Она любит его. Он никогда не говорил ей о своей любви, кроме того, самого первого, раза. И сколько раз она обещала себе, что больше не станет прятать голову в песок перед своими страхами?

Она очень надеялась, что Коул припишет ее молчание восхищению перед красотой заката. Эви включила радио и принялась искать ту передачу, которая тогда заинтересовала ее. Но передачи не было.

Фиона помешала почти готовое блюдо из поджаренных цуккини и соевой пасты. И почему это полезная пища всегда такая неаппетитная? Она задумалась над тем, как придать этой стряпне более съедобный вид, не добавляя при этом калорий. «Пряностей добавить, что ли?»

Фиона вздохнула. Ей так хорошо удается выходить на контакт с известными историческим личностями и знаменитостями! Ну почему она не может вызвать дух какого-нибудь французского кулинара? Он бы ей сейчас так пригодился!

Внезапно белая масса сгрудилась в нечто, напоминающее горную цепь. Цуккини рассыпались слева, напоминая заросли вечнозеленых растений. Соевая паста была похожа на снежные хлопья. Фионе, неизвестно почему, вспомнились Скалистые горы.

– О-о! – протянула она. Для любви горы – дурной знак. Они символизируют угрозу, иногда даже непреодолимые препятствия.

Фиона умела доверяться течению своих мыслей. Она расслабилась и стала ждать. Ей вспомнилось ее второе выступление в «Вечернем Остине». Оно не принесло ей ничего, кроме разочарования. Таинственная Эви так и не позвонила.

Почему же она вдруг вспомнила о ней? Фиона повернула сковородку к свету, гадая по содержимому, как по кофейной гуще. Как интересно! Она все время была уверена, что человек, о котором думает Эви, находится рядом с ней. Это было по-прежнему так. Ощущение надвигающейся бури исчезло. Теперь на горизонте вздымалось новое препятствие, выше любой горы…

Она потянула носом. Цуккини сгорели до неузнаваемости. Фиона вытряхнула их „в мусорное ведро и сунула в микроволновку вегетарианскую пиццу. Да, тяжелая работа у экстрасенса!

– О-о! Это настоящий вызов! – Угу.

Эви стиснула баранку и нажала на газ.

– Препятствие сложное, но не сказать, чтобы непреодолимое.

– Как скажешь.

– Что, думаешь, мне слабо? – задорно воскликнула Эви.

Коул прищурился, глядя на извилистую горную дорогу, казавшуюся отсюда узенькой ленточкой. Она вилась над пропастью, без каких бы то ни было ограждений, уходя к перевалу через Скалистые горы. Эви настояла на том, чтобы ехать по этой менее наезженной дороге. Она хотела проверить, на что способна ее машина.

– Полная проверка! – воскликнула она. – Пустыня, горы, снег…

Отсюда, из предгорий, были хорошо видны снега на вершинах.

– И ты собираешься ехать здесь на скорости шестьдесят миль? – переспросил Коул.

– Только пока нет встречных машин и дорога сухая.

– Может быть, пока не поздно, вернемся на основное шоссе, – предложил Коул.

– Между прочим, на этой машине стоят специальные шины для всех сезонов!

– Да? А какой, интересно, у тебя водительский стаж?

– Я три года назад закончила специальные курсы вождения. И вообще, я веду раздел по безопасности движения в нашем журнале!

– Гмм…

– Сразу видно, что ты меня ни в грош не ставишь! – с обидой произнесла Эви.

Коул тяжело вздохнул, проверил ремни безопасности и махнул рукой в сторону возвышающихся впереди гор:

– Прошу!

Ехать оказалось куда проще, чем они ожидали. За исключением нескольких сложных поворотов, когда Коулу хотелось ухватиться за ручку над головой, Эви вела машину легко и уверенно.

– Фью! Вот здорово!

Коул нутром чуял, что за поворотом их ждет очередной серпантин. Он поморщился и потер лоб.

– Ну, чего ты? Все же в порядке! – сказала Эви.

– А я разве что говорю?

– У тебя сейчас вид как у пса, которому тычут в морду палкой.

– Ну, в общем, так оно и есть… Дело было не в дороге.

Эви нажала на кнопку магнитофона и поставила новую кассету.

