Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Тьфу, что еще за слюни?

— И я не удивлюсь, — я посмотрел на часы. — А сейчас, между тем, тебе пора спать. Положенное время прошло.

Огден вытаращился на меня.

— Спать?!

— Да.

Его это так насмешило, что он даже не разозлился.

— Слушайте, во сколько, вы думаете, я обычно ложусь?

— Я знаю, во сколько ты будешь ложиться здесь. В девять часов.

Словно в подтверждение моих слов дверь открылась, и вошла миссис Эттвэлл, домоправительница.

— Думаю, мистер Бернс, ему пора ложиться.

— Я и сам, миссис Эттвэлл, говорил только что то же самое.

— Да вы тут все спятили! — буркнул Золотце. — Какое там спать!

Миссис Эттвэлл в отчаянии повернулась ко мне.

— Никогда не видела такого мальчика.

Весь механизм школы держался на определенных правилах. Любое колебание — и авторитет Власти пошатнется, а восстановить его потом крайне трудно. Ситуация, показалось мне, взывает к действиям.

Наклонившись, я выдрал Золотце из кресла, будто устрицу из раковины, и направился к двери. Тот визжал беспрерывно. Лягнул меня в живот, а потом в коленку, не переставая пронзительно верещать. И верещал всю дорогу наверх. Визжал он, и когда мы добрались до его комнаты.

Полчаса спустя я сидел, задумчиво покуривая, в кабинете. Сообщения с места боевых действий информировали об угрюмой и, возможно, лишь временной, покорности Судьбе со стороны врага. Огден лежал в постели, нехотя решив подчиниться обстоятельствам. Атмосфера едва сдерживаемого ликования царила среди старших членов колонии.

Мистер Эбни держался дружелюбно, а миссис Эттвэлл открыто поздравляла меня. Я стал героем дня.

Но ликовал ли я сам? Нет, я призадумался. На моем пути встали непредвиденные сложности. До сего момента я рассматривал похищение как нечто абстрактное. Не учитывал личность. Если у меня и рисовалась какая-то картинка в мыслях, то самая благостная: я крадучись ухожу в ночь со смирным ребенком, его маленькая ручка доверчиво покоится в моей. Теперь я видел и слышал Огдена Форда и вывел, что если кому-то вздумается похитить его тишком, потребуется хлороформ.

Ситуация оборачивалась чрезвычайными трудностями.

Глава III

Я никогда не вел дневника, и мне трудно пересказывать события по порядку, расставлять мелкие происшествия в надлежащей последовательности. Пишу я, полагаясь лишь на несовершенную память. Работа осложняется тем, что первые дни моего временного пребывания в «Сэнстед Хаусе» сливаются в одно расплывчатое пятно, путаный хаос, как на картине футуриста. Из него выступают случайные фигурки мальчиков — мальчики работают, мальчики едят, мальчики играют в футбол, мальчики перешептываются, задают вопросы, хлопают дверьми, топочут по лестнице и носятся по коридорам. Окутана вся картина сложным запахом — ростбиф вперемежку с чернилами и мелом да еще специфический душок классной комнаты, не похожий ни на какой другой запах на свете.

Но выстроить происшествия рядком я не могу. Я вижу, как мистер Эбни, наморщив лоб, с отвисшей челюстью пытается отлепить Огдена от полувыкуренной сигареты. Слышу голос Глоссопа, разозленного до безумия, рычащего на хихикающий класс. Мелькает и десяток других картинок, но я не могу разместить их по порядку. Хотя, может быть, последовательность не так уж важна. Моя история рассказывает о событиях, выходящих за пределы обычной школьной жизни. К примеру, повествование мало касается войны между Золотцем и Властью. Это уже тема для эпопеи, она лежит за рамками главного сюжета, и от нее я откажусь. Рассказ о постепенном укрощении Огдена, о хаосе, какой принесло его появление, пока мы не научились с ним справляться, превратил бы эту историю в трактат о воспитании. Достаточно упомянуть, что процесс формирования его характера и изгнание дьявола, овладевшего им, протекали очень и очень медленно.

