– В общем, ты меня завтра рано не буди. Спешить нам некуда.

Нет, есть куда! Коул это понял в тот момент, когда Эви принялась уныло смотреть в окно. Им надо найти место, где можно спокойно поговорить. А если разговоры не помогут, помогут ласки. Значит, им нужна комната, а не машина.

Поэтому он остановился у первого же отеля, который показался ему подходящим, надеясь, что Эви, которая почти засыпала, не заметив, что он переменил первоначальные намерения. Когда он въехал на стоянку и выключил мотор, Эви вздрогнула и проснулась.

– Что, уже приехали?

– Там мест нет.

Эви посмотрела на вздымавшийся перед ними небоскреб.

– Это же, наверно, самая дорогая гостиница в городе!

– А вот я сейчас проверю. А ты сиди. Ты устала.

– Но это моя работа!

– Вместо этого ты напишешь статью о торнадо. По крайней мере, выспишься, как следует.

Эви махнула рукой. Она слишком устала, чтобы спорить.

Через четверть часа Коул вышел из лифта на десятом этаже, подождал, пока коридорный откроет дверь, внес в номер вещи Эви и поставил их у ее кровати. Потом снял с плеча свою спортивную сумку и бросил ее у двери.

Эви полезла в кошелек за чаевыми.

– Не надо, у меня есть, – сказал Коул.

Он сунул пятерку в руку коридорному и вежливо, но настойчиво выпроводил его за дверь. И сам вышел следом.

Будь это несколько дней назад, Эви прислушивалась бы к его шагам, пытаясь угадать, в каком он номере. И, ложась спать, представляла бы себе, как он лежит в другой кровати, в точно такой же комнате. Она представляла себе его обнаженную грудь, то, как он лежит, закинув руки под голову и смотрит в потолок – так же, как она.

Но теперь ей уже не было нужды представлять себе его тело. А что до всяких милых пустячков – сегодня он сказал ей такое, что превосходило ее самые смелые фантазии. Если только он действительно думал то, что сказал.

Она была слишком измотана. Сейчас ей от этих мыслей хотелось плакать.

– Эй, с тобой все в порядке?

Эви шмыгнула носом и полезла в косметичку за носовым платком.

– День был тяжелый. И потом, я, кажется, простыла. Стоять под дождем все-таки не полезно.

– А лежать – тем более.

Она попыталась рассмеяться, но смех вышел неубедительным. Он стоял в ногах кровати, уперев руки в бока. Рубашка натянулась у него на груди. Если она не прикоснется к нему, она умрет от тоски…

– Эви…

Она махнула платком.

– Если хочешь идти – иди. У тебя тоже был тяжелый день.

Он глубоко вздохнул и медленно выпустил из легких воздух.

– Раздевайся.

Эви удивленно подняла брови – с таким трудом, словно это была штанга.

– В смысле?

Коул подошел к кровати и сдернул покрывало. Потом бросил на стул ее чемодан и открыл его.

– Ночнушка у тебя есть?

И принялся рыться в ее белье. Во все стороны полетели трусики и колготки. Эви знала, что ей следовало бы возмутиться… Рассердиться… Но она просто остолбенела. И ей никак не удавалось изобразить достойное негодование.

– Вот, – Коул вытянул мятую ночную рубашку. – Надевай.

И зачем только она ее положила? В его руках сорочка казалась кукольным платьицем.

– Я надеваю ее только в дороге. – Коул хмыкнул.

– Дома я обычно сплю голой.

Он сердито посмотрел на нее. В чем дело? Почему она должна делать вид, что он не видел ее голой? И что они вовсе не занимались любовью в самых необычных обстоятельствах? Делать вид, что ничего не случилось, – это не выход! Им еще целых три недели ехать вместе.

Она расстегнула шорты, спустила их на пол и отбросила ногой в угол. Расстегнула третью пуговицу на рубашке, потом четвертую… Повернулась к Коулу спиной и стянула ее через голову. Потом сразу натянула ночную рубашку. Все, что успел увидеть Коул, – это ее зад, обтянутый крошечными трусиками.

Но тут она заметила, что Коул смотрит в зеркало, висящее наискосок.

Она поспешно откинула одеяло, легла на кровать и натянула одеяло до подмышек.

