Она говорила долго и с увлечением. Владычин, подперев щеку рукой, внимательно ее слушал.

— Знаете, какая мысль пришла мне в голову? — сказал он, когда Юлия умолкла. — Не знаете? Очень интересная мысль. Во все века прогресс двигали энтузиасты. То есть люди немножечко одержимые. Вы сейчас говорили так…

— Точно одержимая? Очень милая аттестация с вашей стороны, Игорь Владимирович.

— Ничего плохого в этом нет. Напротив. Это залог того, что дело будет сделано. И хорошо сделано. И вот, говорю, какая мысль у меня воз-никла. Не взяться ли вам за народный театр не в порядке любительства, а по-настоящему? Что, если вам стать его организатором и руководителем? Художественным руководителем.

— Что вы, что вы! — сказала Юлия поспешно. — У меня нет никаких организаторских способностей.

— Неправда, Юлия Павловна, неправда. Вы человек энергичный, человек с фантазией, с выдумкой. Вы умеете и по земле ходить, и летать за облаками.

— Откуда вы все знаете, Игорь Владимирович? Мы с вами и виделись-то раза три всего. А в последний раз…

— Да, кстати! — воскликнул он. — Что такое было с вами в тот раз? Я даже хотел пойти и догнать вас. Но кто-то вошел, и вот…

— Так, нездоровилось. — Юлия уклонилась от ответа.

— Я тоже об этом подумал. Ну что же, Юлия Павловна? Соглашайтесь. Замечательный у вас будет театр.

— Не знаю, не знаю, — ответила она в раздумье. — Слишком неожиданное предложение: я — и вдруг организатор, руководитель! Непривычно и смешно. Между прочим, вы не находите, что здесь холодновато? — Она дернула плечами. Ей хотелось бы, чтобы он догадался и предложил выйти на улицу, на теплый майский воздух. Она ждала этого, она молила об этом внутренне. И он догадался. Он сказал:

— А почему мы непременно должны сидеть именно здесь, где давным-давно перестали топить? Не выйти ли нам на воздух? Честное слово, там теплее.

— Пожалуй. — Она старалась не очень спешить с ответом. — Пойдемте.

На улице он сказал:

— Если не ошибаюсь, сегодняшний вечер у меня свободный. — Достал записную книжку из кармана, полистал странички. — Совершенно верно. Обещал приехать к выпускникам педагогического института. Но их вечер перенесен на субботу, то есть на завтра. Сегодня я, к величайшему удивлению, совершенно свободен.

— Игорь Владимирович! А что, если я вас о чем-то попрошу?

— Я это немедленно для вас сделаю.

— Вы шутите. А я всерьез. Сейчас уже, правда, вечереет. Скоро зайдет солнце. Но мне очень бы хотелось или за город, на природу, или на пароходе поехать…

— За город? — Он задумался. — Пожалуй, лучше на пароходе. Пойдемте к пристани.

И вот Юлия плыла на пароходе с Владычиным, как год назад плыла она с Николаем Александровичем Суходоловым. Но до чего же та поездка, тот вечер отличались от этой поездки, от этого вечера. Не было ни шампанского, ни графинчиков с водкой, ни залежалых закусок пароходного буфета. Стояли на нижней палубе, на корме, облокотись о поручни, касаясь плечом плеча, смотрели, как кипят взбиваемые лопастями винта речные воды за кормой, как река, отражая вечереющее небо, постепенно темнеет, как зажигаются по берегам зеленые и красные огоньки сигнальных фонарей. И рассказывали, рассказывали друг другу о себе, о своей жизни, о своем детстве, о своих мечтах и думах.

— И почему же все-таки вы не женились потом? — спросила Юлия, выслушав рассказ о неудаче Владычина с женитьбой. — Почему не женитесь сейчас?

— Не знаю, Юлия Павловна, не знаю, — ответил он. — Я не искал объяснений этому. Когда меня спрашивают, отвечаю обычно: некогда, времени нет. Но дело, очевидно, глубже. Ведь надо встретить такого человека, который бы не тяготился той жизнью, какая у него будет со мной. Он приобретет одни неприятности — вечное ожидание с утра до ночи. И что получится? Получится раздражение. Сначала одностороннее — с ее стороны. Затем и обоюдное. Пойдет глухая домашняя война. Мама будет, полагаю, на моей стороне. Следовательно, жена моя окажется перед лицом превосходящих сил противника и рано или поздно соберет вещички, да и айда бежать от такого счастья.

