Час спустя, когда выступили все желающие, мистер Бакхорст, тучный священник с растрепанной редеющей шевелюрой, придававшей ему сходство с огромным пухлым младенцем, снова взял микрофон.

– В таком маленьком городке, как наш, не трудно выделиться, – начал он. – Гораздо сложнее заслужить уважение и любовь окружающих скромным каждодневным трудом. И жизнь доктора Вернона Сигрейва – яркое тому подтверждение…

Далее последовали слова благодарности: отец добыл деньги для реконструкции больницы и оснащения ее новейшим диагностическим оборудованием; ревностно защищал исторические памятники Мирамонте. Упомянули даже уроки по оказанию первой помощи, которые он проводил в начальной и старшей школах.

Но, слушая все это, Дафна представляла себе отца, склонившегося над маленьким мальчиком, лежавшим на капоте автомобиля.

«Сейчас я не буду думать о другой стороне его личности. Пока не буду. Сегодня я вспоминаю того, кем всегда гордилась и чья преждевременная смерть стала для всех горькой утратой. За шестьдесят семь лет жизни отец сделал гораздо больше добра, чем зла».

Заканчивая свою речь, священник снял очки, протер их большим носовым платком и сказал:

– Я призываю всех вас помолиться за его жену Лидию. Ибо, как не дано нам постичь всего величия Господа нашего и Его творения, так не дано нам и судить деяния наших братьев и сестер. Помните о том, что Господь не только знает все, но и все прощает. И мы тоже должны научиться прощать. – Он опустил голову и торжественно произнес: – Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Дафна огляделась вокруг. На заплаканных лицах друзей и родственников – удивление, замешательство, смущение. Младшая сестра мамы, тетя Джинни, тихо плачет, уткнувшись в платочек. Рядом с ней – тетя Роза, бледная как смерть, с маленькой кислородной подушкой, которую она принесла на церемонию. Вторая жена дяди Спенса, по возрасту годившаяся ему в дочери, с притворным благочестием держит его под руку. А старушка Эдит, мамина кузина, нахмурясь, нервно теребит в руках слуховой аппарат. Все они сейчас мысленно спрашивают себя: «Зачем она это сделала?»

Неужели мама и впрямь сошла с ума? Дафна с семьей была у нее несколько месяцев назад и ничего такого не заметила. Но после того, что ей сказала Лианн, Дафну охватили сомнения. То, что мама принимала лекарства, свидетельствует о депрессии. Но что, если за этим крылось серьезное психическое расстройство? Что-то угнетало и тревожило ее задолго до того, как Берил Чапмен добавила свою каплю яда.

Вспомнив о Берил, Дафна поежилась. После той безобразной сцены у гроба она боялась, что старая кобра появится на похоронах. Но если она и пришла, ее не было видно. Через несколько рядов от них сидели дочери Берил: Лианн со своим несчастным мальчиком, полулежавшим у нее на коленях, и ее старшая сестра Бет, рыжеволосая толстушка. Бет ловко вытирала платком слюни с подбородка племянника – по всему видно, ей приходилось проделывать это так часто, что движения ее были почти машинальными.

Окинув взглядом церковь, Дафна заметила знакомое лицо. Джонни.

Но что он-то здесь делает?

«Разве не понятно? – откликнулся внутренний голос. – Он здесь ради тебя. Старый король умер, и нищий, на самом деле оказавшийся принцем в изгнании, пришел за своей возлюбленной». Дафна чуть не рассмеялась – придет же такое в голову! Какая чепуха! Будто у Джонни нет других дел, как только пожирать глазами свою постаревшую Джульетту.

«Все, кто знал отца, пришли отдать ему последний долг, – рассуждала она. – Так почему бы и Джонни не прийти? Другом он не был, но с отцом знаком не понаслышке. Даже слишком близко».

Но сердце ее заколотилось так, будто он совсем рядом, а не в дальнем углу церкви. В темно-сером костюме с синим галстуком, Джонни стоял, скрестив руки на груди. Увидев Дафну, он снял темные очки, и она сразу же поняла, что не ошиблась: Джонни действительно пришел ради нее. Его пристальный взгляд выразительнее всяких слов говорил о том, что Джонни не забыл их разговор в офисе, и он на стороне Дафны и ее матери. Да, это похоже на него. Он все такой же бесстрашный и прислушивается к своему сердцу больше, чем к голосу рассудка.

