Но Фанни осталась глуха к их мольбам. Голос у нее был громоподобный, и она использовала его во всю силу. Прыщавый юнец, напугавшийся было, что окажется за бортом событий, облегченно вздохнул и прильнул ухом к замочной скважине.

— Послушай! — снова закричала Фанни. Глаза ее метали искры. — Я только что была в своем банке. Кассир там сказал мне, что утром к ним заходил мужчина в клетчатом костюме и пестром галстуке и старался выведать баланс моего счета.

Мистер Леман стрельнул опасливым взглядом на Простака.

— Ну что ты, что ты, — насколько сумел льстиво проговорил он. — Я ничего об этом не знаю. Зайди чуть погодя, — заискивающе попросил он.

— Если ты еще хоть раз посмеешь там крутиться, — продолжил голос рока, — у них есть приказ — стрелять тут же. Увидят тебя хоть мельком, и мигом — бац! Вот и все, что я пришла сказать тебе.

— Ну, так уходи!

— Я и не задержусь. Только не смей разнюхивать насчет моих денег. Тебе все равно не обломится ни гроша.

Фанни распахнула дверь, а офисный юнец отпрыгнул, потирая ухо.

— Да, сэр, ни гроша! И уж тем более на это твое тухлое шоу! Ну, уж нет!

И Фанни вышла, с треском саданув дверью.

Довольно долго после ее ухода ни Леман, ни Джек МакКлюр не двигались, только взгляды их то и дело натыкались на Простака, который деревянно застыл на стуле. Наконец Леман начал продвигаться к своему месту за столом — медленно, осторожно, стараясь создать впечатление, будто ничего особенного не произошло. Джек таким же манером вернулся на свое место, и ни один не осмеливался хоть на секунду оторвать взгляда от гостя. Будь Простак статуей Крылатой Победы в Лувре, а они — любителями искусства, и то они не могли бы рассматривать его так сосредоточенно и напряженно.

Простак очнулся. Он поднял ручку, потом, внезапно снова опустив ее, вскинул глаза.

— Она сказала «тухлое»? — тихо осведомился он. Мистер Леман уже пришел в себя.

— Да она не об этом шоу говорила, — быстро откликнулся он.

— Мы занимаемся еще одним, — не замешкался и Джек МакКлюр.

— А про это она даже и не знает, — продолжил Леман.

— А кто это? Ваша приятельница?

— Это моя старуха, миссис Леман. Она немножко не в себе. Не обращайте на нее внимания. У нее случаются припадки.

Потянулась пауза. Лицо Простака, как уныло отметили оба партнера, по-прежнему оставалось болезненно-бледным. Мистер Леман просительно обратился к нему:

— Послушайте-ка, дорогой мой, у вас же есть и собственное мнение! Такой башковитый парень. Я же рассказал вам сюжет. Потрясающе, а?

— Э… конечно… Но… с другой стороны… Видите ли, мне не очень хочется терять десять тысяч долларов.

Мистер Леман подавился веселым смешком.

— Вы и не потеряете! Я вам еще не говорил о гастролях?

— Каких гастролях?

— О городах, где мы будем прокатывать спектакль. — Мистер Леман достал из ящика график. — Смотрите. Мы открываемся в Сиракузах. Прекрасный, театральный город. Потом едем в Провиденс, Вустер, Олбани… И всюду нас ждет легкая победа.

— Легкая победа?

— Городишки шикарные. Мы снимем сливки. Так что подписывайте чек, и дело решено.

Простак все колебался. Два голоса звенели у него в ушах: один — Величайшей Жонглерши Мира, другой — его дяди Теодора. Когда он закрывал глаза, то так и видел дядю: тот стоял, грел свой обширный тыл у камина в библиотеке, устремив на племянника рыбий взгляд, и изрекал вечную сентенцию: «Оглядись, а потом уж прыгай». Бесполезно скрывать от себя, что дядя Теодор весьма кисло взглянул бы на происходящее в офисе «Леман Продакшнс, Инк.»

