— Просто мне нужно было задать вопрос герцогу Пагу.

— А мне нужно проспать целую неделю, — зевнул Локлир.

Подъехавший Арута услышал последнюю фразу.

— Ты сможешь отдыхать целую ночь, когда мы вернемся в Крондор, — заметил он. — Потом отправишься на Север.

— На Север, сир?

— Ты вернулся из Тайр-Сога без разрешения, хотя я понимаю, что у тебя были на то важные причины. Теперь, когда опасность миновала, ты должен возвратиться ко двору барона Мойэта и выполнить свои обязательства.

Локлир прикрыл глаза на минуту, как будто от боли, затем начал:

— Я думал…

— …что прогрыз себе путь из пещеры изгнания, — пробормотал Джеймс.

Арута пожалел изможденного юношу.

— Служи Мойэту как следует, и, возможно, я скоро прикажу тебе вернуться в Крондор. Если, конечно, ты не наживешь на свою голову неприятностей.

Локлир промолчал. Арута пришпорил лошадь и умчался вперед.

— Ну вот, — ободряюще сказал Джеймс, — ты сможешь проспать целую ночь в теплой кровати во дворце.

— А у тебя какие планы? — спросил Локлир. — Есть дела в Крондоре?

Джеймс на мгновение закрыл глаза, как будто мыслительный процесс требовал от него неимоверных усилий.

— Да, есть некоторые проблемы с гильдией воров, — произнес он через некоторое время. — Но ничего серьезного, не беспокойся. Ничего, с чем я не смог бы справиться.

Локлир фыркнул и промолчал. Он слишком устал для того, чтобы спорить с другом или подробно расспрашивать его о чем-то.

— Да, — продолжал Джеймс, — после проблем с цурани и моррелами всякие трудности с ворами в Крондоре кажутся мне пустяком.

Локлир взглянул на Джеймса и понял, что мысли его уже заняты пересмешниками — гильдией воров. С леденящей душу уверенностью Локлир подумал, что Джеймс слишком легко говорит о серьезных вещах — ведь гильдия назначила цену за его голову из-за того, что он ушел на службу к принцу.

Локлир чувствовал, что было здесь что-то еще. Впрочем, понял он, когда дело касается Джеймса, всегда есть «что-то еще».

Звуки погони прорезали темноту туннелей. Лимм уже задыхался. Юный вор молил Баната, бога воров, о том, чтобы преследователи не так хорошо ориентировались в подземельях Крондора, как он. Лимм надеялся лишь на свою хитрость, понимая, что ему не удастся ни оторваться, ни тем более вступить в бой.

Мальчик знал, что страх — его главный враг, а сейчас он не мог позволить себе превратиться в испуганного ребенка, отчаянно пытающегося найти теплое и безопасное местечко, укрыться от убийц во мраке. Он остановился на мгновение на пересечении двух широких проходов, а затем повернул налево. Чутье вело его сквозь мрак глубоких подземелий, и лишь бледный свет маленькой лампы освещал дорогу. Он едва приоткрыл дверцу лампы — для того чтобы видеть, ему достаточно было тонкого лучика. Через дренажные отверстия и решетки люков в канализацию тут и там проникал свет. Узенькие полоски указывали беглецу путь по тихим зловонным проходам под городом. Но были и такие места, где царила абсолютная тьма и где он был слеп, как человек, от рождения лишенный зрения.

Он добрался до места, где туннель сужался для того, чтобы сдержать поток сточных вод. Лимм называл этот участок «дамбой». Мальчик пригнулся, чтобы не удариться головой о низкий свод, и пошлепал босыми ногами по вонючей воде, которая вливалась сюда из более широких туннелей, чтобы потом, достигнув нужного уровня, устремиться вниз.

Воришка знал, что вот-вот начнется желоб, по которому сточные воды обрушиваются в широкий канал двадцатью футами ниже. Мальчик предпочел притушить лампу. Он точно знал, где находится, и боялся, что его преследователи заметят даже малейший огонек. Завернув на ощупь за угол, Лимм оказался в следующем туннеле длиной всего в несколько сотен футов, с противоположного конца которого была бы видна даже крошечная искра.