Дафна отвернулась, пытаясь справиться с волнением. Джонни… Встретившись с ним взглядом, она вспомнила то, что хотела бы забыть, и увидела отца его же глазами – не как филантропа и доброго самаритянина, а как жестокого деспота и сноба. Если бы не отец, они с Джонни сейчас были бы мужем и женой.

Впрочем, кто знает? Четыре года в колледже – срок не малый. Дафна вполне могла бы охладеть к нему. «Предположим, – рассуждала она, – отец не стал бы препятствовать нашей дружбе. Что тогда? А тогда я мчалась бы на встречу с Джонни при первой же возможности. Разлука только сильнее разожгла бы огонь».

Дафна вдруг вспомнила вечер после школьных танцев. Она немного захмелела после коктейля, и Джонни отвез ее домой. Остановившись у ворот, он вызвался, как истинный джентльмен, проводить Дафну до дверей… хотя и заметил темный силуэт ее отца у окна. Как только она вошла в холл, отец окинул взглядом растрепанные волосы Дафны, мутные глаза, туфли на шпильках, которые она сбросила, поднимаясь по лестнице, и кинулся вслед за Джонни. Дафна приросла к месту, онемев от неожиданности. Отец догнал его у ворот и рывком повернул к себе. Схватив Джонни за лацканы смокинга, он начал трясти его что есть силы и выкрикивать оскорбительные слова, которых Дафна ни разу от него не слышала. Джонни стоял белый как мел, в полуразорванном смокинге, взятом напрокат (на новый не было денег), и Дафна видела, что он неимоверным усилием воли сдерживает себя. Вот тогда она поняла, что он любит ее по-настоящему – не как другие парни. Он любит ее так, как Ромео любил Джульетту. Если бы его схватил не ее отец, а кто-то другой, он давно уже валялся бы в пыли, отведав кулаков Джонни.

Может, именно это мужественное противостояние Джонни и стало последней каплей. Дафна отшвырнула туфли и в одних чулках выскочила на газон. Подняв с земли садовые грабли, она сделала то, чего никогда не позволила бы себе даже в страшном сне, – ударила отца сзади под колено.

Даже сейчас, вспоминая об этом, Дафна вздрогнула. И вместе с тем легкая торжествующая улыбка промелькнула на ее губах.

Зазвучал орган, исполнявший кантату Баха – изысканную, величественную и бесстрастную. «Отцу понравилось бы», – подумала она. Два брата отца, дядя Нед – мамин брат, Уилл Хардинг и Джим, бывший муж Алекс, подняли гроб и понесли к выходу из церкви.

К горлу Дафны подступил комок – как она могла так думать об отце в день похорон? Чувство вины сменилось печалью. Всхлипнув, она прижала ладонь к губам. Все встали и двинулись к выходу. Дафна тоже поднялась, и у нее чуть не подкосились ноги. Подождав, пока дрожь в ногах пройдет, она последовала за сестрами к лимузину, который ждал их, чтобы отвезти на кладбище.

Когда Дафна дошла до стоянки, Китти и Алекс уже сели в автомобиль. Другие тоже рассаживались по машинам. Кто-то осторожно тронул ее за локоть. Она обернулась и увидела Джонни.

– Прими мои соболезнования. – Он смотрел на нее с искренним сочувствием.

Признательная ему за поддержку, Дафна залилась краской от его взгляда.

– Хорошо, что ты пришел, – сказала она.

– Слово «хорошо» твой отец никогда не употреблял, говоря обо мне, – заметил Джонни. – Но мы с ним похожи: каждый из нас готов был ради тебя на все.

Она усмехнулась.

– Как видишь, я прекрасно справляюсь без вашей помощи. – Подумав о Роджере, Дафна ощутила смутное беспокойство.

Джонни окинул ее восхищенным взглядом.

– Кто бы сомневался. Дафна начинала нервничать: к чему он клонит?

– Зачем ты здесь, Джонни? У тебя были все основания ненавидеть моего отца. А теперь ты и твои коллеги намерены посадить мою мать за решетку. Разве не странно, что мы с тобой стоим тут и мило беседуем, как старые друзья?

– Об этом я и хотел поговорить с тобой – о предстоящем суде. Но не здесь. – Джонни сжал ее локоть. – Может, встретимся позже? Как насчет Планкеттс-Лагун? Мы там раньше часто бывали вместе, помнишь?