С крыши свисала сосулька, весёлая и хитрая, как нос Буратино. Мальчишка остановился, задрал голову в кроличьей ушанке и стал считать сосульки: раз — Буратино, два — Буратино, три — Буратино... Их было десятка полтора — спрятавшихся на крыше носатых Буратино. И носы у них были разные: и потолще, и потоньше, и длинные-предлинные, и совсем коротенькие.

— Кореньков! Ну, ты идёшь, Кореньков! — сердито закричала одна из девочек, шагавших впереди по улице.

— Мяу, мяу! — истошно замяукал в ответ Кореньков.

Девочки — одна в красной, другая в белой шапочке, — как по команде, отвернулись от него и двинулись дальше. Кореньков поддёрнул сползавший на бок ремешок спортивной сумки и медленно поплёлся вслед за девочками.

Дворники ещё не успели соскрести с тротуара талый снег, и в льдистой лужице плавало маленькое дрожащее солнце. Луж было много, и Кореньков, ступая по ним своими набрякшими от сырости ботинками, про себя считал: раз — солнце, два — солнце, три — солнце... Девочка в красной вязаной шапочке снова оглянулась и крикнула:

— Ну идёшь ты, Кореньков?!

— Мяу, мяу! — на всю улицу опять замяукал Кореньков.

Девочки помедлили на углу, дожидаясь Коренькова, но так как он тоже замедлил шаг, расплескав солнце в широкой сверкающей луже, они, всем своим видом показывая, что больше личность Коренькова их не интересует, свернули за угол. Кореньков, как только они скрылись за углом, поскучнел и пошёл за ними.

— А дальше куда? — спросила девочка в красной шапочке подружку.

Та сняла с плеч ранец, отстегнула крышку, достала тетрадный листок, на котором аккуратным почерком было написано: «Гвардейский переулок, дом 23, квартира 89», и снова надела ранец.

— Скажите, пожалуйста, где Гвардейский переулок? — спросила Красная Шапочка женщину с хозяйственной сумкой.

— Налево и ещё раз налево, — объяснила женщина, показывая направление.

— Большое спасибо! — хором поблагодарили девочки.

— Ох, этот Кореньков! — сказала Красная Шапочка, когда они приблизились к следующему углу.

— Да ладно, пусть... — миролюбиво отозвалась Белая Шапочка.

— А чего он! Троим поручили, трое и должны выполнять! А то мы будем работать, а он гулять! — уверенная в своей правоте, отрезала Красная Шапочка. Но Кореньков уже появился из-за угла. Девочки, дожидаясь его, приостановились у магазина готовой одежды, разглядывая за витринным стеклом платья на манекенах. Кореньков почти поравнялся с ними и тоже поглазел на манекены. Выхватил взглядом женскую фигуру в длинном платье колоколом и, как будто придерживая край подола, кривляясь, прошёлся у витрины. Сумка его совсем сползла и болталась на сгибе локтя.

— Ох, Кореньков, и когда ты только поумнеешь?! — сказала Красная Шапочка, явно подражая учительнице.

Кореньков, словно девочки тащили его за собой на невидимой верёвке, доплёлся следом за ними до разыскиваемого дома. И тут опять застрял у парадного.

Дом был старый, кирпичный. Приземистый, с тяжёлыми широкими дверями, он плотно и упрямо стоял среди более высоких, похожих друг на дружку домов новой застройки. Приделанный снаружи лифт, видимо, более позднее сооружение, был обит железными листами и напоминал бронированный шкаф. Девочки постояли возле него, посмотрели и пошли пешком по стесавшимся от времени каменным ступеням.

— Ну, ты идёшь, Кореньков, или нет? — уже с лестницы, свесившись через перила, закричала в пролёт Красная Шапочка.

— Мурзилка, Мурзилка! — нарочито противным голосом запищал Кореньков.

— Вот я скажу про тебя! — пригрозила Красная Шапочка.

Девочки сами дошли до нужной квартиры. Остановились, посмотрели на табличке, кому сколько звонить.

— Смотри, вот какие-то Полунины. Один звонок, — показала Белая Шапочка. — К ним, наверное, и нужно, — и добавила: — Только звони ты, я боюсь.

— А чего бояться? У нас же поручение, — пожала плечами Красная Шапочка. — Как её зовут?

