Я приготовился к смерти, считая абсурдным погибнуть в доме одного ненормального по вине другого, выполняя при этом совершенно нормальную миссию. Но я продолжал пробираться сквозь звуки и дым, мимо элегантно одетых гостей, мимо двигавшихся стен и рушившихся полов. Мне снова показалось, что впереди промелькнул Вонан. С упорством маньяка я последовал за ним, считая своим долгом разыскать пришельца и вывести из здания, пока оно, руководствуясь собственными капризами, не сравняло себя с землей. Но я столкнулся с барьером, через который пробрать не мог. Невидимый и герметичный, он прочно отгораживал меня от Вонана, которого я теперь отчетливо видел.

— Вонан! — кричал я.

Он разговаривал с высокой привлекательной женщиной средних лет, которую, по всей видимости, мало волновали происходящие вокруг события.

— Вонан! Это я, Лео Гафилд!

Но он не мог меня слышать. Предложив женщине руку, он провел ее сквозь хаос. Я стучал кулаками в невидимую стену.

— Здесь нет выхода, — раздался за спиной сиплый женский голос. — Вам не удастся проломить ее даже за миллион лет.

Я обернулся. Позади меня стоял какой-то серебряный образ. Это была худощавая девушка, в возрасте около девятнадцати лет. Ее волосы отливали серебром. Глаза напоминали серебряные зеркала. Губы тоже были серебряными. Тело прикрывало серебряное платье. Когда я присмотрелся, то понял, что это было совсем не платье, а слой серебряной краски, сквозь который проступали ягодицы, пупок и два мускульных кольца на плоском животе. Она была покрыта серебром с головы до ног, так что в мерцавшем свете казалась сияющей, нереальной и недоступной. Я ни разу не видел ее во время праздника.

— Что произошло? — спросила она.

— Братон привел нас в контрольный пункт управления. Когда мы отвернулись, Вонан нажал несколько кнопок. Думаю, что дом взорвется.

Она дотронулась серебряной рукой до серебряных губ.

— Нет, он не взорвется. Но лучше как-нибудь выбраться отсюда. Если изменения беспорядочные, то может задавить любого, пока все не уладится. Пошли со мной.

— Ты знаешь, как отсюда выбраться?

— Разумеется, — отозвалась она. — Просто надо идти вперед. Через три комнаты должен быть выход… если его, конечно, не сдвинуло.

Я не стал расспрашивать почему. Она нырнула во внезапно распахнувшийся люк и, загипнотизированный ею, я последовал за ней. Вскоре я начал задыхаться. Мы продвигались по извивавшимся, подобно змеям, проходам; перелезали через пьяных, преодолевали препятствия, которые то возникали, то исчезали, благодаря бездумному нажатию пальца. Я не видел ничего более прекрасного, чем ожившая переливающаяся статуя — эта девочка в серебре. Голая и худенькая, она быстро продвигалась сквозь дом. Вдруг она остановилась возле видневшейся в стене полосы и сказала:

— Здесь. — Где?

— Здесь. — Стена раздвинулась. Она подтолкнула меня в проем, совершив вокруг меня быстрый пируэт. Она на что-то нажала, и мы оказались на улице.

Порыв январского ветра ударил нас, как меч.

Я совсем забыл про погоду. В течение вечера мы были надежно укрыты от нее. И теперь мы попались ей на растерзание: я — в легком вечернем костюме, девушка — в своей наготе, укрытой лишь легким молекулярным слом краски. Она споткнулась и упала в сугроб. Я помог подняться ей на ноги. Куда мы могли пойти? Позади нас оставался взбесившийся дом. До этого момента девушка отлично знала, что делать, но когда на нее налетел промозглый, колючий ветер, она затряслась, как в параличе, совершенно растерявшись и испугавшись.

— Стоянка, — сказал я.

Мы рванулись туда. Она находилась в четверти мили от дома, но нам пришлось не катить по скользящей дорожке, а бежать по промерзлой земле, искусственным снежным сугробам и покрытым льдом рекам. Меня это настолько возбудило, что я почти не замечал холода, который жестоко наказал девушку. Пока мы добрались, она несколько раз падала. Все виды транспорта — и богатых людей, и не очень — были надежно укрыты. Кое-как нам удалось прорваться сквозь защитный слой. Из-за нарушений в общей системе, служащие брантоновской стоянки вышли из-под контроля, поэтому даже не попытались остановить нас. Я потащил девушку к ближайшему лимузину, распахнул дверь, втолкнул ее туда и плюхнулся рядом.

