Как только дело доходит до сказочности, тут и книги о Гарри Поттере сразу вспоминаются. Впрочем, в наше время любому автору, взявшемуся описывать школьную жизнь год за годом, не избежать сравнений если не с Киплингом, то с Джоан Роулинг. Надо это учитывать сразу и избегать ситуаций, когда красочно описанные группы внутри интерната, как ни крути, напоминают факультеты в Хогвартсе. А ведь напоминают, хоть тресни Это вовсе не означает сознательного копирования, но такова частая беда начитанного человека, взявшегося за собственную книгу. Надо было подождать, пока материал отлежится, а мысли успокоятся. Ведь могло бы получиться очень хорошее произведение. Отлежаться бы этому роману в столе у автора, определиться с целевой аудиторией и не предлагать подросткам сложную "филологическую" прозу, да ещё к хорошему редактору попасть - вот и не пришлось бы затыкать водопад носовым платком, как сказано в одном из эпизодов. И была бы достойная книга. А так - фальстарт получился.

Мариам Петросян. Дом, в котором

ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ

Напомню, что в прошлый раз ("ЛГ", N 31) мы окончательно разъяснили вопрос "Что такое Литература" и обещали разобраться вскорости со Вдохновением.

Час пробил.

Но сначала немного лирики - по заявкам радиослушателей.

Зачем странный человек Пирогов (мальчик верхом на палочке, шарлатан и заморыш, как вы совершенно справедливо заметили в своих откликах) занимается тут, в главной литгазете страны, апологией серости?

А это мой национальный проект такой. Хочу жить в стране, где нет места ярким индивидуальностям. С трудниками-то скучнее, чем с трутнями, а в бородатом возрасте скука и шерстяные носки на ночь - самое то.

И ещё: Пантелеймон Кулиш (автор двухтомных "Записок о Южной Руси") писал, что в жизни настоящего литературного таланта всегда наступает момент, когда он от естественного, как бы стихийного творчества переходит к работе, основанной на внутренней, более осмысленной силе. Когда одно лишь природное вдохновение перестаёт питать художника.

Прав, ох как прав!..

Труд делает из нашей внутренней обезьяны человека. Вдохновение выпускает её на волю. Что лучше? Большой вопрос. Есть тьма охотников толпиться у обезьяньих клеток. Зрелище "нечеловека" завораживает, притягивает. Телевизионные передачи с демонстрацией трупов (помнится, одна такая называлась "Дорожный патруль") имеют стабильно высокий рейтинг.

"Состояние творчества есть состояние наваждения… Что-то, кто-то в тебя вселяется, твоя рука исполнитель - не тебя, а того, что через тебя хочет быть", - писала одна повесившаяся впоследствии дама (мы к ней ещё вернёмся).

Сразу возникает вопрос: ЧТО хочет быть, КТО вселяется?

Умный человек повторит осторожно: "Что-то". Неумный, не выучивший матчасть ляпнет: "Светлые силы, Бог".

Но разве светлые силы стремятся овладеть человеком?

Бог создал человека свободным - можно сказать, обрёк на свободу (а стало быть, и на возможность выбирать зло). Говоря родительским языком, Бог не запрещает ребёнку карабкаться по высокой лестнице. Да, ребёнок может упасть. А может научиться лазить по лестницам. К падению ведь приводит не высота как таковая, а либо наши грозные окрики, порождающие неуверенность в себе, страх высоты, либо наши заботливые руки, притупляющие чувство опасности. Запретить легко: запрет сам подступает к горлу; запрещаем мы "по вдохновению". Разрешить трудно: надо пересилить себя. И так во всём: зло (часто под видом блага) само рвётся наружу; добро - результат работы.

Ладно. Никто, положим, ничьими руками не водит. Просто в состоянии вдохновения высвобождается интуиция. К опыту, содержащемуся в "оперативной памяти", добавляется то, что "знал, да забыл". Вот этот как бы "не свой" опыт и сбивает с толку не выучившие матчасть натуры.

Сам-то я матчасть подтянул, постоял у этажерки с Большой советской энциклопедией. И вот что выяснилось: "Состояние вдохновения сопровождается обычно резким ограничением направленности личности, отключением её от того, что не имеет непосредственного отношения к решаемой творческой задаче".

Вот оно.

"Пока не научитесь всё устранять, через все препятствия шагать напролом, хотя бы и во вред другим, пока не научитесь абсолютному эгоизму в отстаивании своего права на писание, большой работы не дадите", - учила вышеупомянутая дама, достигшая в "большой работе" преизрядных высот. Все мы её хорошо знаем. Наше к ней отношение, как правило, созвучно словам её старшей дочери: "Она заменяет Богу самых верных ангелов. Она играет на арфе, бьёт в барабан, побеждает всех. Замечательно рассказывает. Летает. Лёд превращает в летние цветы. Ирину может превратить в красивую девочку".

Ирина - это младшая дочь. После её смерти в детдоме дама писала мужу: "Не для Вашего и не для своего утешения а как простую правду скажу: И. была очень странным, а м. б. вовсе безнадежным ребенком, все время качалась, почти не говорила, м. б. рахит, м. б., вырождение, не знаю".

Не утешения ради, а как простую правду отметим: прежде чем сдать двухлетнюю дочь в приют, мать морила её голодом в тёмной отдельной комнате, привязав за ногу к кровати. Заговоришь тут.

Сэкономленные чувства наша героиня посвятила рождённому впоследствии сыну, который, в свою очередь, отметил самоубийство матери афоризмом: "Марина Ивановна поступила логично".

Сохранились его подростковые мысли о вдохновении (из переписки с сестрой Ариадной): "Ты пишешь, что писателю… необходимы страстность и "спонтанность". Это - неверно… Почему не допускать у писателя большей доли "сознательного отношения" к труду, почему представлять себе писателя, обязательно облаченного в тогу вдохновения и страдающего непременной болезнью графоманов: чернильно-словесным недержанием?"

Занятно: дети алкоголиков вырастают убеждёнными абстинентами. Георгию Эфрону не суждено было стать писателем: жизнь в эвакуации морально раздавила его, а фронт убил. Песенка из кинофильма "Ирония судьбы" оплачена тремя жизнями.

Две цитаты, как испорченная пластинка, крутятся в моей голове.

Цветаева: "Художественное творчество в иных случаях - некая атрофия совести". И тут же следом Ахматова: "Вчера весь день ко мне шли стихи, но я гнала их". Это, что ли, выход? Не писать, уйти в монастырь?

Хорошенький совет - "стань святым". Люди и здесь нужны. Поэтому, вероятно, так: писать и каяться. Чувствовать, что каждой строчкой увеличиваешь свой долг перед ближними, дальними (как бы они там ни "спасибали") и перед собою, своей душой. Каяться, пока не забрезжит выход: именно писательством, раз уж больше ничего не умеешь, хоть немного этот долг сократить. И тогда уже писать, быть может, чуточку по-другому.

В конце концов, как сказал ещё один наш с вами знакомый поэт (покойник):

Жизнь - кратка,

А Искусство - вечно.

И в схватке

побеждает Жизнь.