– Вот, как раз подходящая песня. «В Скалистых горах»…

– Ты меня с ума свести решила?

Эви пробормотала себе под нос что-то насчет извращенного музыкального вкуса.

– Может, «Лестницу в небо»?

– А как насчет Джорджа Стрейта? – Коул врубил популярную мелодию в стиле кантри. – Давай не будем ссориться из-за музыки! Просто поставь то, что нравится мне.

Эви рассмеялась.

– А мы разве ссорились?

На самом деле это было замечательно. Легкая перебранка… Несколько раз Эви взвизгнула, вписываясь в чересчур крутой поворот… Все это не портило ей настроения. Она прибавила скорость и обогнула очередной поворот, уже совершенно уверенная в себе. Коул что-то ворчал, но она только смеялась в ответ.

Это была она, Эви, такая же, как всегда, веселая, отважная, готовая встретить все опасности лицом к лицу. Совсем не такая, как его мать. Та бы при малейших признаках разногласия поспешила уступить, отступить, извиниться… А Эви… Где сядешь, там и слезешь.

– В ближайшем городе придется остановиться на заправку, – предупредил Коул. – В горах бензин расходуется в два раза быстрее.

– Остановимся на перевале, – ответила Эви. – Там должно быть ущелье…

Самое большое ущелье они видели накануне. Удивительно – только вчера они были в пустыне Аризоны и стояли над Большим Каньоном. А теперь они уже в горах. Воздух был холодный и прозрачный, шоссе блестело от наледи, а не от волн жара, как вчера, из-под колес летели брызги вместо пыли.

Вот и его жизнь, казалось, менялась так же быстро, как пейзаж за окном. Последние две ночи они провели в одной постели. Их тела, одеревеневшие после целого дня в машине, становились гибкими и послушными в объятиях друг друга.

Ее синяки мало-помалу проходили. Хотел бы он сказать то же о своих душевных ранах!

Она посмотрела в его сторону.

– О чем ты задумался? – Коул вздрогнул.

– Я, наверно, уже достала тебя этими разговорами об отношениях между мужчиной и женщиной. Но ты так неожиданно притих…

– Я просто смотрел в окно. Мы едем довольно быстро…

– Я хочу выжать из этой машины все, на что она способна.

Коул подумал о том, на что способна сама Эви, и испытал прилив тепла. Это ощущение стало для него привычным за последние несколько дней.

– Скажи что-нибудь!

Коул ощутил еще одно знакомое чувство, на этот раз – угрызения совести. Он видел, как она опасливо поправила зеркало заднего обзора, покосилась в его сторону и расправила плечи, как бы вызывая его, Коула, на откровенность. Он даже не подозревал, как ей тяжело говорить с мужчиной о его чувствах…

– А что ты хочешь знать?

– То, о чем мы спорили вчера.

– О моих родителях? Ты знаешь, мне хотелось думать, что я навсегда оставил их позади, в Монтане. Видимо, рано радовался…

– Но ведь ты знаешь, что ты совсем не такой, как твой отец!

– Знаю. – При одной мысли о том, что он может, пусть невольно, причинить ей боль, Коулу становилось плохо. – Возможно, я перестраховался, Эви. Но я никогда не причинил бы тебе боли. Я хочу, чтобы ты это знала.

– Я это знаю. Но…

В машине стало холодно – они все выше забирались в горы.

– Что «НО»?

– Ты причиняешь мне боль, когда изводишь себя. Когда замолкаешь и замыкаешься в себе.

– Извини.

– Да нет, все в порядке! – Эви поморщилась при виде его натянутой улыбки. – То есть я тебя понимаю. Но меня раздражает – и не просто раздражает, а прямо-таки выводит из себя, – когда ты ведешь себя так, словно у меня не хватит чувства собственного достоинства на то, чтобы расстаться с мужчиной, который меня обижает. Я ожидала большего доверия к своему вкусу!

Да, она права. На все сто. Не только его отец, но и его мать, с ее всепрощающей покорностью, внушили ему неправильное представление о браке.

– Доверия к твоему вкусу, говоришь?

– Ага! – Эви кокетливо улыбнулась и по-кошачьи потянулась всем телом. – А вкус у меня, между прочим, безупречный!