Внутри было тепло и уютно. Девушка, тяжело дыша, вей сжалась.

— Обними меня! — взмолилась она. — Я замерзаю! Ради всего святого, обними меня.

Я крепко прижал ее к своей груди. Она немного успокоилась. Она снова согрелась, и к ней вернулось былое самообладание. Я почувствовал, как ее руки обвились вокруг моей шеи. Я с готовностью сдался перед ее серебряными соблазнами. Я нащупал ее губы своими губами, и вдруг ощутил металлический привкус. Меня обвили холодные бедра. Появилось ощущение, что я занимаюсь любовью с каким-то искусственным механизмом. Но слой краски был не толще кожи. Ощущение прошло, когда я добрался до теплой плоти. Во время любовных игр ее серебряные волосы вдруг упали, обнажив абсолютно лысую несеребряную голову. Это был парик. Теперь я знал, кто это. Это была дочь Братона. Отсутствие волос — это его гены. Она вздохнула, но вскоре я позабыл обо всем на свете.

— Мы потеряли контроль над ситуацией, — сказал Кларик. — В следующий раз надо следить за происходящим. Кто из вас был с Вонаном, когда он нажал на контрольные кнопки?

— Я, — отозвался я. — Но предотвратить случившееся было абсолютно невозможно. Он действовал слишком быстро. Ни я, ни Братон просто не ожидали, что он сделает это.

— С него вообще нельзя спускать глаз, — с болью произнес Кларик. Надо учитывать, что он может совершить все самое ужасное в любой момент. Неужели я раньше не подчеркивал это?

— Мы абсолютно рациональные люди, — сказал Хейман. — Нам не так-то просто приспособиться к иррациональному существу.

Прошли ровно сутки после погрома на удивительной вилле Везли Братона. Удивительно, но жертв не было. Кларик связался с правительственными войсками, которые успели вовремя вытащить всех гостей из волновавшегося и раскачивающегося дома. Как оказалось, Вонан-19 при этом спокойно стоял на улице и наблюдал за ужимками здания. Кларик пробормотал, что ущерб составил несколько сотен тысяч долларов, и платить будет правительство. Я не испытывал ненависти к Кларику за то, что он задабривал Везли Братона. Это была его работа. Однако утилитарный магнат пострадал справедливо. Он сам захотел показать человеку из будущего свои достопримечательности. Разумеется, он знал о похождениях Вонана-19 в столицах Европы. Он сам настоял на проведении торжества, и сам потащил Вонана в контрольный пункт управления. Я не чувствовал к нему сострадания. Так же как и к гостям, чей разгул закончился катаклизмом. Они пришли поглазеть на пришельца и покорчить из себя шутов. Им это удалось. Так что дурного в том, что Вонан решил, в свою очередь, посмеяться над ними?

Хотя недовольство Кларика в отношении нас было справедливым, мы несли ответственность за то, чтобы подобного не происходило. Но в первый раз мы не очень-то хорошо справились со своими обязанностями.

Слегка помрачневшие, мы приготовились продолжить наши экскурсии.

В тот день мы должны были посетить нью-йоркскую фондовую биржу. Я не знаю, каким образом она попала в путеводитель Вонана. Разумеется, сам он об этом не просил. Наверное, по мнению какого-нибудь столичного бюрократа, считалось отличной пропагандой показать футуристическому туристу бастион капиталистической системы. Со своей стороны я мало чем отличался от пришельца из незнакомого мира, потому что никогда не приближался к фондовой бирже, тем более не имел с нею дел. Прошу понять правильно, это не снобизм академика. Если бы у меня было время и желание, я бы непременно поиграл на бирже. Но у меня была отличная зарплата, не считая частных доходов, чего мне вполне хватало. Жизнь слишком коротка, чтобы все познать на собственном опыте. Я обходился своими доходами и всю энергию отдавал работе. Поэтому я готовился к экскурсии как к чему-то неизвестному. Я чувствовал себя, как школьник перед выпускным вечером.