– Да, да! Соглашайтесь, – еле сдерживаясь от нетерпения, сказал он Аннике.

Когда фру Йорансон вошла в комнату, Юнас рассматривал часы.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Какие занятные старинные часы! Они ходят? – поинтересовался Юнас.

– Нет, эти часы не ходят! Не трогай! – ответила фру Йорансон строгим, не терпящим возражений голосом. Она явно не собиралась ничего объяснять.

Но Юнас не мог оторваться от часов. Он постучал по футляру. Фру Йорансон повысила голос:

– Говорю же тебе, не трогай! Сколько я снимаю этот дом, они никогда не ходили!

Юнас отошел от часов, и фру Йорансон снова заговорила о цветах.

– С ними все так сложно, – недовольно сказала она. – К тому же это не моя прихоть, лично мне все равно, что с ними будет, но я отвечаю за них перед владельцем дома.

– Если владелец так за них волнуется, почему он не забрал их с собой? – спросила Анника.

– Их ни в коем случае нельзя никуда увозить. Кажется, это написано в каком-то старом завещании.

Фру Йорансон засмеялась и добавила, что эти цветы легко сойдут за настоящих жильцов. Похоже, в прежние времена в этом доме все было подчинено цветам.

– Некоторые даже утверждают, что цветы будут мстить, если с ними что-нибудь случится, так что ухаживайте за ними хорошенько! – продолжала фру Йорансон. Все это время она не переставала хихикать, но выражение лица оставалось таким же строгим.

– А эти раковины? – вдруг спросил Юнас. – В них слышно море?

– Понятия не имею! Положи на место! – недовольно произнесла фру Йорансон, но Юнасу не было до нее никакого дела.

– Надо же, слышно! – сказал он, приложив раковины к ушам.

Фру Йорансон подошла к нему и отложила их в сторону.

– Не вздумайте к ним прикасаться! – она повернулась к Аннике. – Позволяя вам приходить в этот дом, я беру на себя большую ответственность. Надо было мне все-таки пригласить кого-нибудь постарше…

– Нет, что вы! Мы справимся, – заверила ее Анника.

– Не стоит беспокоиться. Все будет хорошо, – подтвердил Давид. – Мы очень любим цветы, не волнуйтесь.

Давиду пришлось вмешаться. Он старался говорить как можно более убедительно, чтобы отвлечь внимание фру Йорансон от Юнаса, который никак не мог оторваться от раковин и пытался записать на свой магнитофон шум моря. Анника готова была испепелить его взглядом, но Юнас ничего не замечал. Не выдержав, Анника подошла к брату.

– Ты что, хочешь все испортить? – прошипела она. – Сколько можно?!

Наконец Юнас положил раковины на место, а Давид все обрабатывал фру Йорансон.

– Что ж, договорились! – в конце концов сказала она.

В ее голосе все еще звучала некоторая неуверенность. Нет, она, конечно, согласилась, но, доставая ключ от черного хода, – с парадного крыльца она ходить запретила – казалась немного напуганной. Она недоверчиво переводила взгляд с Давида на Аннику и наконец решила дать ключ Аннике. При этом несколько раз повторила, какую она берет на себя ответственность, пуская их в дом.

– Да, вот еще что! – добавила фру Йорансон. – Если будет звонить телефон, не обращайте внимания. Это просто старые постояльцы – они не знают, что пансион закрыт, так что отвечать не надо. Не берите трубку, и все! Пусть себе звонят!

Дети, конечно же, пообещали не подходить к телефону. И не открывать, если кто-то позвонит в дверь.

Фру Йорансон, похоже, немного успокоилась.

– Ну хорошо, – сказала она и рассмеялась. – Надеюсь, вам с этими цветами повезет больше, чем мне.

– Посмотрим, – ответил Давид. – Во всяком случае, мы будем стараться.

– Уж это точно, – с самым серьезным видом закивал Юнас. – Все будет исполнено в лучшем виде. Можете на меня положиться!

Но спокойствия фру Йорансон это не прибавило. Она без особой радости посмотрела на Юнаса.

