— «Комбайном»? — недоуменно переспросил Макленнан, ошарашенный внезапной доверительностью Зигги.

— И снова по двум причинам. Комбайнеры снимают урожай с полей, засеянный другими. Вроде нас. Ну, еще из-за джем-трека того же названия. Мы просто не выделяемся из толпы.

Макленнан отвернулся и покачал головой:

— Нам, знаете ли, нужно будет разобраться и в этом тоже.

Зигги презрительно фыркнул.

— Единственным нарушением закона, которое вы сумеете обнаружить, будет нарушение авторского права, — заметил он. — Послушайте, мы добровольно сотрудничали с вами и вашими подчиненными. Когда вы оставите нас в покое?

— Как только упакуем всю вашу одежду. Нам также понадобятся ваши дневники, ежедневники и адресные книжки.

— Алекс, отдай этому человеку то, что он просит. Мы с ребятами все уже отдали. Чем скорее мы вернем себе наше жизненное пространство, тем скорее придем в себя. — Зигги обернулся к Макленнану. — Вы и ваши подручные, похоже, не хотите принимать в расчет, что мы пережили ужасный шок. Мы наткнулись на перепачканную кровью, умирающую молодую женщину, с которой были знакомы, пусть не близко. — Голос Зигги сорвался, показывая, каких трудов ему стоит его внешняя невозмутимость. — Если мы кажемся вам странными, мистер Макленнан, вам следует иметь в виду, что это связано еще и с тем фактом, что сегодня мы здорово выпили.

Зигги протиснулся мимо полицейского и взбежал наверх, завернул в кухню и захлопнул за собой дверь. Макленнан поджал губы.

— Он прав, — тихо заметил Алекс.

— Там, в Страткиннессе, живет семья, которой сегодня пришлось пережить гораздо более ужасный шок, чем вам, сынок. Моя работа заключается в том, чтобы найти ответы на их вопросы. И если для этого мне придется наступить на ваши нежные мозоли, придется потерпеть. А теперь давайте вашу одежду и прочую канцелярию.

Он ждал на пороге, пока Алекс собирал свою грязную одежду в мешок для мусора.

— Вам, наверное, нужны и мои ботинки? — спросил Алекс, с озабоченным видом держа их в руках.

— Все-все, — уточнил Макленнан, мысленно отмечая, что надо будет обратить особое внимание криминалистов на ботинки Джилби.

— Просто у меня нет другой приличной пары. Только бутсы для бейсбола, а они не годятся для такой погоды.

— Сынок, ты разрываешь мне сердце. Клади их в мешок.

Алекс бросил ботинки поверх одежды.

— Вы зря теряете время. Каждая минута, которую вы тратите на нас, отнята у следствия. Нам нечего скрывать. Мы не убивали Рози.

— Насколько мне известно, никто и не говорил, что убили вы. Но то, как вы себя ведете, заставляет меня задуматься. — С этим словами Макленнан выхватил у Алекса мешок и взял протянутый ему потрепанный университетский дневник. — Мы еще вернемся, мистер Джилби. Никуда не уезжайте.

— Но предполагалось, что сегодня мы поедем домой, — запротестовал Алекс.

Макленнан остановился на лестнице.

— Я первый раз об этом слышу, — подозрительно сказал он.

— По-моему, вы об этом не спрашивали. Сегодня днем мы должны попасть на автобус. С завтрашнего дня мы все начинаем работать. Ну все, кроме Зигги. — Его рот дернулся в саркастической усмешке. — Его отец убежден, что студенты в каникулы обязаны корпеть над учебниками, а не раскладывать товары по полкам универсама.

Макленнан задумался. Смутные подозрения, основанные только на его чутье, не позволяли ему задержать ребят в Сент-Эндрюсе. Они же оставались в пределах досягаемости, ведь до Керколди рукой подать.

— Можете ехать домой, — наконец произнес он. — Если только вы не очень огорчитесь, если я и моя команда появимся на пороге ваших родительских домов.

Расстроенный Алекс наблюдал за его отъездом, сознавая, что уныние все больше овладевает им. Да, для полноты праздника ему только этого и не хватало.