Торопясь, насколько это возможно при такой неуклюжей ходьбе, он услышал как будто громкие хлопки — звуки падающей вниз воды. В этом месте, известном ворам под названием «колодец», заканчивались несколько стоков, расположенных поблизости. Лимм решил перейти поближе к наклонному желобу, хотя знал, что, оступившись всего на несколько дюймов, может сорваться вниз и разбиться насмерть.

Он продвинулся еще на десять футов вперед и чуть не наткнулся на решетку, поскольку сосредоточился лишь на том, чтобы услышать погоню. Он присел — если отраженный свет попадет в туннель, будет меньше шансов, что его обнаружат.

Вскоре он услышал голоса, поначалу только неразличимые обрывки слов. Затем один из преследователей отчетливо произнес:

— …не мог уйти далеко. Он всего лишь ребенок.

— Он видел нас, — отозвался другой, и мальчик прекрасно понял, кто говорит.

Он хорошо запомнил его лицо и лица остальных, хотя видел их мельком, перед тем как развернуться и броситься наутек. Он не ведал имени этого человека, но прекрасно знал его сущность. Мальчик жил среди подобных людей всю жизнь, хотя немногие из них были настолько опасны.

Лимм трезво оценивал свои силы и понимал, что открытое противостояние невозможно. На людях он всегда хорохорился, но эта показная смелость годилась лишь для того, чтобы продемонстрировать тем, кто сильнее, что с ним лучше считаться. Готовность посмотреть смерти в глаза не раз спасала ему жизнь, однако он не был глуп и понимал, что с этими людьми подобное не пройдет. Они убьют его не раздумывая, потому что он стал свидетелем ужасного преступления, которое они совершили.

Озираясь, юный беглец увидел струйку воды, лившуюся сверху. Рискуя быть обнаруженным, он чуть засветил лампу. В верхнем своде туннеля, по другую сторону решетки, виднелось довольно широкое отверстие: один из стоков. Решетка не достигала потолка туннеля, и сверху обнаружился небольшой просвет. Если удастся туда перебраться и затаиться, зацепившись за что-нибудь в сточной трубе…

Не колеблясь ни секунды, мальчик забрался вверх по решетке и просунул руку, пытаясь определить, возможно ли пролезть в такую маленькую лазейку. Поблагодарив Баната за то, что не слишком вырос с того времени, как в последний раз проделывал такой трюк, Лимм подтянулся и развернулся. Сначала просунул лицо между решеткой и каменным сводом. Опыт подсказывал ему, что уши пострадают меньше, если не изгибаться назад, пытаясь протиснуть голову. Возрастающее чувство опасности затмило боль — он знал, что преследователи близко. По мере того как он протискивался в щель, боль в щеках нарастала. Он почувствовал соленый привкус крови и пота, но продолжал крутить головой, ввинчивая ее в просвет. Слезы текли по щекам, но Лимм молчал, даже когда порвал оба уха — одно о камень, а другое о железяку. Внезапно паника чуть было не охватила его окончательно — он ярко представил себе, как беспомощно висит на решетке, а преследователи настигают его.

Наконец голова оказалась за верхней перекладиной решетки. Он с легкостью просунул внутрь руку и подвигал плечом, надеясь, что ему не придется выкручивать суставы, чтобы пролезть. Постепенно просунул плечи, а затем, выдохнув, и верхнюю часть туловища. И тут вдруг понял, что лампа, которую он держал в другой руке, не пройдет.

Глубоко вдохнув, мальчик выпустил ее и одновременно полностью пролез в отверстие. Теперь он находился по другую сторону решетки, цепляясь за нее, как обезьяна. А лампа упала на камни.

— Он там, внутри! — раздался крик неподалеку, и луч света озарил туннель.

Лимм сосредоточился и двинулся вверх, уперев ладони в стены стока, а ноги поставив на решетку.

Ему был необходим более надежный упор для рук, перед тем как оттолкнуться от решетки. Он ощупал стены и с одной стороны обнаружил проем между камнями. Едва нащупав такой же проем с другой стороны, он почувствовал, как что-то прикоснулось к его босой ступне.

Он тут же оттолкнулся от решетки и услышал голос:

— Будь прокляты эти подземные крысы!

— Мы не сможем пробраться туда, — ответил другой.