– Ведь вам же не обязательно приходить сюда всем вместе, правда? – спросила она, глядя на Аннику.

– Нет, конечно, – ответила та. – Приходить буду в основном я… ну и Давид, потому что он больше всех нас интересуется цветами.

Юнас собрался было протестовать, но Анника остановила его взглядом, и фру Йорансон наконец успокоилась. Она проводила ребят до дверей. Было заметно, что она торопится и хочет, чтобы дети поскорее ушли.

– Я еду поездом, – сказала она, – а поезд ждать не будет!

Уже закрывая дверь, она вдруг что-то вспомнила.

– А кто-нибудь из вас бывал здесь раньше? – спросила она.

Дети ответили, что нет.

– То есть вы в этом доме впервые? – повторила фру Йорансон.

Они подтвердили – да, впервые. Фру Йорансон, похоже, окончательно успокоилась и кивнула им на прощание.

– До свидания, до свидания! – сказала она и закрыла дверь.

Юнас поднес микрофон к губам:

– Итак, дорогие слушатели, этими любезными словами фру Йорансон мы заканчиваем на сегодня наш репортаж из Селандерского поместья.

Анника недовольно посмотрела на него.

– Надеюсь, ты выключил магнитофон, пока мы там были?

– Конечно, нет, – ответил Юнас и вытащил кассету. – Все это очень любопытно. Она выдает себя каждым словом. Крайне подозрительная особа.

Давид шел молча и размышлял о цветке и о своем сне. На самом деле он не был удивлен. Ничуть. Он и не сомневался, что узнает это место.

Давид стоял на кухне и ждал, когда вернется отец и они сядут ужинать. Он сам купил продукты и приготовил ужин. Обычно они готовили по очереди, но этим летом Давиду приходилось все делать самому.

Папа Давида писал миниатюру для хора, которую надо было закончить к августу. Это была работа на заказ, а он никогда не успевал вовремя доделать заказы. Отец всегда сильно нервничал, работа не клеилась, и он тянул до последнего. Сванте Стенфельдт любил свое дело, но из-за того, что время поджимало, она давалась ему с трудом.

Давид пожарил котлеты с луком. Пахло вкусно. Он настежь открыл кухонную дверь, чтобы отец почувствовал запах и оторвался от пианино. Звать его Давид не хотел, потому что тогда отец мог разозлиться и весь ужин ворчать: мол, никто и представить себе не может, что за кромешный ад эта работа, которую нужно закончить к сроку, установленному заказчиком. Но вот звуки фортепиано затихли.

– Чертовски вкусно пахнет! – отец вошел на кухню и сел за стол.

Они обычно мало говорили за едой – каждый был погружен в свои мысли. Но это не значит, что отец с сыном не общались – ведь, чтобы общаться, необязательно постоянно болтать. Однако бывало и так, что они говорили наперебой, не давая друг другу и слова вставить.

Вдруг отец посмотрел на Давида и спросил:

– А чем ты занимаешься целыми днями? Тебе не очень одиноко?

Давид никогда не страдал от одиночества, у него были Юнас и Анника, к тому же он всегда легко находил себе какое-нибудь занятие.

– Нет, я не скучаю и от безделья не маюсь, если ты это хотел узнать, – ответил он.

– Я просто подумал, что никогда не спрашиваю, как у тебя дела. Я знаю, конечно, что ты страшно много читаешь, но вообще…

– Вообще у меня все хорошо, – улыбнувшись, сказал Давид. – Не беспокойся.

Они доели, и Давид начал мыть посуду.

– Давай я?.. – отец шагнул к раковине.

– Еще чего! Иди работай!

Вскоре снова зазвучало пианино – отец писал новую мелодию. Обычно Давид никогда не вмешивался в его работу, но эта музыка показалась ему до странности знакомой. Он выключил воду, вошел в папин кабинет и стал слушать.

– Что это за мелодия?

– Тебе нравится?

– Да, красивая, но откуда ты ее знаешь?

– Откуда я ее знаю? – Отец непонимающе посмотрел на Давида. – Сочинил, разумеется.