Верда события этой ночи вырубили начисто. Когда Алекс поднялся наверх после того, как в мрачном молчании выпил чашку кофе с Зигги, Верд, лежа, по своему обыкновению, на спине; с выпростанными из-под одеяла руками и ногами, нарушал утреннюю тишину рычащим храпом, время от времени переходившим в пронзительный посвист. Обычно Алекс спокойно спал под этот саундтрек. Дома его спальня выходила окнами на железнодорожные пути, так что привычки к ночной тишине у него никогда не было.

Но этим утром вердовский храп служил неважным фоном крутившимся у него в мозгу мыслям. Хотя от недосыпа у него кружилась голова, отключиться не получалось. Он собрал в охапку одежду со стула, поискал под кроватью бейсбольные бутсы и задом выбрался из комнаты. В ванной он оделся и крадучись спустился вниз по лестнице, не желая будить ни Верда, ни Брилла. Впервые ему не хотелось даже общества Зигги. Около вешалки в холле он приостановился. Его парку забрала вместе с другими вещами полиция. Остались только джинсовая куртка и ветровка. Он схватил то и другое.

Снегопад прекратился, но темные тучи нависали низко и тяжело. Казалось, весь город был завален пушистой ватой. Мир стал монохромным, одноцветным. Если слегка прижмуриться, белые здания Файф-парка растворялись в тусклой мгле, и белоснежную чистоту пейзажа нарушали лишь темные прямоугольники окон. Звуки тоже глохли в напитанном влагой воздухе. Алекс направился к главной дороге через пятачок, еще недавно бывший газоном. Сегодня она больше напоминала проселок, по которому изредка проезжали машины. В таких погодных условиях ездили только те, кому это было абсолютно необходимо. К тому времени, когда он добрался до университетских спортивных площадок, ноги у него промокли и замерзли, что почему-то очень подходило к его настроению. Свернув на подъездную дорогу, Алекс направился к хоккейному полю. Посреди белого пространства он счистил снег с ворот и взгромоздился на них. Он сидел, упершись локтями в колени, обхватив ладонями подбородок, и глазел на нетронутое снежное полотно, пока в глазах не заплясали искорки.

Как Алекс ни старался выбросить из головы все мысли, чтобы в ней стало так же пусто и свободно, как на этом поле, образ Рози непрестанно возникал перед его глазами. Рози, с сосредоточенным видом наливающая ему пинту «Гиннесса». Рози в полупрофиль, смеющаяся над какой-то шуточкой посетителя. Рози с поднятыми бровями, потешающаяся над его заходами. Это были не самые плохие воспоминания. Но их то и дело вытеснял образ другой Рози с искаженным болью лицом… Истекающей кровью на снегу. Прерывисто хватающей ртом воздух…

Алекс наклонился вперед и, набрав в пригоршни снега, крепко сжимал его в кулаках, пока руки не стали лилово-красными от холода и талая вода не побежала к запястьям. Холод перешел в боль, боль в онемение. Он хотел бы сделать что-то подобное со своими мыслями. Выключить, погасить мелькающие картины, чтобы осталась вместо них лишь ослепительная белизна снежного поля.

Почувствовав чью-то руку на своем плече, Алекс едва не лишился чувств. Он спрыгнул с ворот и чуть не растянулся на снегу, но все-таки удержался на ногах. Он круто обернулся, все еще сжимая перед грудью кулаки.

— Зигги! Господи, ты меня до смерти напугал.

— Прости. — Казалось, Зигги готов был расплакаться — Я тебя окликал, но ты никак не реагировал.

— Я тебя не слышал. Господи, если будешь так подкрадываться к людям, тебя примут невесть за кого, парень, — произнес Алекс с дрожащим смешком, пытаясь перевести страх в шутку.

Зигги стал ковырять снег носком сапога.

— Я знаю, тебе, наверное, хочется побыть одному, но когда я увидел, что ты вышел из дома, я пошел за тобой.

— Все о'кей, Зигги. — Алекс потянулся и расчистил на воротах место для Зигги. — Прошу, присоединяйся ко мне на моем роскошном диване, где гаремные гурии угостят нас шербетом и розовой водой.

Зигги выдавил из себя слабую улыбку:

— От шербета я отказываюсь. У меня от него щиплет язык. Ты не возражаешь?

— Не возражаю. О'кей.

— Я просто тревожился за тебя. Вот и все. Ты знал ее лучше нас всех. Я подумал, что, может, ты захочешь поговорить о ней. Без других.