неприятностям, у Хетер случился аллергический приступ: однажды утром она съела ореховый хлеб, и через несколько минут после этого у неё на теле появились большие рубцы, которые сильно чесались. Лицо и конечности стали опухать. В течение пятнадцати минут её глаза превратились в щёлки, и она с трудом могла дышать.
— Позови доктора! — приказал Морган Бобу. — Быстро!
К тому времени, когда Морган и Гас перенесли её наверх в кровать и расстегнули воротник блузки, язык Хетер увеличился вдвое больше своего обычного размера, а опухоль почти закрыла горло. Роза прибежала к ним в комнату с куском узкой резиновой трубки, используемой для переливания пива из одной бочки в другую.
— Вот. Протолкни ей это в горло, чтобы она могла дышать.
— Давай, Морган, — скомандовал Гас. — Я запрокину ей голову и буду держать рот открытым, пока ты будешь проталкивать трубку.
Лицо Хетер уже посинело, но, когда Моргану удалось протолкнуть трубку до половины горла, ей стало немного легче. К счастью, вскоре после этого пришёл доктор и, похвалив их за изобретательность, приступил к осмотру и лечению. Только спустя примерно двенадцать часов, вколов Хетер последнюю дозу лекарства, чтобы ещё больше уменьшить её внутренние отеки, врач решил наконец, что его пациентка теперь в безопасности настолько, что он сможет покинуть её.
— Она чуть не умерла, — сообщил он им серьёзно. — Однако она хорошо реагирует на лечение. Я предполагаю, что теперь всё будет в порядке. Дайте ей пару дней отдыха, чтобы восстановить силы. Содовая ванна будет способствовать уменьшению зуда, можно даже просто обтирать её губкой. Давайте ей побольше жидкости. Пудинги и супы благотворно подействуют на горло.
К следующему утру Хетер смогла говорить.
— Мы все ели этот ореховый хлеб, — прохрипела она. — В нём был сладкий картофель?
Гас нахмурился:
— Не знаю, девочка. А какая разница?
— У меня с детства сильная аллергия на сладкий картофель. Я никогда не ем его.
Странно, но никто не мог вспомнить, как попали в заведение Гаса два свежеиспечённых батона. Никто не признался в том, что он покупал, выпекал или доставлял их. И никто не видел, чтобы кто-нибудь другой делал это.
— Я не помню, чтобы видел этот хлеб, когда первым спустился и отпер заднюю дверь, — сказал Гас.
— А я тем утром встал вторым и когда спустился, эти два батона, все ещё горячие, лежали на самом виду на стойке бара, — сказал Морган.
Появление орехового хлеба и личность, принёсшая его, остались тайной, но с этого дня Хетер очень осторожно относилась к тому, что ела или пила.
Когда визит Хетер уже подходил к концу, Гас решил показать ей своё ранчо. Хотя он сомневался, что оно произведёт на неё большое впечатление, но решил, что пребывание там будет для неё менее опасным, чем до сих пор в городе. Возможно, ей будет там спокойнее, и она вернётся в Бостон, увозя с собой несколько приятных воспоминаний о своём отце и о месте, где она побывала. Гас чуть не лопался от гордости, потому что Хетер, сначала отказавшаяся называть его отцом и неосознанно изменившая потом своё решение, сейчас называла его так намеренно и делала это все чаще.
Гас хотел, чтобы дочь вспоминала о нём с любовью, поэтому решил, что будет лучше, если Арлен Клэнси не поедет с ними на ранчо. Хотя обе женщины были взаимно вежливы, признаков зарождающейся близкой дружбы между ними не было. Скорее, можно было сказать, что они просто терпят присутствие друг друга.
Вместо этого сопровождать их Гас пригласил Моргана. Хетер не пришла в восторг от этой мысли, но Гас в присутствии постороннего человека чувствовал себя увереннее в новой для него роли отца и ему было легче вести разговор.
А поддерживать разговор Морган был мастер. Всего лишь одним словом он мог поднять Хетер настроение. Он говорил колкости, дразнил и мучил её, доводя почти до безумия. Гасу было забавно наблюдать за тем, как они пикируются. Фактически, с их появлением люди стали приходить в салун, только для того, чтобы понаблюдать, как они переругиваются, словно это было какое-то комическое представление, которое Гас давал для своих клиентов.
Они выехали на ранчо рано утром. Гас ехал на своей собственной лошади, которую держал на платной конюшне. Там же были арендованы лошади для Моргана и Хетер. Так как они собирались вернуться в город к позднему ужину, то взяли еды только для ленча.
Морган начал дразнить Хетер, подсмеиваясь над манерой её езды верхом:
— Чёрт возьми, женщина! У тебя вид наседки, нервно подпрыгивающей на качающемся насесте! С такой грацией ты слетишь с этого дамского седла носом в землю, прежде чем мы выедем за пределы города. Если бы я заранее знал, что ты поедешь верхом, я поставил бы ставку на тотализаторе на то, как долго ты продержишься в седле, и, вероятно, выиграл бы кучу денег наличными.
