Такие известия исполнили нас и скорбью, и гневом. Даже против самого Кортеса послышались нарекания и жалобы, мы единодушно требовали — немедленно сесть на те три корабля, которые находились при нас, и нагрянуть в Мешико. Но Кортес спокойно и с большим достоинством выдержал наш напор: «Нет, товарищи, с предателями, подобно Саласару, нужно поступать осторожно и мудро. Я возьму с собой пять-шесть из вас и высажусь в какой-либо малой гавани, дабы прибытие мое не разгласилось, пока не доберусь до самого Мешико. К тому же у Сандоваля в Нако немного народу, а ведь ему придется пойти сухим путем, через неспокойную Гватемалу, поэтому, Вам, сеньор Луис Марин, нужно отправиться к нему на подмогу и вместе с ним двинуться в Мешико».
Очень просил я Кортеса взять меня с собой, но он ответил отказом и весьма серьезными соображениями: «Кроме того, нельзя же Вам оставить друга Вашего, Сандоваля». Итак, мы двинулись по назначению. К нам присоединился и Диего де Годой, комендант Пуэрто де Кабальоса, со слабосильной командой, ибо климат в Нако был куда лучше и здоровее. Не скоро и не без опасностей добрались мы до Сандоваля, а затем немедля направились с ним по пути в Новую Испанию.
Кортес сел на корабль в Трухильо, но не в добрый час: дважды он должен был вернуться в гавань: один раз из-за бури, другой — из-за поломки мачты. Болезнь его усилилась, а настроение духа все ухудшалось, и вот он задумал отложить отъезд до более благоприятного времени. Трех конных гонцов послал он к нам, чтоб задержать наше наступление. Но мы встретили это решение с негодованием, посыпались проклятия, брань, клятвы, насмешки — все горели желанием идти на Мешико, и Сандовалю еле-еле удалось уговорить разбушевавшихся подождать хотя-бы до тех пор, пока и Кортес, узнав наше настроение, даст свое согласие. Мы составили соответствующее письмо, затем пришел на него ответ, но без отмены прежнего приказа. Тогда сам Сандоваль поехал в Трухильо, чем сильно обрадовал Кортеса. И все же решение осталось неизменным. Единственное, чего смог добиться Сандоваль, это — в Мешико Кортес отправляет одного из своих близких слуг, Мартина Дорантеса, умного и осторожного человека; он уполномочивается передать управление страной, до возвращения Кортеса, в руки Педро де Альварадо и Франсиско де Лас Касаса, а если их не окажется, то казначея Алонсо де Эстрады и контадора Альборноса, для которых Кортес дал дружеское письмо, хотя в то время уже знал о происках и наветах Альборноса. Сам Мартин Дорантес должен был высадиться между Вера Крусом и Пануко, без всяких провожатых, а корабль, привезший его, немедленно уйти.
Так оно и случилось. Мартин Дорантес благополучно прибыл и, переодетый простым колонистом, пешком направился в Мешико. Бумаги он нес в ладанке на груди. Вскоре он встретил испанцев, хотя и избегал населенные места, но никто его не признал, ибо за два года и три месяца отсутствия он сильно изменился, да и назвал себя бедняком Хуаном де Флечильей.
На четвертый день, под вечер, он пришел в Мешико и направился прямо в монастырь франсискан-цев, где застал множество сторонников Кортеса, в том числе и монахов-франсисканцев, среди которых были фрай Торибио «Мотолиния» и фрай Диего де Альтамирано. Восторг был безграничен, все возблагодарили Бога, когда он объявил себя и предъявил письма, раздались виваты, люди обнимались, чуть не плясали; выходы были немедленно закрыты, дабы никто не узнал о прибытии дорогого гонца, а в полночь привели Эстраду и Альборноса и, обсудив все дело, решили назавтра попытаться захватить фактора Гонсало де Саласара.
Всю ночь длились приготовления, а рано утром все отправились к дому фактора с криками: «Да здравствует король наш сеньор! Да здравствует Эрнан Кортес, который жив, как то свидетельствует его верный слуга Дорантес!» Слыша это, жители выбегали из домов, кое-как одетые, но запасшись оружием. Фактор Саласар приготовил было отпор, пушкари стояли с дымящимися фитилями подле орудий, за ними толпились телохранители, но толпа проникла в дом через балконы, да и гарнизон не очень-то защищался, а пушкари прямо нарочно действовали вяло, и Саласара, выбивавшегося из сил при виде грозной опасности, удалось схватить живьем и посадить в деревянную клетку. Весть о случившемся быстро распространилась по провинциям, а посему вскоре пойман был и улизнувший Чиринос и посажен вместе с фактором.
