Сухов ознакомился с документацией и обвёл карандашом на плане круг. В масштабе к местности круг охватывал полтора километра в диаметре. От устья Летнего ключа, вокруг посёлка через сопку и обширную марь.

— Где-то здесь! Через баню и свинарник идет шурфовая линия. Смотри, в девятнадцатом шурфе проба семнадцать граммов на куб. Это — основная струя выноса.

— Очень большая площадь, трудно будет искать.

— Семён Иванович! Меня заинтриговал, а сам на попятную? Если взялись за поиски, давайте плыть до берега вместе.

— Я не сомневаюсь, прикидываю, с чего начинать.

— Командируйте меня на три дня в город. Если куратор поможет с допуском, пороюсь в комбинате и геолфондах экспедиции. Нужны химические анализы, спектралка недавней доразведки. Тогда мы сможем уменьшить круг поиска.

— Завтра улетишь. Отвезёшь заявку в экспедицию на комплект для ручного бурения. На первый случай.

— Но он же не потянет на пятнадцать метров?

— Потянет. Треногу поставим. Вместо штанг пустим металлический пруток, его у токаря навалом. Впрочем… Мы сможем комплект сами изготовить. Возьми победита для коронок, лучше всего шестигранника. Остальное сделаем.

Сухов улетел в Алдан вместе с куратором. Нина Игнатьевна обещала помочь. А Ковалёв взялся за чертежи и переоборудование буровой. Установил мощный электродвигатель, переделал редуктор, дал задание токарю нарезать короночных заготовок — колец.

Сухов задерживался с возвращением, видимо, увлёкся документами разведки. Привык он всё делать основательно и дотошно. Ковалёв стал уже ревниво думать о том, как бы его не уговорили остаться в экспедиции. Такие специалисты и там нужны. Люди устали.

Чтобы дать отдых бульдозеристам, Семён послал бригадира землесосов Антона Длинного в устье Большого Орондокита. Фанфурин отвез на вездеходе троих людей, несколько рулонов толя и ящик гвоздей. У большого плёса срубила команда Длинного избушку для рыбаков. Участковую базу отдыха.

Начал ездить туда уставший народ. Ловили рыбу, варили уху я отсыпались. Потом, с новыми силами, брались за отполированные ладонями рычаги.

Длинный — мастер спорта по баскетболу, выступал даже на первенство страны и где-то освоил профессию сварщика. Закоренелый холостяк. Темноволосый, худой, с большими руками и стремительной походкой. Рост — под два метра, дядя достань воробышка.

Во время зимнего отпуска Длинный обитает где-то на юге. Мать терпеливо ждёт его окончательного возвращения и внуков. Уже семь лет, вместо баскетбольного мяча, он бьёт кувалдой по сварочным швам. Когда он вернулся с задания, вошёл к Семёну через порог, согнувшись едва ли не пополам в низких дверях.

Доложил о постройке избушки и присел к столу. Разговорились. Антон вспомнил работу артели до прихода Власа.

— Пьянствовали много. Председатель больше об удовольствиях думал, наденет кожаные перчатки, девочку в кабину вездехода и погнал! Поварих менял каждый месяц. Засадит технику в болото или сломает, а мы потом вытаскиваем всей артелью. С вертолётами было тяжело, бомбили нас запчастями.

— Как бомбили?

— С кукурузников бросали ленты гусениц, башмаки и прочее железо. Что в реке тонуло, а что и подбирали. Золото попалось хорошее, и выполнили план в середине лета. Работаем дальше, стараемся больше намыть.

Но, приехали экономисты комбината, провели хронометраж и уменьшили в договоре стоимость грамма наполовину. Председатель отдал распоряжение не мыть. Такие пески в пустые отвалы затолкали! Можно было ещё год стараться.

— За такие дела вашему председателю голову нужно было оторвать и вам вместе с ним.

— А мы, при чём? Мы — люди маленькие, что нам говорят, то и делаем. Да и боялись, что ещё заработки срежут.

— И душа не болит, что металл загубили?

— Душа? Сезон отбухали, а подёнка вышла в два раза меньше. Это что, по-твоему? От души сделано? Это ведь, тоже вредительство. Садить надо тех безголовых, которые решили сэкономить на подёнках. Ведь мы могли дать в два-три раза больше плана!

Мы работали без выходных, как и сейчас, радовались, что пошло такое золото, и чуть не плакали, когда всё, что случилось. Думаешь, я не переживаю? Ещё как!

