– Что это, папа?
– Что именно?
– Та штука на стекле?
Гас с трудом собрался с мыслями.
– Это… да, в общем, ерунда.
– Почему же ты сохранил ее?
– Потому что здесь нет мусорной урны. Я выброшу ее, когда мы будем дома.
– А мы можем по дороге поесть мороженого?
– Не сегодня, родная. Мороженое поедим дома. Папе надо срочно вернуться.
Гас не знал, куда звонить: в полицию или частному детективу. Что-то надо было делать, но не при Морган. Он агрессивно влился в поток машин и ухитрился долететь домой за пятнадцать минут. Пока они мчались по шоссе И-5, Гас анализировал в уме записку, особенно вторую часть: «Или я закончу, как ее дочь». Ширли покончила с собой. Почему его разговор с Мередит Бордж должен вызвать еще одно самоубийство?
Или, может быть, в том-то и дело. Смерть Ширли не была самоубийством.
– Папа, можно мне взять кошку?
Гас посмотрел на дочь в зеркало заднего обзора. Пару лет назад Морган уже просила кошку. И получила отказ.
– Мы не можем взять кошку. У мамы аллергия, помнишь?
– А у тебя есть лергия?
– Нет.
– А у тети Карлы есть лергия?
– Нет.
– Тогда почему мы теперь не можем взять кошку?
Морган проверяла его, хотела посмотреть, верит ли он, что мама действительно вернется. Если бы Гас не был так расстроен, если бы вся эта чертова ситуация не была так печальна и трогательна, он бы подумал, что у него очень умная дочь.
– Морган, если мы сейчас возьмем кошку, нам придется избавиться от нее, когда мама вернется домой.
Девочку не убедила уверенность отца. Просто поняла, что ее уловка разгадана.
Железные ворота открылись, и машина подъехала к дому. Морган сразу же пошла к себе. Гас – прямо к телефону.
На автоответчике мигал красный огонек. Одно сообщение. Гас нажал кнопку «Play».
«Это Мередит Бордж звонит Гасу Уитли».
Потом долгая пауза. Гас наклонился к автоответчику, словно умоляя ее продолжать. Наконец она сказала:
«Давайте встретимся в кафе гостиницы „Ред лайон“ у аэропорта в восемь вечера. Приезжайте один. Я не заинтересована в разговорах с полицией».
Снова молчание, потом механический голос объявил: «Больше сообщений нет».
Загадочное послание, выглядевшее еще и зловещим в связи с запиской на ветровом стекле. Гас не был уверен, как понимать случившееся. Странное совпадение? Какая-то ловушка? Он посмотрел на часы. Около шести. Масса времени, чтобы доехать до аэропорта и встретиться с Мередит Бордж.
С ключами от машины в руке Гас поднял трубку и позвонил сыщику.
– Декс, нам надо встретиться. Сегодня днем кто-то оставил записку на ветровом стекле моей машины. Подписано некоей Флорой. Правда, я готов поклясться, что это почерк Бет.
55
Ночные заморозки сковали долину, однако Энди не чувствовала холода, когда Фелисия вела ее к главному дому. Дело было либо в добавках к камассиевой лепешке, либо в страхе из-за допроса на детекторе. Или в том и другом вместе.
Энди знала, что полиграф можно обмануть. Проблема заключалась в том, что Энди не была уверена, сумеет ли она сделать это.
Они обошли дом и остановились у входа в погреб. В сам дом входить было нельзя. Это однозначно запрещали таким, как Фелисия, и, уж разумеется, таким, как Энди. Она знала, что таковы правила, хотя это мало утешало при мысли о возможности оказаться запертой в погребе с серийным убийцей.
Фелисия открыла дверь погреба.
– Он ждет тебя.
Такие моменты бывают решающими для работающего под прикрытием агента. Энди еще не хватало опыта, чтобы почувствовать, когда пора выйти из роли и удирать.
– А ты пойдешь со мной?
Фелисия покачала головой:
– Только ты и Стивен.
Энди посмотрела на уходящую вниз цементную лестницу, потом снова на Фелисию:
– Пожелай мне удачи.
– Таких вещей, как удача и везение, не существует, Кира.