Сейчас же послали гонца к Педро де Альварадо в Гватемалу, чтоб известить его о повороте дела и просить его прибыть в Мешико, но не прямым путем, а через Трухильо, что было не так уж далеко, дабы побудить Кортеса к наискорейшему возвращению. Спешность была очень нужна, ибо кое-где поднимались уже недовольные, да и Альборнос стал вести себя двусмысленно. Дела с каждым днем запутывались все более, а посему, недолго думая, снарядили еще особый корабль, и фрай Диего де Альтамирано и отправился на нем прямо к Кортесу.
Между тем, заговор все же состоялся, и лишь счастливый случай посрамил его. А именно: слесарь, которому был заказан подобранный ключ для клетки Саласара, в самый последний момент донес казначею Алонсо де Эстраде, который в первую голову должен был быть убит. Тот ринулся по свежему следу и накрыл сборище из 20 заговорщиков, самых главных, вина их была очевидна, и расправа последовала немедленно. При этом выяснилось, что Альборнос был также замешан. Между тем, фрай Диего де Альтамирано прибыл к Кортесу и сумел настоять на немедленном отбытии. Кортес отказался от сухопутного пути, так как ввиду апреля месяца море было спокойно. Решено было подождать лишь капитана Гонсало де Сандоваля, который с 60 солдатами находился в Оланчо, далеко в глубине страны. А попал он туда следующим образом. Люди того Педро Ариаса де Авилы2, который строил города в Никарагуа, напали на Оланчо и сильно пограбили окрестности. Теперь Сандоваль должен был их наказать, что он и выполнил, когда его настиг гонец Кортеса. Быстро он вернулся в Трухильо, все время мечтая о Мешико. Но получилась новая задержка. Ко дню отъезда Кортес так расхворался, что не чаял оправиться. Когда же выздоровление наступило, он с нетерпением устремился в Гавану. Переезд был великолепен, а встреча изумительна. Его окружили всяческими заботами, но он уже через пять суток поехал дальше, благо из Мешико пришли добрые вести. Через 12 дней он уже прибыл в Медельин и высадился с 20 надежными товарищами. До близкого Вера Круса Кортес хотел дойти пешком, но на его счастье как раз гнали табун лошадей и мулов, он его задержал и, быстро проехав 5 легуа, прибыл в Вера Крус.
Нагрянул он туда нежданно-негаданно. Было лишь два часа утра, и он со всеми спутниками мог остановиться лишь в местном соборе, который никогда не закрывался. Тут их и увидел ризничий, когда пришел для уборки; Кортеса он не знал в лицо, ибо лишь недавно прибыл из Испании, испугался при виде стольких вооруженных и с громким криком бросился на улицу. Сбежались вооруженные жители и в энергичных выражениях потребовали оставить собор. Кортес ответил им, и тут только его узнали, ибо болезнь и волнения сильно его изменили. Сбежался весь город, ибо всякий спешил принести ему почтительнейшее поздравление. Было тут и немало старых его товарищей, всех он узнавал, называл по имени, жал руки, обнимал и растроганно с ними беседовал. Отслужили мессу и с великим торжеством повели гостя в самое лучшее помещение. Целую неделю отдыхал здесь Кортес, и целую неделю продолжались празднества и ликование.
Не меньшая радость охватила Мешико и всю страну. Отовсюду индейцы, не говоря уже об испанцах, присылали подарки и подношения; дорога в Мешико лихорадочно исправлялась, и на всех остановках воздвигнуты были павильоны. Большие толпы целыми днями ждали приезда, а затем примыкали к Кортесу, так что к Мешико подошло целое войско. Особенно усердствовала Тлашкала и самые знатные люди то пели, то плясали пред Малинче. Танцами же встретили его и касики Тескоко, куда, кстати, выехал и Альборнос, желая такой предупредительностью загладить возможное дурное впечатление.
Из самого Мешико навстречу вышли все власти и все чиновники, во главе с Эстрадой. Оркестры игграли. Касики нарядились в роскошные военные уборы времен Куаутемока. Озеро покрыто было лодками, и отовсюду неслись крики и приветствия. На всех улицах громадного города весь день шла праздничная сутолока и веселая неразбериха, а вечером была иллюминация окон и балконов. Воистину, его приветствовали точно властелина, и еще много дней со всех сторон стекались посольства с подарками из отдаленнейших провинций.