— А вдруг была неправильная разведка? Большой переотход содержания золота в песках и малый объём промывки. Комбинат же планирует объёмы промывки по данным разведки.

— Нас это не касается. Недоотход — переотход. Мы приехали за деньгами, и платить должны, как положено по договору. Им нужно было раньше подумать, проверить, а потом с людьми договор заключать.

А так, кто-то схалтурил, и рабочих за чужие грехи рублём наказали. Работаем на совесть весь сезон. Мы цену рабочему рублю знаем. А лично я, за свой грош, глотку перегрызу.

— У тебя что? Семеро с ложками по лавкам?

— Дома одна мать.

— Так что же ты на деньгах помешался?

— Многие врут о том, как попали сюда, а я скажу прямо. Машину хочу купить. Сад расширить, теплицу построить. Буду цветочки разводить, они сейчас дорого стоят, цветочки.

— Так отцветёт жизнь, как цветочек. Да-а… Человек делает деньги, а деньги человека.

— Совершенно правильно! Деньги делают нас такими, какие мы есть. Что мне дал спорт?! Значок с баскетбольным мячом! Я не мальчик, чтобы только за спасибо работать. Я люблю поесть в ресторане, модно одеться, с красивыми женщинами пофлиртовать. Что? Запрещено? Нет! Ушло то время, когда бульбу уминали с солью и радовались этому. Может быть, я не прав?

Я за семь лет построил двухэтажный дом с гаражом, сауной, камином, с подвалом для вина, купил японские видеомагнитофон и телевизор. Приезжай в гости. Посмотришь, как надо жить. Дворец!

— А зачем тебе одному этот дом? Секцию баскетбола откроешь?

— Глупости говоришь… Ты отсюда куда поедешь? Или до старости лет будешь в мачмале ковыряться? Давай!

Зато, я свою жизнь устроил. Что мне, прикажешь до старости газы электросварки глотать? Мой дом сейчас дает прибыли до тысчонки в месяц, в зависимости от сезона. Мать сдаёт койки курортникам.

Как?! Вот на эти денежки и буду жить. На мой век и баб хватит. Посмотрел бы ты летом, что у нас творится на побережье! Бедные женатики, трудятся где-то по заводам и городам, копейку несут домой, а их женушки всё спускают. Сам о себе не побеспокоишься, сомнут, отбросят в пивной ларёк. "Клюнь ближнего — обсиди нижнего" — как в курятнике. Вот это — жизнь!

— Иди гуляй! Тошно от твоего цинизма. Слушать тебя не хочу. Займись землесосами…

Длинный давно ушёл, а Семён ещё не мог успокоиться. Решил проведать стоматолога, отдохнуть от спортсмена.

Влас счёл экономически более выгодным держать в артели хорошего стоматолога, нежели возить людей на вертолётах по больницам в разгар промывки. Вячеслав Курахов, хирург из Донбасса, был обаятельным черноглазым парнем с постоянной улыбкой на смуглом лице.

В свободное время он пропадал с этюдником по окрестностям. Весёлый гитарист и умелый врач, он писал маслом сочные пейзажи. По распоряжению Петрова, Курахов ежемесячно облетал участки и снова возвращался на Орондокит.

Ковалёв зашел в медчасть и застал стоматолога скорчившемся на топчане. Широко открытые глаза смотрели в оклеенную обоями стену. Славка узнал вошедшего, тяжело приподнялся и свесил ноги на пол.

— Извини, Иванович. Не говори никому. Обострение язвы у меня.

— Шутишь?! — остолбенел Семён.

— Не до шуток, — он вяло улыбнулся и проглотил таблетку.

— Так лети на операцию. Чего здесь торчишь?

— Боюсь, это же, операция не из лёгких. А так может быть сама по себе заживёт. Меня лечили в Киеве, лучше стало, а сейчас опять боль…

— Так за каким чертом ты сюда приехал? Нужно что-то предпринимать.

— Ай, не расстраивайся, Иванович. У меня, как по графику: пару лет нормально, потом ухудшение. Главное сейчас для меня — диета и таблетки. У моей сестры три маленькие дочки, а муж в автокатастрофе погиб, полез сдуру под хмельком за руль — и каюк. Нужно им помочь. И не хочу, чтобы мать видела, как я мучаюсь. Для неё мои болезни — нож по сердцу. Зачем её травмировать. Ничего, выдюжу.