Он не бывал здесь шестнадцать лет. Эви следила за выражением его лица. Он то и дело узнавал знакомые места и сравнивал воспоминания с действительностью.
Коул кивнул на маленькое ранчо.
– Вот здесь живут Мария с мужем. А может, уже и не живут. Она десять лет служила у нас экономкой. А ее муж каждую весну клеймил наш скот. Скоро приедем.
Эви думала о том, что Коул взял ее с собой уда, куда не пустил бы ни одну другую женщину. Он пустил ее в свое прошлое, показал все вой старые шрамы и тяжелые воспоминания, изволил разделить с собой не только хорошее, и плохое…
Эви почти не разговаривала. Она старалась подмечать все до последней мелочи – намеки, вдохи, суровые морщинки между бровей, благоговение, с каким он смотрел на горы… Он отпускал шуточки по поводу сентиментальных путешествий. А Эви прислушивалась к эху воспоминаний. Так не вязалось это высокое синее небо – и звуки пощечин, удары кулаков… Она сопоставляла вежливого, сдержанного мужчины, которого она знала, с его суховатым юмором, с его пылкой страстностью, – и его тяжелое детство, о котором он рассказывал. Коул так нежно любил ее этой ночью! Словно хотел возместить что-то, спрятаться от чего-то страшного…
И вот они едут туда. Вдвоем. Вместе. Так что все будет хорошо.
Она нашла его руку.
Коул на несколько мгновений стиснул ее руку в своей, потом снова взялся за руль. Эви погладила его по шее, пытаясь заставить расслабиться. Коул запрокинул голову и тяжело вздохнул.
– По-моему, я нервничаю, куда больше тебя! – рассмеялась Эви.
– А чего нервничать-то?
И правда, чего она боится? Эви смотрела на дорогу, продолжая поглаживать Коула по плечу.
Он взял ее руку и положил себе на грудь. Его сердце глухо билось под пальцами, и стук успокаивал Эви.
– Наше ранчо тебе не сделает ничего дурного.
– Но твое прошлое…
– И твое тоже. Мы оба позволили прошлому взять слишком большую власть над нами.
– Да, это верно, – согласилась Эви.
– Дом, несколько сараев. Ничего особенного. Отец всегда очень заботился о том, чтобы соблюдать внешние приличия. И мать тоже, А что происходит в семье – это никого не касается.
Эви верила ему. Временами, когда она замирала в его объятиях, ей казалось, что он видит всю ее душу насквозь и между ними нет и не может быть никаких тайн. А временами, как сейчас, он уходил от нее и никакие ласки на свете не могли заполнить эту пропасть. Словно он шагал по какой-то, видимой только ему одному, дороге, одинокий, далекий и недоступный, как горы на горизонте. У него не было никого, кому он мог бы довериться, и Коул привык не искать посторонней помощи. Эви восхищалась этим и уважала его за это.
Но сумеет ли она когда-нибудь привыкнуть к этому? Да, он хочет ее – но позволит ли он себе нуждаться в ней, зависеть от нее? Он так привык жить сам по себе…
Ей следует быть осторожной и не перегибать палку – не спешить навязываться ему со своей помощью, своим сочувствием, советами. Ей не хотелось совать нос не в свое дело. И все же она очень хотела знать, о чем он сейчас думает.
Коул дернул плечом, сбросил ее руку. Эви снова положила руку ему на плечо.
– Не надо. А то мы так далеко не уедем. – Эви положила руки на колени. Может быть, она и так зашла чересчур далеко?
– Ты выглядел таким напряженным, – объяснила она, очень стараясь, чтобы ее голос не звучал виновато.
– В самом деле? Я бы скорее сказал – на взводе!
Эви изумленно уставилась на него. Коул рассмеялся.
– Ты что думаешь, я железный? Ты меня ласкаешь, а я что, должен сидеть как истукан? Ты меня отвлекаешь от дороги.
Эви залилась краской.
– Я не хотела… – Он понизил голос.
– Я знаю, солнышко. Ты чертовски соблазнительна, даже когда сама того не хочешь. Но мне-то от этого не легче…
Она поспешно отвела глаза. Пейзаж за окном сделался вдруг бледным, как пастельная акварель.
– Я не собиралась тебя заводить…
– Но я надеюсь, что ты закончишь то, что начала?
– Как?
