— Я бы не вышла за тебя замуж, даже если бы ты остался последним мужчиной на земле! — четко произнесла она в тишине комнаты Он ничем не выдал своего удивления, а стоял неподвижно и молча, ожидая, когда она продолжит.

— Я слышала, — горячо обрушилась она на него, — как ты строил планы с моим дядей обольстить меня и втянуть в строительство нашего завода здесь, в Керри! Я поняла тем вечером, что все, что говорила моя мать об ирландцах, правда: вы беспринципные ленивые бездельники, которые скорее будут жить за счет иностранцев, чем сами думать о собственном спасении. Я терпела твое наигранное внимание к себе единственно чтобы одурачить, так же, как ты обманывал меня. И я уверяю вас, старший из рода Ардулианов, здесь не будет построено никакого завода, все ваши усилия напрасны!

По мере того, как она говорила, Лиан становился все бледнее, и когда она закончила, лицо его казалось высеченным из мрамора. Стройное тело Джорджины дрожало от гнева, она тяжело вздохнула и сморгнула унизительные слезы, которые грозили покатиться ручьем; она хотела казаться твердой и, не доверяя больше собственному предательски задрожавшему голосу, замолчала.

Он выпрямился, расправив плечи, словно готовился принять неожиданную тяжесть. Его губы были так крепко сжаты, что, когда он заговорил, казалось, с трудом двигались; звук его голоса болезненно раздражал ее напряженные нервы.

— Позволь поздравить тебя. Я думал, только Дейдра обладает великим даром перевоплощения, но она не смогла бы сравниться с тобой. Театр потерял вас, мисс Руни; во время любовных сцен вы ни разу не выдали отвращения ко мне! Несомненно, сказалось ваше воспитание. Майкл предупреждал, но я не прислушался к его предостережению: вы действительно деловая, что называется, женщина с головой на плечах и без лишних чувств. С опозданием, но я верю ему!

Она слушала, в гордом вызове откинув голову; но увидев его руки, сжатые в кулаки так крепко, словно он боролся с самим собой, внутренне содрогнулась. Вид едва сдерживаемой силы внушил ей панический страх. Он навис над ней, как хищная птица, орлиный взгляд пронзил ее лицо, пытаясь найти хоть какой-то намек на раскаяние. Она ответила ему презрительным взглядом, молясь, чтобы ее уверенность не дала трещину под угрозой скрестить шпаги с человеком бурного темперамента, потомком древнего рода безрассудных бунтарей, которые отказываются признавать, тем более следовать цивилизованному кодексу поведения.

Она собрала все свои силы, чтобы казаться спокойной и равнодушной и четким голосом произнесла:

— Меня не интересует, во что вы верите; я намерена уехать отсюда как можно скорее. Саркастически улыбнувшись, она затем спросила:

— Могу ли прибегнуть к вашему гостеприимству в последний раз и попросить подать автомобиль завтра утром, чтоб я могла добраться до ближайшей железнодорожной станции?

И не дожидаясь ответа, быстро повернулась на каблуках и почти выбежала из комнаты.

Добравшись до своей комнаты, Джорджина поздравила себя с успехом и бросилась, горько рыдая, на кровать. Она не могла понять, почему испытывает такой стыд за свои поступки, ведь он заслуживал наказания. Но она знала, что его растерянное лицо, доверчивость, а затем презрение, которые она прочла в его глазах, будут преследовать в воспоминаниях всю ее жизнь. Она могла себя немного успокоить лишь тем, что он не извинился и не отрицал то, в чем она обвиняла его; похоже, его особенно разгневала критика в адрес ирландцев, а осведомленность Джорджины в его собственных бесчестных планах, казалось, беспокоили его меньше всего.

Она наконец разделась и легла в постель, но ей предстояла мучительная бессонная ночь, до первой трели птиц, приветствующих рассвет. Она была благодарна проснувшейся природе: ей легче снова встретиться лицом к лицу с Лианом Ардулианом, чем провести еще одну такую страшную ночь.