«Тогда почему же я чувствую себя такой чертовски невезучей?» – подумала Энди. И начала спускаться в погреб. Как только она достигла нижней ступеньки, дверь за спиной захлопнулась. Полная темнота. Энди ждала, пока привыкнут глаза, хотя к полному отсутствию света приспособиться невозможно. Сердце бешено колотилось. Она уже хотела кинуться к двери, оставшейся где-то наверху. Потом включился свет.
Стивен Блечман стоял всего в трех футах перед ней. Энди вздрогнула.
– Добро пожаловать, – сказал он и протянул руку.
Энди старалась взять разбушевавшийся адреналин под контроль.
– Ты напугал меня.
– Здесь нечего бояться.
– Тебе легко говорить.
– Да, легко. Страх есть человеческая зависимость, от которой я давным-давно освободился.
– Наверное, я еще не достигла твоего уровня.
– Тут все нормально. Ты учишься. – Блечман шагнул к ней, снова предлагая руку: – Давай.
Энди встретилась с ним взглядом. Забавно, но у него нет желтых пылающих глаз, светящихся в темноте. Блечман выглядел совершенно нормальным парнем.
– Куда мы идем?
– Никуда. Мы останемся прямо здесь.
– А надо заниматься этим прямо здесь? Тут холодно.
– Ты нервничаешь, – чуть улыбнулся он.
– А ты бы не нервничал?
– Конечно. Все нервничают.
– Так Фелисия права? Ты допрашиваешь людей на детекторе лжи?
– Именно так.
Энди огляделась. Свет одной-единственной лампочки, свисающей с потолка, был в лучшем случае тусклым. Однако Энди видела все, что находится в погребе. Дренажный насос. Пара старых велосипедов. Два стула. И ничего, напоминающего полиграф.
– А где же твое оборудование?
– Мое – что?
– Оборудование для допроса.
Блечман хмыкнул:
– Ты думала, я подключу тебя к какой-то механической штуковине?
– Ага. Я не знаю, как по-другому допрашивать на детекторе лжи.
– Я знаю. – Что-то в его ответе напугало Энди. Блечман повернулся и подошел к одному из двух стульев. – Сядь, Кира, и смотри на меня.
Энди медленно двинулась вперед. Только сев, она заметила, что ее стул на несколько дюймов выше, чем у Блечмана, из-за чего их глаза оказались на одном уровне. Лидер секты уставился ей прямо в лицо. Энди моргнула.
– Не отворачивайся, – сказал он.
Энди встретила его взгляд – пронизывающий, словно он заглядывал прямо в душу.
Блечман протянул к ней руки:
– Сожми мои запястья.
Энди подчинилась, и их руки соединились. Каждый чувствовал пульс другого – правая рука на левом запястье, левая рука на правом. Однако Энди лучше ощущала свой колотящийся пульс, чем его.
– А теперь просто расслабься, – сказал Блечман.
Энди глубоко вздохнула. То, что она дрожит, – это нормально. Кира дрожала бы.
– Я пугаю тебя, Кира?
– Да.
– Почему?
– Не знаю.
– Ты боишься моих вопросов?
– Нет.
Он крепче сжал ее запястья.
– Ты лжешь.
– Я просто… нервничаю.
– Сколько тебе лет, Кира?
– Двадцать семь.
– Где ты родилась?
– В Сиэтле.
– Расскажи о своих родителях.
– Что ты хочешь знать?
– Все.
Энди сосредоточилась. Очень важно было точно изложить свою «легенду». Если Блечман примется ее проверять, она хотела быть уверена, что все совпадет.
– Мать больше тридцати лет преподавала в средней школе. Сейчас на пенсии. Папа почти всю жизнь проработал на «Боинге», пока не умер шесть лет назад.
– Какие у тебя отношения с матерью?
– Нормальные.
– У тебя есть своя квартира?
– Нет.
– Ты считаешь нормальным для двадцатисемилетней женщины жить с матерью?
– Наверное, да. Хотя иногда это немного стесняет.
Он даже не улыбнулся.
– Где живет твоя мать?
– В Такоме.
Он задал несколько вопросов о жизни и привычках матери. Все это можно было проверить. ФБР привлекло на роль матери Киры вышедшего в отставку агента.
– Ты ее любишь?
– Да. Конечно.
– Ты любила отца?
– Да.