Скрип тормозов объяснил ей его намерения.
– Эй, здесь же нельзя выключить свет!
– Ничего, мы можем заняться этим и при свете. Иди сюда.
– Коул, нельзя же так! – запротестовала Эви, не очень, впрочем, усиленно.
– Почему же? Мы уже час едем, и хоть бы одна машина попалась навстречу!
– Коул!
Он наклонился к ней, упершись коленом в приборную доску. Он был горяч и хорош собой, как ковбой, приехавший с отдаленного ранчо в город поразвлечься.
– Ты что думаешь, в машине мало места? Кстати, потребителям будет интересно знать и это, – с усмешкой сказал Коул.
Он нежно коснулся ее груди, и Эви шумно втянула в себя воздух. Коул погладил ее по щеке, она судорожно сглотнула. Это привлекло его внимание к ее расстегнутому воротнику.
– Что, снова голова кружится? – участливо спросил он.
– Кажется, да…
– И я здесь, как всегда, ни при чем? – Коул поднес ее ладонь к губам и принялся целовать ее.
Эви задыхалась.
– Коул, мы же посреди голой равнины!
– Ничего, тут есть все, что мне нужно.
– А если полиция?
– Что, ты в это веришь? Какая тут полиция?
И может ли она устоять перед ним?
– Коул, ты с ума сошел!
– И почему мы не делали этого раньше? – Он бросил взгляд на заднее сиденье, заваленное вещами. – По-моему, это вполне разумно.
– Мы же не школьники, Коул!
– Но ведь это здорово! Рискнем?
Она и так каждый раз рисковала – рисковала растаять в его объятиях.
– Коул, ты коварный соблазнитель! Ты это знаешь?
– Ну что ж, давай совершим грехопадение…
11
Он вытянул ее свитер из джинсов. Громко щелкнул отстегнутый ремень безопасности. Коул ущипнул ее за мочку уха, и Эви громко застонала. Ее стон показался ему настоящей музыкой.
– Это тебе не прошлая ночь! – усмехнулся он.
Она вспомнила огромную ванну. Они нежились в ней и по очереди растирали друг друга – мышцы у обоих застыли после многих дней, проведенных в машине. Эви хорошо запомнила каждый мускул у него на теле.
Эви понятия не имела, как они попадут на заднее сиденье. Но сейчас она была слишком занята тем, что ласкала эти мышцы, вдоль лопаток к позвоночнику, вниз вдоль спины, ощущая, как напряглись его бедра.
Она резко втянула в себя воздух. Он запустил руки ей под свитер, нащупал грудь под ее любимым кружевным лифчиком. Эви вспомнила, как утром Коул наблюдал за тем, как она надевает этот лифчик, и ее вновь обдало жаром.
Он прикрыл глаза и ласкал большим пальцем ее шелковистую грудь, теребя набухший сосок. Эви вновь застонала. Он задрал на ней свитер, наклонился и поцеловал ее в пупок, заставив содрогнуться от наслаждения.
Ее джинсы расстегнулись. Эви затаила дыхание. Нет, похоже, до заднего сиденья они не оберутся… Эта мысль возбудила ее еще больше. Эви нравилось, что она заставляет Коула «бывать обо всем на свете, что он с трудом сдерживается – но и сдерживается он только ради нее. «Да, это настоящая любовь!» – подумала она.
И тут он впился губами в ее шею. Эви тихо ахнула.
– Коул!
Он отвел волосы назад, чтобы удобнее было целовать ее.
Эви ждала, задыхаясь. Она зажмурилась, и под веками у нее пульсировали оранжевые огни. Коул вдруг застыл. Она прижалась щекой к его щеке, наслаждаясь запахом его кожи, в ожидании дальнейших ласк.
– Коул… Коул? – теребила его Эви в нетерпении.
Он не двигался.
Эви открыла глаза и, ничего не понимая, ставилась на Коула.
Коул смотрел в окно. Она только сейчас осознала, что пульсирующие оранжевые огни ей вовсе не померещились. В двадцати шагах позади них стояла полицейская машина.
Эви поспешно села.
– А что мы делали?
– Ничего!
Эви беззвучно рассмеялась и одернула свитер. Коул снова сел за руль. Лицо у него был каменным.
– По крайней мере, за превышение скорости они нас не оштрафуют, – хихикнул Эви. – А, Коул?