Именно Огден принес в школу моду жевать табак со страшными последствиями для аристократических интерьеров лордов Гартриджа и Уиндхолла, а также достопочтенных Эдвина Беллами и Хилдербра Кейна. Хитроумные азартные игры на деньги, которым Огден научил других, молниеносно подрывали моральные устои двадцати четырех невинных английских школьников, причем на одну игру нечаянно наткнулся Глоссоп. А однажды, когда мистер Эбни нехотя нанес ему четыре слабеньких удара, Огден облегчил душу, поднявшись наверх и расколотив окна во всех спальнях.

Была у нас, конечно, пара трудных питомцев. Политика благожелательной терпимости способствовала этому. Но с Огденом сравнится не мог никто.

Как я уже сказал, мне трудно располагать незначительные события в должном порядке. Однако три я выделяю особо. Их я назову — «Дело незнакомого американца», «Приключения бегущего дворецкого» и «Эпизод с добродушным гостем».

Опишу каждый по отдельности, в том порядке, как они случились.

В «Сэнстед Хаусе» было заведено, что у каждого учителя есть каждую неделю свободные полдня. Не очень щедро; в большинстве школ, я думаю, выходных побольше. Но взгляды у мистера Эбни специфические, так что мы с Глоссопом были ограничены в отдыхе.

Моим днем была среда. В ту среду, о какой я пишу, я отправился в деревню, намереваясь поиграть в бильярд в местной гостинице. Ни в «Сэнстед Хаусе», ни в его окрестностях не было столичных развлечений, и бильярд в «Перьях» составлял для их искателя весь вихрь веселья.

В «Перьях» существовал местный этикет игры. Вы играли с маркёром партию, а потом вели его в бар и выставляли выпивку. Подняв бокал, он провозглашал: «Ваше здоровье, сэр», — и залпом осушал его.

После чего вы могли, если желали, продолжать игру или отправляться домой, как уж вам заблагорассудится.

В баре, когда мы вошли туда, был всего один посетитель, и, едва взглянув на него, я понял, что трезвостью он похвастать не может. Он полулежал в кресле, закинув ноги на стол, и тягуче выводил:

А мне плевать, будь он сам король,
Пса пинать никому не позволю-ю-ю…

Выпивоха был плотно сбит, чисто выбрит, с перебитым носом. Мягкая фетровая шляпа была надвинута чуть ли не на этот самый нос, а мускулистое тело упаковано в костюм, купленный по каталогу «Товары почтой». И внешность его, и акцент кричали: «Американец из Нью-Йорка», мало того, из восточного района. Каким чудом он оказался в Сэнстеде, было выше моего разумения.

Едва мы уселись, как он, поднявшись, нетвердой походкой вышел. Я видел, как он прошагал мимо окна, и его заявление, что ни одной, даже коронованной особе непозволительно обижать его пса, слабо доносилось до моих ушей, пока он уходил по улице.

— Уж эти мне американцы! — неодобрительно высказалась мисс Бенджэфилд, статная рослая барменша. — Все на один лад!

Мисс Бенджэфилд я никогда не противоречил — с тем же успехом можно затевать спор со Статуей Свободы, так что и сейчас просто сочувственно вздохнул.

— А вот интересно, зачем он сюда пожаловал?

Мне подумалось, что и я не прочь бы это узнать. Не прошло и тридцати часов, как я узнал.

Я подставляюсь под обвинение в непроходимой тупости, на какую даже и доктор Ватсон презрительно бы усмехнулся, когда скажу, что ломал себе голову всю обратную дорогу, но так и не додумался ни до чего определенного. Усиленное выполнение обязанностей притупили мою сообразительность, и мне на ум не пришло, что присутствие Золотца в «Сэнстед Хаусе» может служить причиной тому, что незнакомые американцы шныряют по деревне.

Вот мы и подошли к поразительному поступку дворецкого.

Всё произошло тем же вечером.

Обратно я отправился не поздно, но короткий январский день уже кончился и совсем стемнело, когда я вошел в ворота школы и зашагал по подъездной дороге. Дорога эта, покрытая гравием, тянется почти двести ярдов и обсажена по обе стороны соснами и рододендронами. Шагал я резво, начало подмораживать, и уже увидел сквозь деревья свет в окнах, когда до меня донесся быстрый топот.

13
{"b":"111304","o":1}