Коул что-то положил на ночной столик.

– Приемник мне не понадобится. Я ложусь спать.

– Ладно.

Он положил ключи от машины рядом с пепельницей.

– Когда будешь выходить, можешь погасить свет.

– Сейчас, – ответил Коул, продолжая выгружать содержимое своих карманов. Он выложил на стол часы и кучку мелочи.

– Ты что делаешь? – удивленно воскликнула Эви.

– Ложусь спать. – Эви разинула рот.

– Ты что, хочешь сказать, что у нас один номер на двоих?

– Именно так.

– Что, в городе большое родео? Или какая-нибудь международная конференция?

– Понятия не имею. Просто я заказал только один номер.

Сердце у Эви подпрыгнуло. Он поймал ее, словно бычка лассо!

Коул снял рубашку, снял джинсы, повесил их на спинку стула. Раздевшись донага и с таким видом, словно так и должно быть, он подошел к двери и выключил свет.

Эви слышала, как он запирал дверь. Потом шаги по ковру. Коул отдернул занавески, и комната осветилась светом уличных огней.

– Чтобы видно было, – пояснил Коул. Эви смотрела на его силуэт. В темноте он казался огромным, почти угрожающим.

– Я не могу спать, когда так светло! Коул послушно задернул занавески.

Так было еще хуже. В темноте все звуки казались громче. Вдобавок у нее шумело в ушах. Эви прислушалась. Рядом слышалось короткое, отрывистое дыхание. Чье – его или ее собственное? Она и сама этого не знала.

– Нет, я передумала. Отдерни занавеску. – Он остановился в нескольких дюймах от постели.

– Ну, пожалуйста!

И Эви замерла в ожидании. Занавеска снова отдернулась.

– Так лучше?

– Вроде да…

Матрас прогнулся – Коул лег рядом. Оба лежали неподвижно и молчали.

– Эви…

– Коул, пожалуйста…

– Что «пожалуйста»?

Эви зажмурилась. Если бы Коул действительно любил ее, он не стал бы разговаривать таким нерешительным тоном!

– Я не хочу думать об этом. Только не сейчас! Я и так слишком много думаю. А сейчас – не время. И не место.

Коул фыркнул.

– Ну, если сейчас не время…

– Коул, пожалуйста!

Наступило долгое молчание. В тишине слышалось лишь тиканье его дорожного будильника.

– Мне уйти?

– Не надо! – ответила Эви, не успев подумать, стоит ли это говорить. Слово – не воробей…

Темнота окутывала их, как материнское чрево. Их голоса растворялись во тьме.

– Ты на меня не сердишься за сегодняшнее? – спросил Коул.

– Что, разве это ты устроил этот смерч? – со смешком произнесла Эви.

– Но мы занимались любовью. В грязи, под дождем…

– А ты слышал, чтобы я на что-то жаловалась?

– Я вообще ничего не слышал. Ты же все время молчишь… – И Коул снова умолк.

Надо ли говорить ему, что слышала она!

Его рука коснулась ее руки, пальцы их сплелись. Другая его рука коснулась ее бедра. Через несколько мгновений он выпустил пальцы Эви и принялся гладить ее предплечье. Потом повернулся на бок, нашел на ощупь нежную шею, погладил ее. Потом нащупал под рубашкой ее грудь…

– Не будем говорить об этом сегодня, – прошептал он.

На нее нахлынула сладкая печаль. Она опять совершает чудовищную ошибку – отдается мужчине, так и не набравшись мужества поговорить с ним начистоту. А ведь, может быть, он ее совсем не любит! Она отдается ему, не думая, что ждет ее впереди, более беззащитная, чем когда бы то ни было…

Эви потянулась к нему. Ее маленькая, прохладная рука коснулась его бицепса. Она сдавила его мускулы, удивляясь их силе. Бицепс был напряжен и слегка дернулся у нее под пальцами.

– Что, демонстрируешь силу?

Коул услышал по ее голосу, что она улыбается, и мгновенно расслабился. Он придвинулся ближе, прижался к ее бедру, коснулся губами ее губ.

– Сегодня я вел себя не самым лучшим образом…

Она рассмеялась глубоким грудным смехом.

– Это было замечательно! Так хорошо мне не было ни с кем и никогда!