— Но по крайней мере, я бы объяснил основные принципы. Вонан, я не смогу сам построить автомобиль, но я знаю, как он двигается. А ты не рассказал мне даже этого.
— Но это в несколько раз сложнее.
— Может, я смогу ее увидеть?
— О нет, — радостно воскликнул Вонан, — она находится на тысячу лет выше. Она доставила меня сюда и вернет, когда я этого пожелаю. Но сама машина осталась на месте.
— А как, — спросил я, — ты сообщишь, что хочешь вернуться?
Он сделал вид, что не слышал вопроса. Вместо этого он начал расспрашивать меня о работе в университете. Это был его обычный прием вместо того, чтобы отвечать на какой-нибудь ужасный вопрос, он начинал проявлять повышенную любознательность. Мне так и не удалось что-либо узнать от него. Снова проснулся мой скептицизм. Он не мог рассказать о машине времени, потому что не совершал перелета. Что и требовалось доказать — это мошенник. То же самое произошло, когда мы затронули вопрос об энергетической конверсии. Он не смог рассказать, когда это начали применять, как это действует и кто это изобрел.
Хотя остальным больше повезло с Вонаном. Самым удачливым оказался Ллойд Колф. Наверное, потому, что поделился своими сомнениями по поводу подлинности Вонана с самим Вонаном. В первые недели Колф особо не донимал пришельца расспросами, так как был слишком ленив, чтобы беспокоиться. Старый филолог обнаружил устрашающую склонность к идолопоклонничеству. Он остановился на лаврах, которые получил лет двадцать-тридцать назад, и теперь предпочитал наслаждаться искренним почитанием со стороны молодых людей, занимавшихся этой дисциплиной.
Я вдруг обнаружил, что он не напечатал ни одной имеющей значения статьи, начиная с 1980-го года. Складывалось впечатление, что для него подобное назначение было просто-напросто увеселительной прогулкой — самым простым способом провести зиму вдали от серости Морнингсайд-хайтс. Но одним февральским вечером Колф вдруг решил взяться за Бонана с точки зрения лингвиста. Я не знаю, что с ним случилось.
Они долго беседовали наедине. Громовой голос Колфа отлично прослушивался сквозь тонкие стены отеля, но мы не понимали языка, на котором он говорил. Наверное он читал Вонану санскритские эротические стихи. Потом он перевел, и мы смогли разобрать несколько слов и даже пару распутных предложений о прелестях любви. Наш интерес к беседе сразу пропал, потому что мы уже слышали это от Колфа. Когда я снова прислушался, то уловил серебряный смех Вонана, который подобно скальпелю прорывался сквозь громыхание Колфа. И тут я понял, что Вонан говорил на не знакомом мне языке. Похоже, дела там обстояли серьезным образом. Колф перебил пришельца, задав ему какой-то вопрос, и Вонан снова заговорил. И в это время вошел Кларик, чтобы раздать нам утренние маршрутные листы — мы должны были сопровождать Вонана на золотой рудник, поэтому совершенно перестали обращать внимание на беседу Колфа.
Багровый и потрясенный Колф вошел в комнату через час. Он тяжело потер виски, подержался за складки плоти на шее и так хрустнул пальцами, словно сразу же прозвучало несколько выстрелов.
— Проклятье, — пробормотал он. — Вечное проклятье!
Подойдя к окну, он некоторое время смотрел на заснеженные крыши небоскребов, после чего спросил:
— У нас есть что-нибудь выпить?
— Ром. Буэбен. Шотландское, — отозвалась Элен. — Налей себе сам.
Колф подошел к столу с полупустыми бутылками, налил себе такую дозу буэбена, которая парализовала бы гиппопотама. Он тремя жадными глотками опустошил стакан и бросил его на губчатый пол. Он стоял, широко расставив ноги, и тер виски, что-то лопоча, по-моему, на английском.
— Вы что-нибудь узнали от него? — в конце концов спросила Астер.
— Да. Очень многое. — Погрузившись в кресло, Колф включил вибратор. Я понял, что он не мошенник!
Хейман от удивления разинул рот. Элен была удивлена — я впервые видел, что она лишилась своей уравновешенности.
