– Если я могу держать себя в определенных рамках, то и ты это можешь.

Коул бросил разъяренный взгляд на мотор.

– Мы с тобой испытываем друг к другу разные чувства.

Смущение заставило Эви выпрямиться.

– Это я понимаю, Крик. Как я уже сказала, я совершено не собираюсь вешаться тебе на шею.

Чувства Эви были ему до лампочки, и он выразил это вполне доступно. Ну что ж, можно считать, что до нее наконец-то дошло.

И все-таки она намерена плюнуть на его слова. Если он действительно не хочет завязывать никаких отношений, то какого черта он выглядит таким одиноким? Каждый раз, когда он уклонялся от поцелуя, он выглядел как человек, идущий к месту казни. Или как автостопщик, в самом начале тысячемильного путешествия сломавший себе руку.

Она никогда не принимала на веру рекламные проспекты, касающиеся нового товара. Так как же она может успокоиться и так просто поверить заявлению Коула, что она его не интересует? В особенности если опыт показывает, что это не так? Он чего-то не договаривает.

Хотя, конечно, Эви могла выдавать желаемое за действительное – с ее вечной привычкой приписывать другим то, чего они на самом деле не думают. Она ведь уже не раз в этом убеждалась.

Эви положила руки на капот.

– О'кей, мистер механик, расскажите мне, как это работает, – с иронией спросила она.

– Это мотор, – буркнул Коул.

– Раз у меня под рукой имеется специалист, я должна все время узнавать что-нибудь новое. Объясните мне, что тут делается.

– Хотел бы я сам это знать, – пробормотал Коул.

– Что это было? Коул вытер руки.

Эви решила вернуться к обходным путям – задеть его профессиональную гордость.

– Майк сказал, чтобы мы побольше рассказывали о машине. Лично я думаю, что это будет жутко скучно…

– Но именно это большинство ваших читателей и хотят узнать из твоих статей. Как можно больше обо всех технических нововведениях. – И из Коула хлынул поток сведений, которые наверняка удовлетворили бы ее редактора. – Но, с другой стороны, – добавил Коул, – мне не нравится, как эта машина заводится. И бензина она расходует многовато.

– Может, это потому, что она еще новая?

– Это можно было бы сделать получше. Отрегулировать, например, нейтралку… – И он стал внимательно рассматривать мотор.

– А ты можешь это переделать?

– Если я сдвину ее слишком низко, мотор может заглохнуть.

– Гмм. – Эви наклонилась, чтобы присмотреться к мотору поближе, так, что ее плечо почти касалось плеча Коула. – А я тебе не рассказывала, как однажды у меня заглох мотор на железнодорожном переезде, а в это время из-за поворота вывернул поезд?.. Ну, неважно. Так ты говорил…

Плечи Коула напряглись. Он невольно поджал губы, почувствовав, как бедро Эви легко коснулось его бедра.

– Тут работы до черта, – мрачно сказал он и указал на переплетение проводов. – Потребуется не меньше часа только на то, чтобы распутать все это.

– А зачем?

– Чтоб добраться до карбюратора.

– А, – понимающе пробормотала Эви, – карбогидраты.

Коул взялся тряпкой за другую крышку и повернул ее.

– Обыкновенному автолюбителю здесь не разобраться.

– А в наши дни так трудно найти квалифицированную помощь, – вздохнула Эви.

У Коула на шее запульсировала жилка.

– Дроссель расположен рядом с компьютером; распрыскиватель топлива может отрегулировать только специалист, до привода зажигания вообще не доберешься. А чтобы заменить фары, надо перекопать весь мотор. Сейчас это распространено. Кроме того, здесь широко используется фибергласе.

Коул произнес это так, будто ему предложили этот фибергласе пожевать. Эви придвинулась еще ближе, под порывами ветра ее юбка игриво обвилась вокруг ног.

– А это плохо?

– Хорошо, если вы боитесь ржавчины. Но стоит трубке в одном месте треснуть, и все придется менять.

Совсем как у них. Одно неверное движение, и их и без того еще не наладившиеся взаимоотношения снова дадут трещину. Голод, который Эви удалось разглядеть в Коуле, улегся, и ее шутки развеялись дымом.

– Я возьму компьютер и запишу все эти замечания, – пробормотала Эви.