— Полунина. Анна Николаевна.

Красная Шапочка нажала на кнопку. Звонок громко прозвучал в тихой, словно пустой квартире. Долго никто не откликался. Красная Шапочка уже снова протянула руку к кнопке звонка, но в это время послышались приближающиеся шаги и дверь распахнулась. На пороге стояла старая женщина в линялом халате, поясница у неё была перевязана серым шерстяным платком.

— Нету никакой макулатуры! — крикнула она, едва увидев девочек, и быстро захлопнула дверь.

Девочки обескураженно стояли у закрытых дверей.

— Надо было сказать, что мы не за макулатурой, — запоздало спохватилась Белая Шапочка.

— Да я хотела, — сердито сказала Красная Шапочка. — А она захлопнула. Противная какая бабка!

— Может, в другой раз придём, когда ещё кто-нибудь дома будет? — робко проговорила Белая Шапочка.

— Ну, вот ещё! Десять раз будем ходить! — И Красная Шапочка опять нажала кнопку звонка.

Снова было долгое молчание, потом медленные шаркающие шаги. Отворив дверь, старая женщина гневно закричала:

— Сказала же нету! Долго вы хулиганить будете? А ещё девочки!

Белая Шапочка испуганно молчала, а Красная всё же успела проговорить:

— Подождите! Мы не за макулатурой. Нам Полунина нужна. Анна Николаевна. Она здесь живёт?

— Полунина? — переспросила старая женщина и подозрительно посмотрела на девочек маленькими провалившимися глазами. — Ну, я — Полунина. Анна Николаевна. Чего надо?

«Значит, это она и есть! Это мы к ней шли. Шли, шли и пришли!» — подумала Белая Шапочка и ещё больше растерялась. Если бы она была одна, то сейчас, скорей всего, просто бы убежала, не выполнив никакого поручения. Зато Красная Шапочка — будто не она только что сердито бормотала «противная бабка», будто ей очень приятно было наконец увидеть перед собой Анну Николаевну Полунину, — Красная Шапочка улыбнулась скромненько и проговорила как ни в чём не бывало:

— Здравствуйте! Мы к вам.

— Ко мне? — недоверчиво спросила старая женщина.

— Да, у нас поручение, пионерское поручение, — спешно проговорила Красная Шапочка. — Мы вам будем помогать!

— Это как же помогать? — всё так же недоверчиво спросила старая женщина.

— Ну, может, вам надо за хлебом сбегать или в аптеку?

— Мне? — рассердилась старая женщина и уже хотела захлопнуть двери, но вдруг словно что-то вспомнила. — В аптеку... Ну, ладно, заходите...

Женщина, шаркая тапочками, шла впереди по длинному полутёмному коридору и сзади у неё колыхался угол обвязанного вокруг поясницы платка. Пройдя следом за ней, девочки оказались в большой с высоким потолком и широким окном комнате. Комната была просторная, светлая, но какая-то неуютная, совсем не похожая на чистенькие квартиры с новой полированной мебелью, как было дома у девочек.

Девочки исподтишка разглядывали пузатый буфет с мелкими подслеповатыми стёклами в дверцах, кровать — не деревянную, а металлическую, с тусклыми серебристыми спинками. Но пожалуй, больше всего их внимание привлекла шаткая, похожая на лесенку башенка, заставленная книгами. Такой башенки не было ни у них, ни у кого из знакомых, и девочки не знали, что она называется этажеркой.

На верхней полке этажерки стоял трёхмачтовый кораблик с белыми, а точнее, желтоватыми парусами. Он одиноко возвышался над голой поверхностью полки.

— Кто же это велел вам в аптеку ходить? — спросила женщина, роясь в ящике буфета.

— Это на пионерском сборе поручили — помогать одиноким людям, у кого родные погибли на фронте, отважно сражаясь за Родину, — стала объяснять Красная Шапочка. Вроде бы она объясняла всё верно, как говорили на сборе. Но почему-то, когда говорили на сборе, эти же самые слова звучали по-другому. А сейчас... Сейчас Белая Шапочка, слушая подружку, ощущала неловкость. Но Красная Шапочка этого не замечала: — Вот мы и взяли шефство. Тимуровская работа, — продолжала она.