— Что вы имеете в виду, Ллойд? — взорвался Филдс.
— Он разговаривал со мной… на своем языке, — вяло отозвался Колф. Где-то с полчаса. Я все записал и завтра запущу в компьютер для исследования. Могу поручиться, это не фальшивка. Только истинный лингвист может изобрести подобный язык, но и то ему бы не удалось это сделать так хорошо. Колф вытер пот со лба. — О, Боже! О, Боже! Человек из другого времени! Разве может такое быть?
— Вы поняли, что он говорил? — спросил Хейман.
— Налейте мне еще, — сказал Колф. Взяв из рук Астер бутылку буэбена, он приложил ее к губам. Потом погладил свой кругленький животик и поднес руку к глазам, словно хотел смахнуть с них паутину. — Нет, я не понял его. Я смог установить только шаблоны. Он говорит на раннем английском… но этот английский так же далек от нашего, как англо-саксонские летописи. Там очень много азиатских корней — немного мандаринского наречия китайского языка, немного бенгальского, немного японского. Уверен, что встречаются слова арабского происхождения. И малайского целый языковой соус. — Колф выругался. — Понимаете, даже наш английский уже подобен проститутке. В нем много датского, норманнского, саксонского и многих других языков, принадлежащих к двум основным ветвям — латинской и тевтонской. Поэтому у нас много дублирующих слов. Preface и foreword, perceive и know. Хотя обе ветви происходят из одного источника — индо-европейского бормотания. Во времена Вонана они это изменили и добавили слова из других древних групп. Они собрали понемногу изо всех языков. На таком языке можно сказать все, что угодно. Слова отполированы подобно гальке — сглажены все шероховатости, исчезли флексии. Он издает десять звуков вместо двадцати предложений. Мне потребуется лет пятьдесят, чтобы найти грамматику, и пять — чтобы понять. Уничтожить грамматику — своего рода bouillabaisse[6] звуков, языковой pot-an-fen[7] немыслимо, немыслимо! У них произошел сдвиг к гласным звукам и гораздо более коренной, чем последний. Его речь… подобна стихам. Но эту поэзию трудно понять. Я разобрал лишь некоторые отрывки…
Колф замолчал. Он продолжал массировать свой огромный живот. До этого я никогда не видел его таким серьезным. Это очень впечатляло.
— Ллойд, а почему ты так уверен, что это не плод твоего воображения? прервал молчание Филдс. — Откуда ты это взял, если сам не понимаешь языка? Если ты не можешь установить грамматики, то как ты узнал, что это не тарабарщина?
— Ты — дурак, — просто отозвался Колф. — Следует взять твою голову и вытряхнуть из нее весь яд. Но тогда она станет абсолютно пустой.
Филдс выругался. Хейман встал и, словно пингвин, начал расхаживать взад-вперед по комнате. Похоже, в нем происходил какой-то внутренний кризис. Мне самому было нелегко. Если даже Колф изменил свою точку зрения, то разве оставалась надежда на то, что Вонан не врет? Хотя, все это могло поразить мозг Колфа. Может, и Астер несправедливо истолковала свои данные. Может быть. Может быть. Сохрани меня Боже, но я не хотел верить, что Вонан настоящий, потому что это затрагивало мое достоинство как ученого, хотя я сам себя предавал, руководствуясь эмоциональным восприятием. Как бы то ни было, все рушилось. Наверное. Я мучился, не зная, долго ли буду не принимать Вонана. Когда же я смогу все принять, подобно Астер и Колфу? Когда же Вонан совершит полет во времени на моих глазах?
— Ллойд, почему бы тебе не поставить запись? — пропела Элен.
— Да-да. Запись. — Он достал из кармана записывающее устройство и некоторое время повозился, прежде чем засунуть его в щель воспроизводителя. Потом он нажал на кнопку, и комнату заполнили мягкие, бессвязные звуки. Я напряг слух. Вонан говорил легко, играючи и очень искусно, варьируя звуками, словно пел песню. Время от времени я разбирал слова, которые слышал ранее. Но я ничего не понял. Колф подыгрывал пальцами, кивал и улыбался, в какие-то критические моменты начинал покачивать носком ботинка и что-то бормотать — Ну? Понимаете? Понимаете?