Она резко повернулась, обошла машину и опустилась на сиденье для пассажира. Переворошив бардачок, Эви вытащила свои записные книжки, рассортированные по цветам и по алфавиту.

За окном мелькало яркое пятно – рубашка Коула. Он как раз вставлял наконечник шланга в бак. Эви решила, что это слишком уж символично, оторвала взгляд от его рук и вернулась к своим записям. Внезапно по стеклу рядом с Эви проехалась губка. От неожиданности Эви вздрогнула. Коул двумя взмахами очистил стекло. После этого он занялся ветровым стеклом и навалился на него грудью.

Эви наблюдала за тем, как переливаются мышцы у него на груди, смотрела на завитки рыжеватых волос, виднеющиеся из-под расстегнутой рубашки. Джинсы плотно обтягивали его узкие бедра.

Насос звякнул. В маленькое боковое зеркало Эви продолжала смотреть, как двигаются плечи Коула, когда он сворачивает шланг. От долгого сидения за рулем его рубашка измялась и прилипла к спине. Эви захотелось снять с него эту рубашку.

Она закрыла глаза и откинула голову на подголовник. По груди у нее скользили струйки пота, впитываясь в складки ткани на талии, а бедра покрылись испариной. «До чего же нагреваются машины на солнце», – подумала Эви. Сколько ни предупреждай людей, чтобы они не оставляли собак и детей в запертых машинах…

Дверца со стороны водителя открылась. Вместе с порывом ветра в машину ворвался мускусный запах тела Коула. Эви поспешно подняла голову. Только теперь она осознала, что положила голову на подголовник еще и затем, чтобы лишний раз вдохнуть запах Коула, которым пропиталась обивка. Его высокая фигура склонилась над ней. Что-то щелкнуло.

Коул достал из бардачка выданные на проезд деньги и техпаспорт и выбрался из машины. Глухо хлопнула дверца.

Эви убрала волосы с лица. Она попыталась сосредоточиться на путешествии, на раскинувшихся вокруг полях кукурузы, на бескрайнем синем небе. Через щель ей было видно, как Коул вновь начал возиться с двигателем. Потом он положил руки на капот. Похоже, было, что Коул чем-то расстроен – его пальцы побарабанили по крышке капота, потом напряглись. Эви подумала о том, какие сильные и изящные у Коула руки, и ей захотелось узнать, как эти руки прикасались бы к женской груди. К пышной и очень чувствительной груди.

Джинсы Коула были потертыми и вылинявшими. На внутренней поверхности бедер они до того истрепались, что это уже грозило появлением дыр. Ткань вдоль «молнии» выцвела почти до белого цвета.

Во рту у Эви пересохло. Ей не сиделось на месте, легким не хватало воздуха в духоте салона. Она выругала себя за то, что забивает себе голову чужими руками и поношенными джинсами. Она уже пять минут пялится на его промежность.

К тому моменту, как Коулу надоело нянчиться со всей этой грудой деталей, Эви была слишком зла на себя и слишком возбуждена. Она вышла из машины. В магазинчике наверняка должен быть лимонад или холодный чай. Возможно, это утолит ее жажду, но от сжигающего ее огня не поможет, можно даже не сомневаться.

Эви подошла к Коулу, сжимая в руках две баночки с холодным чаем. На их серебристых боках блестели капельки влаги. Почти таким же влажным был лоб Эви.

– Хотите?

Время тянулось медленно, казалось, оно расплавилось от солнца. От асфальта поднимались волны жара. Подошвы босоножек Эви прилипали к размягченному асфальту. Это привлекло внимание Коула к ногам Эви, к тому, как ее юбка путалась у нее между колен.

Он спрятался за капотом, надеясь, что | волны жара, исходящие от машины, пригасят тот жар, что сжигал его изнутри. И это вроде бы помогло – пока Эви не протянула ему эту банку.

Коул вытер выступивший над верхней губой пот и взял жестянку.

– Спасибо.

– Я посмотрела на тебя и решила, что чай не помешает.

Коул сделал глоток.

– Я пытаюсь привести это хозяйство в порядок.

И себя тоже. Раньше он не допускал женщин в свою жизнь, но появилась Эви, и все изменилось.