— Присматривая за поместьем… арендаторами… Объяснения замерли на губах, когда его руки опустились ей на плечи.

— Несчастный! — проговорил он сквозь зубы. — Ты считала меня бездельником, паразитом — ничего удивительного, что не доверяла мне!

С мучительными рыданиями Джорджина оттолкнула его.

— Извини, но никто не сказал мне, ни ты, ни Кейта, ни даже дядя Майкл…

— Я сам сказал об этом твоей матери, — сердито сообщил он, — тем вечером, когда мы вернулись с праздника.

Она закрыла глаза, чтобы легче перенести боль от предательства матери.

— Она, наверное, забыла мне передать. Лиан приблизился, и она задрожала. Он мягко спросил:

— Это что-нибудь меняет? То, что ты узнала сегодня, поможет ли это довериться мне, ибо без доверия не может быть любви… - его голос дрогнул. А мне отчаянно нужна твоя любовь, моя любимая.

Она не могла этого больше вынести. Его близость, теплота голоса, подкупающая искренность и полные особого смысла слова снова очаровали ее, и если она уступит его магической силе, то снова испытает несчастье. Однажды она поверила ему — с губительными для себя последствиями. Она отодвинулась, так чтобы он не почувствовал ее слабость и дрожь в теле, и попыталась придать твердость голосу.

— Я тебе однажды предложила свою любовь, а ты швырнул мне ее назад!

Рыдания замерли у нее в груди, когда он подошел к ней и крепко обнял слабое дрожащее тело. Джорджина стала вырываться, но он удержал ее.

— Не сопротивляйся! Обопрись на меня и успокойся.

Он молча прижимал ее к сердцу, тихонько покачивая, пока сухие отрывистые рыдания не перестали сотрясать ее. Потом, когда она затихла, Лиан упрекнул с отчаянной нежностью в голосе:

— Разве ты не понимаешь, моя глупышка, что мужчина не может сдерживать себя бесконечно? — Он наклонился, провел губами по ее теплой щеке и прошептал на ухо:

— Никогда тебе не узнать, каких усилий стоило мне отказаться от радости, которую обещали твои объятья той ночью. К счастью, я почувствовал твою невинность; ты отвечала мне так трогательно, и я был бы свиньей, если бы воспользовался случаем.

Девушка судорожно вздохнула, и он, улыбнувшись продолжал:

— Мне потребовалось собрать всю волю, но я обуздал свои чувства, и слава Богу! Если бы я не сдержался, ты могла потом навсегда возненавидеть меня.

Прижавшись головой к его груди, она заставила себя задать мучительный вопрос:

— Но если ты любил тогда меня, то почему этого не сказал?

— Потому что ты не верила мне, — просто ответил он. — Я страдал, как в аду, эти последние три месяца, мучаясь и сотни раз задавая себе вопрос, не ошибся ли я тогда, может быть, следовало подчиниться случаю в надежде, что ты научишься доверять позднее. Я обзывал себя дураком за то, что позволил Уолли и твоей матери повлиять на твое решение и увезти тебя. Но то, что ты чувствовала ко мне, было недостаточно. Любовь — не только физическое влечение, мне нужна твоя любовь, основанная на полном доверии. Рискуя потерять тебя навеки, я все-таки ждал, что ты поверишь мне. Ты доверяешь мне теперь?

Ее застывшие сердце оттаяло, тело вновь затрепетало от проснувшейся любви. Джорджина чувствовала, как он напряженно ждет ответа. Когда она подняла свои серые глаза и позволила увидеть в них счастье, ему не потребовались никакие слова, он обнял ее еще крепче и наклонился, чтобы встретиться с ее ждущими губами.

Ее сердце трепетало, когда он страстно целовал ее губы, глаза, мягкую ямочку на шее и наконец снова губы, будто никак не мог утолить жажду. Она ослабела от восторга и, словно в бреду, счастливо прошептала:

— Лиан, любимый, может быть, это только сон? Он отстранился от нее только чтобы заверить тоном, не допускающим сомнений:

— Это не сон, родная. Все кошмары прошли, вместе с сомнениями и недоверием, которые нас разлучили. — Он поднял ее подбородок, чтобы пристальными синими глазами еще раз взглянуть на ее лицо:

— Они ушли, не так ли, любовь моя?

Он ждал ответа, настороженный, взволнованный, его ирландская гордость готова была вспыхнуть при первом намеке на сомнение. Она больше не колебалась и не задавала вопросов. Ей не требовались объяснения о взаимоотношениях с Дейдрой, потому что больше не сомневалась в его любви — она полностью доверяла ему. Джорджина прошептала, коснувшись ладонью сжатых губ:

— Да, они прошли…

Объятия его сильных рук стали еще крепче, а бьющееся под ее щекой сердце привело ее в трепет. Он наклонился, чтобы найти ее губы, и перед тем как поцеловать, сказал победным, проникновенным голосом:

— Тогда, любимая, это не сон. Ты здесь, ты моя, и я люблю тебя!