— Не понимаю, — сказала Юлия. — Вот моя сестра замужем за партийным работником.

— Да, да, знаю. Знаю, что вы хотите сказать.

— Обождите, пусть уж я скажу. Они живут двадцать семь или даже двадцать восемь лет вместе, и войны у них нет. Сестра счастлива с Василием Антоновичем. — Юлия говорила о Соне, о ее счастье и не замечала того, что Сонина жизнь, о которой она совсем недавно отзывалась как о жизни однообразной, тусклой, неинтересной, в эти минуты уже не казалась ей ни однообразной, ни тусклой, она представала перед Юлией жизнью счастливой, интересной, какой Юлия очень бы, очень хотела и для себя.

— Ваша сестра исключение, — ответил Вла-дычин. — Такие на каждом шагу не встречаются. У нее у самой интересное дело, ее интересы не зависят только от интересов мужа, она и свое может внести в дом. И вообще она женщина содержательная, с удивительным характером.

Тут Юлии хотелось крикнуть: «С чего вы так принялись хвалить Соню? Есть женщины получше Софии Павловны Денисовой, в которой, по правде-то говоря, совсем и нет того, о чем вы так вдохновенно декламируете. Оглянитесь вокруг, всмотритесь повнимательней». Но она промолчала.

Пароход остановился у Скита. Через полтора часа он пойдет обратно. До того времени можно погулять по берегу, в таинственном мраке, под старыми коряжистыми, ощипанными озерными ветрами, двухобхватными соснами.

Юлия оступилась среди этих сосен, вскрикнула, Владычин поймал ее за локоть. Она замерла на миг, чувствуя его крепкую руку, ждала, ждала чего-то, ждала с бьющимся, взволнованным сердцем. Но рука отпустила локоть. Шли вдоль берега, по плотному накрытому озером песку, спотыкались о корни, толстые и змеистые, выползшие из береговой толщи почти к самой воде. Было пустынно, тихо, только плескалась отсвечивающая на изгибах вода да с однообразной настойчивостью скрипели где-то уключины.

Возможно, что уже надо было возвращаться к пристани, к пароходу. Но Юлия все шла вперед и вперед, не отдавая себе отчета — куда, зачем и почему. Покорно шел следом и Владычин. И только, когда далеко, очень далеко позади пароход дал первый гудок, предупреждавший о скором отплытии, он спокойно сказал:

— Юлия Павловна, а мы опоздали.

— Это вас очень беспокоит, Игорь Владимирович?

— Меня? Нисколько. Я же вам сказал, что вечер в пединституте перенесли на завтра. Я свободен.

В конце концов она стала зябнуть. Он сказал:

— Хорошо, что я под пиджак надел этот джемпер да захватил этот плащ. Какая комбинация вас больше устроит: пиджак с джемпером или джемпер с плащом? Можно еще плащ с пиджаком.

— Решайте сами, — ответила она устало.

Он надел на нее снятый с себя джемпер. Джемпер еще хранил тепло хозяина. Юлия улыбнулась в темноте. Он надел на нее и плащ, который нёс в руке; старательно застегнул все пуговицы. Сам остался в пиджаке.

— А вам не будет холодно? — спросила Юлия.

— Холодно, возможно, и будет. Но я не простужусь, Юлия Павловна, не беспокойтесь, пожалуйста. Как все тупицы, я по утрам делаю физзарядку и обтираюсь водой из-под крана. Ну так, — сказал он серьезно. — Следующий пароход, как гласит расписание, будет только около шести утра. Следовательно, надо искать пристанище. Пошли, Юлия Павловна.

— Куда?

— Не знаю. Куда-нибудь. Где-то здесь рыбацкая деревушка должна быть.

Они месили песок меж соснами. Они натыкались на сосны. В конце концов, когда Юлия уже еле передвигала ноги, вышли к такому месту, где над озерным берегом господствовал обрывистый высокий холм. На холме стояла деревня — чёрные силуэты крыш вычерчивались на фоне синего звездного неба. Под обрывом, на берегу, чернели перевернутые днищами кверху большие рыбацкие лодки. К самому подножью обрыва теснились приземистые строения неизвестного назначения.

— Нам повезло, — сказал Владычин. — Это бани, Юлия Павловна. В них и моются, и сети коптят. Чтобы не гнили. Давайте зайдем в любую.