Перед тем как спуститься к завтраку, она с больной головой и сонными глазами упаковала свои вещи. Завтракала она в одиночестве. Кейта, отметив усталость на ее лице, сообщила, что Майкл, прихватив рыболовное снаряжение и смену одежды, уехал на рассвете, а сам, рано позавтракав, просил передать, что автомобиль будет готов к девяти часам.

Казалось, Кейта думала, что на сегодня запланирована прогулка, и Джорджина решила: разлука будет не так болезненна, если не говорить ей о своем отъезде. Она испытывала большое расположение к пожилой даме и знала, что та отвечает ей взаимностью. Но чувствительность Кейты, которую выказывала она даже при счастливых случаях, вызывала тревогу. Девушка мучительно переживала, что это их последняя встреча. Она оживленно болтала во время завтрака, только чтобы скрыть отсутствие аппетита. Ровно в девять Джорджина встала из-за стола и расцеловала Кейту в обе щеки, тайно попрощавшись с доброй душой.

Кейта порозовела от удовольствия и ответила заботливо:

— Смотри не забудь, когда поедете на прогулку, взять с собой пальто, дорогая. Хотя в последние дни и стоит прекрасная погода, думаю, это не продлится долго, и лучше взять теплые вещи, чем потом жалеть об этом.

— Хорошо, я так и сделаю, Кейта, — улыбнулась Джорджина. — Вы так добры ко мне. В отличие от вашего хозяина… — ее голос отчаянно оборвался.

— Дай Бог, если ты в самом деле это чувствуешь, — Кейта засмеялась, довольная. — Только никогда в жизни ты не сможешь искренно повторить то, что сейчас сказала. Нет, наверняка, насколько я знаю самого, а я думаю, что хорошо его знаю. А вот и он! Уверена, он посмеется, когда я передам то, что вы мне сейчас сказали.

— Нет, пожалуйста, не надо! — задохнулась Джорджина, неожиданно увидев в дверях фигуру Лиана.

Но Кейта не вняла ее просьбе.

— Вам должно быть совестно за то, что пренебрегаете своей будущей невестой, — упрекнула она с непринужденностью женщины, нянчившей его в детстве. — Она так подавлена, когда не видит вас, что чуть не плачет, и говорит, что чувствует себя покинутой. Вы слышали когда-либо подобное? Оставляю вас объясниться и переубедить ее.

Она поторопилась выйти, даже не взглянув на помертвевшую Джорджину.

Лицо Лиана было непроницаемым. Делая вид, что не замечает ее вспыхнувших щек, он прошелся по комнате и сухо сказал:

— Если вы готовы, то едем. Автомобиль подан. Все еще взволнованная, она задержалась у дверей.

— Только возьму сумку, она в комнате, наверху. Он протянул руку, чтобы остановить.

— Не надо, я сам возьму. У вас есть пальто?

— На кровати, — с запинкой произнесла она, болезненно ощущая холод, исходящий от него. — С перчатками и сумочкой.

Он через три ступеньки взлетел наверх и через несколько секунд вернулся обратно с вещами. Менее чем через пять минут она сидела на заднем сиденье роскошного, к ее удивлению, автомобиля, сквозь слезы наблюдая, как исчезает вдали Орлиный перевал.

Они ехали по сельской местности, которая казалась ей странно знакомой. Она вспомнила, что видела некоторые места во время их последней прогулки в экипаже, тогда они ехали по тропам, а не по дороге, как сейчас. Через некоторое время ландшафт изменился: унылое болото тянулось на мили от берега, словно не было красоты побережья и горных вершин, приютивших орлов Ардулиана. По крайней мере они будут благодарны ей за подаренную отсрочку. Вершины останутся их домом, пока местность останется нетронутой. При быстром ходе цивилизации среди заводских зданий могучим орлам места нет, так же как и человеку, сидящему впереди нее, поглощенному скоростью, такой неуместной на этих пустынных дорогах. Он был слишком свободолюбив и необуздан, чтобы принять оковы делового предприятия, влекущие за собой проблемы и потери.

После нескольких миль езды в молчании она почувствовала неладное. Определенно, давно пора появиться следам обитания людей! Она не знала этот край, но инстинкт подсказывал, что железнодорожная станция не может быть расположена в безлюдном месте. Ее нервные пальцы смяли перчатки в комок.