Сидя с закрытыми глазами и гадая, на что все-таки решиться, Простак услышал щелканье дверной ручки. По офисному линолеуму легко процокали каблучки. Открыв глаза, Простак был поистине заворожен тем, что увидел. Девушка, приблизительно габаритов Бэтти Грейбл, наклонилась над столом Лемана, кладя на него какую-то бумагу, и с первого взгляда Простак узнал в ней ту, которая после романтической встречи на Мэдисон-авеню ни на минуту не покидала его мыслей, кроме разве того момента, когда он прятался в ветвях от пса Тюльпана. Он издал бессловесный вскрик, и девушка, оглянувшись, тоже узнала его. Она не сказала ничего — дисциплина есть дисциплина, но глаза у нее округлились, и она подарила ему самую дружелюбную, теплую улыбку. Потом вернулась к себе в комнатушку, а Простак глазел ей вслед в полном экстазе.

— Вот так так! — потрясенно пробормотал он. Мистер Леман, нахмурившись, изучал письмо.

— Из театра Гилд, — сообщил он Джеку. — Хотят купить долю в нашем шоу.

— Я так и знал, что захотят.

— Да.

— Нужно было этого ждать после того, что они говорили во вторник.

— Верно. Конечно, они опоздали. Мы ведь уже обещали мистеру Фиппсу.

— Не можем же мы его подводить!

— Нет, с мистером Фиппсом мы должны играть честно. Все та же старая история. Не думали на бегу, вот и проиграли. Таков уж шоу-бизнес, — вздохнул мистер Леман.

— Н-да, таков шоу-бизнес, — тоже вздохнул Джек. Простака не интересовал невезучий театр. Он по-прежнему пожирал глазами дверь комнатушки.

— Послушайте, — наконец очнулся он, — кто это такая?

— А?

— Кто эта девушка?

— А, эта… Моя секретарша.

— Ваша секретарша?

— Ну да.

Простак затрепетал с головы до пят. В офисе «Леман Продакшнс» заиграла нежная музыка, а на пыльном полу распустились фиалки.

— То есть, она здесь работает?

— Ну конечно. Целый день.

Простак оставил колебания. Совсем слабо, из дальнего далека, ему еще слышался остерегающий голос дядюшки, но теперь слушать осторожного родственника ему было недосуг. Твердой рукой он подмахнул чек, и мистер Леман ринулся на него, словно форель на муху.

— Он еще влажный, — предупредил Простак.

— Ничего, я его высушу. Ну, котик мой, — заключил мистер Леман, — теперь и вы наш партнер. — Он ринулся к двери, где его уже поджидал Джек МакКлюр, словно борзая, натягивающая поводок. — Подождите тут, пока мы с Джеком сходим в банк. Подождите и присмотрите за порядком. Вот что… Эй! — рявкнул он.

Появилась секретарша.

— Развлеките этого джентльмена до нашего возвращения, — распорядился мистер Леман. — Пошли, Джек.

И за ними захлопнулась дверь.

Молчание, последовавшее за уходом партнеров, нарушила Эйлин, потому что Простак, очутившийся так близко от девушки, которая подействовала бы на него, как удар тупым орудием, даже если бы он смотрел на нее через телескоп, испытывал затруднения с голосовыми связками. Его пронзали электрические разряды, а пальцы ног поджались в замшевых туфлях.

— Вот мы и встретились снова, — проговорила она. — Теперь нас вроде бы познакомили. Хотя на настоящее знакомство не очень-то похоже, правда?

Простак уже мог выговаривать кое-какие слова.

— Э? — почти не заикаясь, спросил он.

— Лучше бы он назвал нас.

— Назвал? Вы хотите узнать мое имя?

— Ну, так удобнее. Чтобы как-то обращаться к вам: «Судья», «Полковник» или «Ваше Королевское Высочество». Меня, кстати, обычно зовут Динти.

— Динти?

— Всех Муров называют Динти. Из-за ресторана.

— Какого ресторана?

— Ресторана «Мур Динти». Неужели вы не знаете? В рифму с «Линти».

— Какой Линти?

Динти увидела, что быстро тут ничего не объяснишь.

— Давайте оставим эту тему, — предложила она. — Как зовут вас?

— Меня? — Простак на минутку призадумался. — А-а, Фотерингей. То есть — Фиппс.

— Так как же?

— А?

— Фотерингей? Или Фиппс?

— И так, и так.

Динти нахмурилась, словно такая мудреная софистика только затемняла вопрос.

— Не может быть.

— Посередке черточка.

— Возможно, но как-то странно.

— В сущности, даже Фотерингей не совсем правильно.

— Не совсем?

— Произносится «Фоэнги».

— Фиппс Фоэнги. Ни за что не выговорить.

— Нет, Фотерингей.

— Но вы же сказали, это неправильно.

— Ну да, неправильно.